Ну а потом, включить любимый сериал “Секс в большом городе”, разложить вкусняшки, достать самый красивый и тонкий бокал и утонуть в кресле, блаженно улыбнувшись.

– Смешной я человек, – подумала Саша. – Радуюсь какому-то простому вину и зачуханным роллам. Трагикомичный, вернее.

Но счастья – даже временного и такого призрачного, алкогольного не случилось. Навалились все мысли одной плохо пахнущей кучей. И как бы не хотела Саша сейчас освободиться, легко махнуть рукой и сказать, как героиня Скарлетт: “я подумаю об этом завтра”, но не могла. Она будет думать об этом сейчас. Даже не думать, а перегонять чувство вины по кругу от Макара ко врачам, ко всей системе, России в целом и людям, нетолерантным к отличающимся детям – она и сама была нетолерантна, и поэтому представляла, что ждет их с _____.

Что там сказал врач тоном, с каким обращаются либо к тяжелобольным детям, либо последним наркоманам? Берегите себя. Берегите его. Вы одни. Одни.

Она одна.

Против всего мира, одна.

У Саши заломило в висках, и она глотнула еще красного из бокала, причем немного перестаралась и несколько капель упали на грудь. Кровяные тельца. Черт! Саша попыталась оттереть их пальцами, но поняла только, что испортила одну из хороших футболок.

Да пошли все-все они к черту! Зачем ей теперь эти вещи? Зачем? Куда она будет ходить? В больницу? В реанимацию? Чем старше будет становится ______, тем незаметнее будет становится она сама. Саша стояла перед шкафом и злобно смотрела на свои вещи – которые с такой разборчивостью и нежностью подбирала в магазинах – джинсы разных оттенков голубого, синего и серого, платья, преимущественно откровенные, но не пошлые, длинные юбки для женственных луков, спортивный костюм для удобного перелета, кожаный бомбер, который она так любила, что проходила прошлое лето почти не снимая, пальто в нескольких цветах и фасонах, сумки пельмешки, кроссбеги и шоперы, все для разных целей и образов.

Через несколько минут она обнаружила себя сидящей на куче вечей, которую только что яростно срывала с вешалок и топтала ногами. Хотела отомстить всему миру, злобному, сучьему, ненормальному. Миру, который не оставлял выбора, людям, которые смеялись – и еще будут смеяться, жалеть – ее с довеском, с чемоданом без ручки, с главным виновником в ее жизни.

Надо остыть. Саша встала как вкопанная и молча слушала, как в ванной подкапывает вода. Кап. Кап. Кап. Может смыть эти мысли?

Но они не смывались, лишь Саша поменяла декорации вокруг себя.

– Мама, папа, ну почему вас нет. Как так? Я одна, одна. – покачивалась она из стороны в сторону, образуя вокруг себя волны по воде.

– Мама, мама, ты виновата не меньше всех, – Сашины винные слезы смешивались с душем. – Почему ты меня бросила?! Ни разу не задавала этот вопрос. Но сейчас, ой, как ты сейчас бы мне помогла. Как бы помоглааа…

Она от слова перешла сразу к завыванию, тянула букву “ааа”, меняя тембр и уменьшая громкость голоса, пока стало нечем дышать. Саша знала, но не хотела признаваться себе, что ее мать – не поняла бы. Не помогла бы. Ее мать добила бы ее своим холодным голосом или, что еще хуже, легким тоненьким щебетанием.

А отец? Отец занят на работе, за много тысяч километров от нее строит бизнес, старается закрепиться и не знает, не знает, какого приходится ей. Да, она виновата сама, что не рассказывала ничего, показывала лишь спящего ___, избегала вопросов. Но он ведь должен что-то учуять и спросить, например, так:

– Дочь, что с тобой случилось? Немедленно рассказывай в подробностях.

Но нет, он слишком занят, что даже по видеосвязи им удается поговорить раз месяц.

…А, какая разница, об этом всем думать.

Да и как это сказать? Кому сказать? Кто услышит?

Вот прямо так и выпалить: так устала от этих переживаний, что совсем не хочется жить.

Страшно. Нет, даже мысль развивать не будет. А все-таки? Ей можно такое чувствовать? Кому, если не ей? Неужели тем, у кого все внешне в порядке, а мучает неведомая хрень, под названием депрессия, диагноз, поставленный себе самой бесплатно.

“Ведь я же не виновата. Если бы не мир, если бы не суки, которые меня окружают, не он, не бездушные соседи, не государство, то может мне жилось бы легче?

“Я одна. Одна против сук”.

И эта мысль вертелась в голове, пока она пыталась заснуть, абсолютно трезвая, но разбитая на тысячи осколков, каждый из которых очень больно резал душу.

А может, ей надо обратиться к психологу?

______

Утром выпал снег. Пушистый, белый, удобный и для игры в снежки и для того, чтобы сделать ангела, для того, чтобы провести день на солнце, на свежем воздухе. Настроение было удивительно неплохое и Саша решила прогуляться. Больше двух часов она с коляской кружила по ближайшим окрестностям – дошла до парка, прогулялась по аллее, смотрела на елки, подсвеченные солнцем, на дикие бриллиантовые отблески в сугробах – и вчерашние мысли показались ей чернушными.

Да, нужно срочно с кем-то поговорить. Но с кем?

Сколько раз она проходила мимо столбов с объявлениями, с социальной рекламой, предлагавшей помощь бездомным, матерям, попавшим в кризисную ситуацию, наркоманам и алкоголикам. Но сейчас остановилась перед одним из десятка и, будто только этого и ждала, записала номер психологической помощи, “Телефона доверия”. Тратить деньги на хорошего психолога сейчас она не могла. Это 4000 или 5000 рублей из бюджета каждую неделю. Нет. Нужен был простой человеческий разговор, нужно понять, что она не одна.

Но, когда она вернулась домой, желание позвонить совершенно незнакомому человеку, даже не видя его живую реакцию, показалась какой-то дикой. Если она не решится позвонить сейчас, в ярком будничном цвете, то ночью опять придут эти мысли. Нет-нет!

Гудки, гудки, гудки. Саша молила, чтобы трубку не сняли. Нет, послышалось приветствие, соцработник по ту сторону представился, но имя проскользнуло мимо Сашиного восприятия.

– Расскажите, что случилось? Мы просто поговорим. Это анонимно, – уточнили там, на другой стороне.

– Я… – Саша запнулась, голос мгновенно осип, ей стало страшно и опять, почему-то совестно, за то, что она родила такого ребенка.

– Не торопитесь, – сказал голос, и Саша даже сквозь мысли о повышенной нервной потливости поняла, что он слишком молодой.

– Я … родила ребенка … инвалида. И я так больше не могу…

Телефон молчал. Видимо, Саша попала на стажерку, которая за день успокоила столько старушек, страдающих несуществующими болезнями, девочек, которых бросили парни и якобы обижают родители.

– Могу я поговорить с кем-то поопытнее? – не ожидая от себя такой прямоты, глухо сказала Саша телефону.

– Конечно, – с облегчением донеслось до нее, – ждите, пожалуйста, на линии.

Естественно, ждать она не стала. Хотела сразу же перезвонить, чтобы соединиться с другим душевным помощником, но… Сама себе не могла объяснить, что это за "но". Она потерпит. Потому что даже бесплатные душеврачеватели не могут ей помочь.

“Весь мир театр, а люди в нем актеры” Саша с удовольствием бы перефразировала исходя из своего морального состояния: “Весь мир дерьмо и люди в нем суки”.

Однако, это моральное излияние было в таком виде первый раз. Саша поняла, что можно пить, но не перегибать палку, так, чтобы просто стать немного веселее, но не утратить контроль, так, чтобы ____ был всегда рядом, вернее, в соседней комнате, и она могла в любой момент посмотреть, как его самочувствие. Пить плохо, алкоголизм ужасен.

А женский алкоголизм неизлечим – говорят они. Кто они? Некие они, нейтральное общество, которое только и умеет морализаторствовать, надевать белое пальто и показывать пальцем на антисоциальные элементы. Но они не понимают настоящей жизни, они живут в мире, где самым неприятным может быть лишь то, что ты не само реализовался так, как хотел, а живешь хорошо, только порадоваться совсем не можешь. Хотя…