Проснулся Эрик на закате, выпрямился, выдыхая, огляделся. Я потянулся, расправляя затёкшие члены, и поднялся на ноги. Он посмотрел на меня.

– Долго сидим?

– Порядочно. Ночь скоро, пойдём, Эр.

– Что спешишь? Баба тебя добрая разве дома ждёт? Я не увидал никого… – он тоже поднялся.

Отряхнул зад, расправил рубашку, волосы пригладил и снова посмотрел на меня.

– Да ты и в этом лжёшь, – зло дёрнув губой, сказал он. – Точно ждёт какая-то, мне даже не показал… Боишься, отберу? – он усмехнулся. – Правильно, бойся, даже если кривая карга, назло приду и отберу у тебя, лживого гада!

– Боги! Да что ты взъярился-то?! На что? – не выдержал я.

– Пошёл бы ты к чёрту, лживая сволочь, паршивая дрянь! Вечно за дурака меня держишь! Всю жизнь всё тайком… Я к тебе всем сердцем, а ты всё норовишь кусочек пожирнее оттяпать и тайком проглотить! – прорычал Эрик.

Я разозлился тоже, и меня уже за сердце взяло то, что он обвиняет меня сам даже не пойму в чём, подозрительность какая-то, как у безумца. Только он вовсе не безумен, вот что хуже всего в этом разговоре, в чём-то убедил себя и теперь его не сдвинешь.

– Знаешь, Эр, не я сегодня пришёл к тебе и просил о помощи, ты пришёл и я помог, – весь кипя, но очень тихо сказал я. – Чего ты теперь взбеленился, я не могу понять, сдурел там, на Той стороне… ну так прояснятся мозги, сам придёшь, помиримся. Ну тебя к лешему!..

Я развернулся и пошёл прочь от него до своего коня, вскочил в седло, вызвав недовольный храп Звёздочки, резкостью своих движений, и шлёпнул её по крупу ладонью, хлыстов мы с Аяей не держали. Скорой рысью поспешая домой, потому что хотя и огорчил меня Эрик возвращением своей непонятной неприязни, всё же думать об этом мне было уже недосуг, я хотел поскорее попасть домой, где так тревожно мне оставить мою «добрую бабу», как выразился Эрик. Показать тебе, да щас!..

Я смотрел вслед удаляющемуся Арику, и злился всё больше, чувствуя, что он скрывает значительно больше, чем я мог подумать. Всё же какой гадёныш мой брат! Вечный и непревзойдённый гадёныш! Всегда и во всём хотел быть выше и сильнее меня! Нет, я достану тебя, погоди…

…Да он и не придёт, уж вечер, вон как надолго ушёл и не сказал даже куда и зачем. Конечно, то брат, а кто ты? Кто ты такая? Сколько эдаких перебывало у него за его долгую жизнь? Бесконечную жизнь… Он и счёт давно потерял им…

Им… Не «им», а нам, чем я отличаюсь от всех, такая же временная, как всё у него. Как жёны, семьи… и даже дети.

Уйти пора. Он тяготится, вот и не показывает брату. Про яйцеголового чего-то вспомнил… Нарочно, чтобы уколоть меня, указать моё место. Ведь я… Конечно, считает потаскухой, если боится с братом познакомить, думает, за любым пошла бы только золотым браслетом помани, как вчерашний, как там его звали… Гайнер… А они и верно, липнут, как мухи. Вот только я не мёд, я…

У меня с гудением разболелась голова от слёз, от обиды, от запутанных мыслей, от растрескавшихся вдруг чувств. Я взяла большой платок, тканный из тонкой шерсти, расстелила его, намереваясь в него увязать мои вещи, что на первое время понадобятся. А там… А там видно будет. Когда ещё собиралась к какой вышивальщице податься… настало время. Не надо дожидаться, пока он погонит, потому что тогда не пережить, сердце остановится, ежли он скажет: «иди прочь, постылая»… Мне больно даже думать о том. Самой уйти надоть…

Давно, давно надо было. Что тянула? Думала, любит тебя? Глупая ты! Которая ты по счёту у него? Любит, не смеши! У Марея была первой и то, как поступил он?..

А если и этот вот так продаст кому? Может не за деньги, так за что другое. У него до злата алкоты нет, до знаний есть, как у меня, до могущества… Мало ли, кто разохотиться на мой счёт, что же ждать, пока опять возьмут власть надо мной?.. Меня передёрнуло и замутило от этих мыслей.

Я почти без сил собирала в узелок две пары тёплых чулок, золота пару горстей в отдельный узелок завязала, простит, небось, за кражу, несколько платьев, душегрею… Села, задумавшись, что ещё надо. Ничего не надумала, связала узел. И подошла умыться к рукомою, а над ним зеркало, Арий много лет назад приладил. У нас вообще много зеркал теперь было, и на печи одно висело, и в простенке, и настольное, и ещё одно в серебряной раме с красивой ручкой, украшенное драгоценными каменьями. И вот, когда я распрямилась, умывшись, что-то, нет, кто-то мелькнул у меня за спиной в правдивом стекле, я обернулась, но никого со мной рядом не было. Показалось, должно… хотя, я так ясно видела чьё-то усмехающееся лицо. Или только усмешку?.. В голове мутится, похоже.

От головной боли клонило в сон, но уже вечереет, куда спать? Надо отправляться, тогда до темноты в ближнее село успею, переночую у какой старухи, может, и вовсе у себя оставит…

… Я почти бежал к дому. Не тревога, настоящий страх, что дома неладно, гнал меня всё быстрее. И вот, даже не расседлав Звёздочку, я взбежал на крыльцо, уж вечереет, а в окнах ни огонька…

На пороге мы столкнулись с Аяей, заплаканной, какой-то растрёпанной, и с узлом в руке.

– Что это? – спросил я, отступив на шаг.

Он лохматый и бледный, волосы от пота намокли, пот на лбу, глаза белые, что так бежал? От кого? Не успела я…

Сейчас скажет, любит, руками хватать начнёт, а ты и поверишь, растаешь, потечёшь… Опять поддашься, поверишь, слюнявая слабачка, какая ты предвечная, ты всего лишь тряпка, послушная кукла в его дому. Он заменит тебя на другую за два дня…

… Уйти собиралась? Уйти от меня? Куда? К кому? Кто увлёк её? Почему растрёпанная такая, что тут было? Кто трепал её… Кто он? Где схоронился? Али… в лесу где ждёт?

– Ты… – задыхаясь, проговорил я, не зная, что сказать дальше.

А голос в голове услужливо подсказал: шлюха она, Мареева ещё шлюха! К кому податься намерилась? К Марею? Али к богачу вчерашнему? Конечно, всё золото любой отдаст за красу эдакую… Что ты ей, отшельник замшелый, уху тебе варить, да рубашки шить, опостылел за столько лет…

– Куда… идёшь? – осипнув, проговорил он.

– Не мешай, Арий, нечего мне больше делать здесь.

Он и не подумал мешать, отошёл в сторону, пропуская меня.

– Что ж ты… Тайком уйти хотела? – проговорил он, пока я натягивала постопы. – Одёжи не взяла совсем… Али тебе незачем энту простую брать-то, небось, золотом шитую посулил?

– Посулил? – переспросила я, не понимая, а потом догадалась, что он всё о вчерашнем приставале, и усмехнулась, вот и всё, что надо ещё? Так и считает, что я продаваться пошла. Ах, Огник… А говорил, любишь. Хотя когда и говорил-то… Ужо позабыл про то…

И я промолвила ответно:

– Ну, конечно, что я тут в лесу, как медведиха засела. Я тоже на людей поглядеть хочу. Двадцать с лишком лет торчу хуже кикиморы… – дерзко и даже с вызовом сказала я, задираясь.

– Потому и детей не рожала мне… – шелохнулся он и взялся за дверь в горницу. – Ступай, что ж… скатертью дорога…

Я вышла на крыльцо и пошла на подгибающихся ногах, такая слабость овладела мной. Куда я иду… куда? Как я без него? Я ведь люблю его так, что дышать не могу не видя его лица, не слыша голоса, не касаясь… Как я вечно буду без него?.. Я не могу без него… Даже света нет без него… Всё померкло разом… Огник…

…шажки лёгкие по доскам на крыльце… немедля краска вся с дома облезет без тебя, вся жизнь моя полиняет и кончится без тебя, ни души, ни сердца не было и нет у меня без тебя… куда ты, Аяя, я умру без тебя… жить не стану один…

…Что это? Тьма надо мной… Ты отпустил меня? Огник… всё… я умираю…

И вдруг всё тот же знакомый голос, что говорил во мне весь день, вышел из моей головы и засмеялся рядом.

– Нет, не умираешь, мне дохлятина ни к чему, ты мне нужна живая! – сверкая невыносимо прекрасным сияющим лицом, захохотал Повелитель Тьмы.

Я похолодела, дрожа, я думала, я была уверена, Он давно утратил интерес ко мне…

– Не-ет! Нет, Аяя! Селенга-царица, никогда я не оставлю тебя, не надейся!.. Взбесится полмира из-за тебя, как я могу упустить такое оружие против людишек?! Против душ их слабых?!.. Что, надеялась, любовью своей Арий предвечный убережёт тебя? Как щитом прикроет? Не жди! Он любит одного себя!