– Должен? – немного испугался я. – Чего ж попросишь?

– Увидим. Но дорого не возьму, не беспокойся… всё же ты платил мне: твоя бледная тень и твоего брата бродили тут у меня в преддверии двадцать лет тому, то чего-то стоит тоже, – будто ухмылка в голосе. Может она насмехаться?..

Мне стало не по себе от воспоминаний о том, как лежал при смерти, значит «бродил здесь»… но этого не помню.

– Помнишь, Эрбин, во сне тебе это является иногда, наяву не помнишь потому, что слишком много жизни в тебе…

Я не хотел рассуждать с Ней об этом, тем более вспоминать или воображать то, как полутенью бродил в её царстве.

– Благодарю, Царица Тьмы, – сказал я, уже намереваясь вдохнуть и выйти отсюда.

– Может… – сказала она, инно с сомнением, – хочешь ещё чего-то? Повидать кого?

Я замялся, если я попрошу Аяю мне показать, захочу ли возвращаться отсюда к жизни? Не захочу ли тогда остаться здесь с ней?..

– Нет, – сказал я, с трудом заставив себя.

– Нет? – Она испытывает меня, ведь знает мои мысли и ждёт, что я попрошу, заманивает.

– Нет.

– Подумай хорошо, Эрбин, я редко предлагаю…

Да-да, заманить хочет. Ещё бы такая добыча – предвечный, добровольно оставшийся здесь, живой среди мёртвых…

– Она не мертва. Её нет здесь.

– Что?! Как это нет!? – вздрогнул я.

– Среди мертвых её нет.

– Я же видел…

– Ты видел то, что тебе показали. Что видели другие.

– Тогда… – сердце забилось сильнее от гнева. – Кто обманул меня?!.. Покажи мне Мокшена…

– Не получится тож… Тухлые ошмётки, что были душами твоих рабов, развеяны вовеки, слава Богам, мне здесь меньше смрада… Не с кого тебе спросить, Эрбин.

– Развеяны? – о таком я слышу впервые. Развеять мёртвые души, кому это могло быть нужно? Да и кто способен на такое? Это ж силу какую надо иметь?..

– Во власти сильного чувства даже обычные люди становятся подобны Богам, что уж говорить о предвечных, – довольная моим удивлением и замешательством, проговорила Она.

И, помедлив, добавила:

– Твой брат развеял их.

– Арий?.. С чего это его обуяли чувства против моих мёртвых рабов?

– Ну… это ты спроси у него. В ваших душах я не чтица.

И я вдохнул, наконец, выходя обратно на белый свет. Галтей в изумлении смотрел на меня, приподнявшись с подушек. Я и забыл, что пришёл сюда, чтобы спасти его от неминуемой мучительной смерти.

– А… Галтей… Год тебе дан на радость самому и твоему сыну. Его благодари, истовое прошение слышит даже Смерть. Прощай!

Я направился к дверям. Слишком странным, удивительным оказалось это путешествие за Завесу, чтобы я сейчас мог думать о чём-то кроме загадок, что вновь посеялись в мою душу.

– Сил!.. – по-прежнему изумлённо позвал Галтей.

Я обернулся.

– Что ж за неугомонный ты человек, Галтей, даже Смерть уступила колготу такую! – пробормотал я. – Спи теперь, желвь твоя к утру рассосётся, здоровый встанешь, любиться, радоваться будешь как молодой… Всё!

С моим словом «всё!», он упал на подушки, уснув. А я подошёл к двери и едва не вышел в неё без стука, совсем забывшись в своих мыслях.

… Эрик вышел странный, почему-то удивлённый, будто что-то чудное увидел там. И рассеянный.

К нему бросились волною все, кто был в покоях, расступившись перед Мареем-царевичем.

– Что скажешь, Сингайл?

– Год ещё ходить в царевичах тебе, Марей, год подарен отцу твоему. Но через год, не обессудь, Смерть заберёт его единым мигом, – сказал Эрик, которого я перед всеми опять представил древним беловолосым старцем. – До утра не беспокойте его, сон сейчас его лечение.

Марей-царевич просиял чудесной улыбкой, молодея сразу на много лет, светлея лицом.

– Сингайл!.. Благодарю тебя! Благодарю! – восторженно воскликнул он. – Чего хочешь, проси у меня!

– Попросил уже, – ответил Эрик, даже не взглянув на него.

– То злато уже отправлено. Но что злато, когда…

– Довольно, Марей-царевич, – Эрик строго взглянул на него, будто на маленького непоседу. – Бывай здрав, и прощай.

Он посмотрел поверх голов и произнёс на всю обширную горницу:

– Все прощайте! Не дай нам Боги опять увидеться, чью-то смерть уговаривать…

После этих слов все расступились перед нами, пропуская к дверям. Мы вышли, уже никем не сопровождаемые и долго шли по коридорам. И как Эрик, который и по сторонам-то не глядел, находил тут дорогу, не пойму… мы вышли с ним на крыльцо, где нам почтительно поклонились стражники, наши лошади уже были готовы, конюшие держали их под уздцы. Ни Эрик, ни я садиться в сёдла не стали, пошли так, ведя коней вповоду, спустились в город, и весь этот путь Эрик проделал молча, сосредоточившись на своих мыслях. И только в гуще леса уже вдруг качнулся и остановился, опираясь на дерево.

– Что с тобой? – я тронул его за плечо, он повернулся ко мне, тут отводить глаза некому, мы уже самими собой глядели друг на друга.

Он очень побледнел, пот выступил у него на лице, Эрик поднял на меня потемневшие глаза.

– Отдохнуть надо, Ар… Силы Та сторона вытягивает как ничто… – и опустился на землю, опуская голову на руки, опершись на колени.

Я сел рядом с ним, протянул ему флягу, наполненную целебным мёдом, придающим сил в таких случаях.

– Ничто… ничто оно и есть ничто, – сказал я.

Он покачал головой.

– Ты ошибаешься, там совсем не ничто… – тихо проговорил он.

Я не стал спорить, я не спешу узнать, каково Там. Мы сидели рядом, прижимая спины к стволу старой берёзы. Кони пощипывали траву в стороне. Сухая трава покалывала лядви сквозь тонкие штаны. Солнце только перешло на вторую половину дня, а мы уже возвращаемся, это славно. Аяя довольна будет, я не люблю оставлять её одну, мы везде ходим вместе все эти два десятка лет…

– Ар… ты… – Эрик снова сделал глоток из фляги. – Ты развеял души моих мёртвых рабов. Чем они достали тебя? Чем эти ничтожные могли тебя достать?

Каких рабов, что он городит?

Эрик, всё ещё бледный, посмотрел на меня, и сказал снова странное:

– Ты не ври зря. То, что ты сделал это, меня не трогает, я убил их своими руками, насладившись тем, как их вонючая кровь текла по моим рукам до самых локтей. Но почему ты встретился с ними? Почему ты развеял их мёртвые души? Где вообще ты мог повстречать их, ежли ты на Ту сторону не ходок?

Вот уж в чём обвиняет меня вовсе не пойму… И ведь говорит серьёзно…

– Али врёшь и таскаешься туда-сюда зачем-то? С тебя, паршивца, станется, вечно какие-то новые знания обретаешь и таишь от меня… Чего ты ходил туда? Откуда Смерть знает тебя так хорошо? – он прожигал меня глазами.

– Эр, я не понимаю ни слова из того, что ты сейчас говоришь, и о чём… Я сроду за Завесой не был! – сказал я, чувствуя, что один из нас сошёл с ума или остался во власти ещё не этого мира.

Но он, прищурившись, смотрел на меня, не веря ни одному моему слову.

– Какая же ты сволочь всё же! – наконец прошипел он. – Вот убеждаюсь в сотый раз, а всё надеюсь на иное, всё иду к тебе, холодная жопа, за братским теплом! Всё… Что ты врёшь мне сейчас? От чего пытаешься мне глаза отвесть? Что прячешь? Новые дары обнаружил в себе и не хочешь открыться, зависти, что ли, моей боишься? Когда научился на Ту сторону ходить?

– Да ты что, Эрик? Обалдел что ли? Что ты там увидел такое? – до чего сложно отвечать за то, в чём не только не виновен, но и не понимаешь даже, в чём винят тебя…

Эрик отвернулся, зло оскалившись, и проговорил, прижимая затылок к толстой коре старого дерева, прикрыв глаза:

– Зубы бы выбил тебе сейчас, да самому тогда шамкать придётся целую вечность, у-у-у… – хрипло выдохнул он.

Я предпочёл промолчать, кто его знает, чего стоит такое избавление от смерти, вот и помешался. Пройдёт… Эрик, действительно, задремал от слабости, соскользнув головой мне на плечо. Так мы просидели довольно долго, я не беспокоил его, позволяя набраться сил, иначе, пожалуй, пришлось бы тащить его на себе до его дома, а это далеко, а мне домой хотелось поскорее…