– Домиция, после театра, пошла в гости к актеру Парису и там отдалась ему. Так велели передать фрументарии[42].

Но Домициан даже не открыл глаза, наслаждаясь блаженством сексуальных игр. Клодиан поклонился и также тихо исчез.

Прошло несколько часов, когда уже Цезарь находился во фригидарии[43], прежде, чем его потревожили опять.

– Повелитель! – послышался голос Стефана. – Августа Домиция Лонгина прибыла во дворец и сейчас в покоях Домициана-Младшего.

Лишь после этого Домициан быстро среагировал, отшвырнул в сторону рабынь, накинул на себя новую белоснежную тогу и отправился к сыну.

Ребенок спал. Ни рабы, ни эскулапы не отходили от него. Здесь же находилась и Домиция Лонгина. Эта высокая, под стать своему мужу, 29-ти летняя императрица, стояла в белоснежном цвете пеплуме[44] поверх которой украшала золотистая палла[45]. С вьющейся прической, которую идеально украшала диадема из золота с драгоценными камнями. Она была настоящей законодательницей моды среди высшего сословия Рима. Но внешний вид в данный момент ее не интересовал. Она обеспокоенно смотрела на своя дитя и не знала, чем помочь.

– Разбудите его! – приказала было она.

– Нет, пусть спит! – прервал ее входящий Домициан.

– Почему? – обратилась Домиция к супругу. – Я хочу поговорить со своим ребенком.

– Успеешь! Ему дали лекарство и нужен покой.

– Утром же было все в порядке.

– Нет, он со вчерашнего вечера болен. А утром, видимо, ты так спешила в театр, что даже не проведала нашего сына.

– Конечно, я как всегда во всем виновата!?

– Ну, а кто? Разве можем мы, божественный император, быть в чем-то виноваты?

– Я не хочу это слышать. – закатила она глаза. – Хотя бы дома, ты можешь говорить о себе в единственном числе?

Домициан лишь криво улыбнулся на один бок.

– Я пойду лучше к себе, переоденусь. – оповестила она.

– Не стоит, сейчас к нам пожалуют гости. Так что надо быть красивыми.

– Какие гости?

– Родственники, и старый друг.

– Я не хочу оставлять сына.

– Это дворец, любимая. Тут тысячи наших рабов. Он точно не будет один.

Во дворцовом триклинии уже все было готово к пиршеству. Столы из мрамора и слоновой кости стояли, как и положено, буквой «П». В центре стола, вопреки правилам и традициям, да и уставу тоже, уже возлежали Домициан с Домицией, хотя должны были прийти после последнего гостя. Никого еще не было, кроме преторианцев, охранявших зал и суетившихся рабов, которые носили блюда и разные сорта вин, не забывая украшать столы. Всего было в избытке: это и всевозможная рыба, жаренное и варенное мясо, деликатесы в виде икры и языков фазана. Фрукты и сладости, в виде орехов в меде и фиников в дынном соку.

– У тебя сегодня так много свободного времени оказалось? – первой прервала молчание Лонгина. – Или ты просто решил отдохнуть?

– Тяжелый день. – холодно произнес он. – Мы были сегодня в сенате, а после их посещения на нас вечно нападает депрессия.

– По-моему, она тебя и не покидает никогда.

– А как твой день прошел, дорогая наша?

– Проведала греческий квартал, там недавно обрушилась инсула и погибли люди. Дети остались сиротами, пришлось помогать, чем могла. Дала монеты. Обещала найти им хорошие семьи. После чего посетила театр.

– И какое представление там было?

– В греческом квартале или театре?

– Не смешно, Домиция.

– Я будто на допросе.

– Мы тебя не допрашиваем, а просто интересуемся, как наша законная супруга провела сегодня день. И нам хочется знать все в деталях.

– Что именно тебе интересно знать? Наглядно показать, как играли актеры?

– Да, это было бы увлекательно.

Но в этот момент гигантские двери отворили стражники и появился номенклатор[46]. Он поклонился и громко произнес:

– Божественный император и божественная императрица, пожаловали Тит Флавий Сабин и Тит Флавий Клемент.

В триклинии появились двое, среднего роста, мужчин. Титу Флавию Сабину Младшему было 55 лет, и он являлся сыном родного брата императора Веспасиана. Титу Флавию Клементу, уже его сыну, было 33 года, и он лишь на год старше самого Домициана. Крепкие телом и слегка упитаны, они являлись точно настоящими Флавиями. Поприветствовав цезаря, молча улеглись на свои места.

– Божественный император и божественная императрица, пожаловал Марк Кокцей Нерва. – вновь объявил номенклатор.

В триклиний зашел высокий худой человек 48-ми лет с близко посаженными глазами, крючковатым носом и длинной шеей. Он поклонился императору и стал долго искать куда прилечь, после чего произнес:

– Повелитель, могу ли я выпить вино? Жажда меня просто замучила. Я так мечтал о холодном напитке.

Домициан лишь слегка кивнул, и раб наполнил кубок Нервы.

– Божественный император и божественная императрица, пожаловал префект преторианцев Корнелий Фуск. – выговорил раб.

Фуск, осмотрев всех гостей, возлег рядом с Нервой.

– Божественный император и божественная императрица, пожаловал Плиний-Младший.

Появился парень двадцати двух лет, высокий и статный, весь вид которого подчеркивало его знатное происхождение. Он поклонился и возлег на свое место с отрешенным видом.

– Божественный император и божественная императрица, пожаловал консул Рима Квинт Петиллий Цериал.

Консулом был седой подтянутый военачальник 52-х лет, который прославился тем, что постоянно находился при всех Флавиях и завершал после Тита завоевание оставшихся бунтующих городов в Палестине.

– Божественный император и божественная императрица, пожаловал новый гость по имени Марий!

– Пусть проходит! – встал император. – Приветствуем тебя страж храма Юпитера Капитолийского. – и он захлопал.

Все гости поднялись. Старик неуверенно зашагал внутрь, и поцеловал руку цезарю.

– Повелитель мой, – заговорил пожилой человек. – меня несколько раз обыскивали. Неужели ты думаешь, что я могу желать твоей смерти?

– Прости их, они часто переусердствуют. Возлежи, просим тебя, рядом с нами. – и Домициан указал на место.

Старик прилег и начал внимательно рассматривать зал.

– Тут везде ведется строительство и реконструкция, так что не на что смотреть пока что. – ответил император на незаданный вопрос.

– Так или иначе тут все красиво.

– Налейте всем вина и отпейте. Проверим, нет ли там яда. – приказал, все еще стоящий, цезарь рабам и, когда те исполнили, продолжил: – Хотим выпить за человека, который спас нам жизнь четырнадцать лет назад. Если бы не он, сейчас нас не было бы на свете. Мы живы, только благодаря ему.

Кубки быстро опустошились и все возлегли.

– Мой господин. – заулыбался старик. – Тебя спас не я, а боги. Юпитер захотел, чтобы ты жил. Мне как-то предсказал оракул по имени Асклетарион, что я спасу будущего императора от смерти.

– Он жив еще?

– Да, мой владыка. Его все знают.

– Продолжай. Что он еще предсказывал?

– Сказал, что за спасенную кровь надо платить кровью. Правда, он это не пояснил.

– Это значит, что будет угрожать опасность тебе. – вмешался Нерва, вновь наливая вино, но уже сам своей рукой. – Смерть.

– Боги накажут меня за то, что я спас нашего императора? – фыркнул старик. – Да я готов умереть хоть сейчас.

– Послушай нас! – обратился к нему Домициан. – Пока мы живы, никто тебе не навредит, никто не обидит. Ты можешь даже жить во дворце, как полноценный его обитатель. То, что ты сделал для нас невозможно оплатить даже всеми сокровищами мира.

– Повелитель мой! – усмехнулся пожилой гость.

– А теперь, мы бы хотели, чтобы ты вспомнил события четырнадцатилетней давности и рассказал всем присутствующим, а это самые близкие нам люди, все подробности, если помнишь, конечно. Тем более здесь присутствуют сын и внук погибшего тогда нашего дяди, префекта Рима, Тита Флавия Сабина.