– А Митя с кем? – спросила Таня тревожно.

– С бабушкой. Не волнуйся.

Успокоившись, Таня подложила руку под голову. Вова неотрывно смотрел на нее, а Таня разглядывала потолок, на котором не было ничего, кроме небольшой, самой обыкновенной трещины. Не зная, что может ей встретиться во взгляде мужчины, Таня избегала возможности узнать.

Собственные огромные чувства переполняли ее.

И поэтому она ехидно сказала:

– Ты вообще представляешь, как тебе повезло? Тебя полюбила такая девушка, как я.

Вова прыснул:

– Блин, вечно ты прикалываешься…

И стал ее щекотать. А Таня и не думала прикалываться – просто не умела по-другому выражать то, что было внутри.

– Слушай, а давай зайдем к твоим родителям? На днях как-нибудь? Интересно было бы познакомиться.

Это предложение застало Таню врасплох. Она простонала:

– О, нет…

Ни за что на свете. Можно себе представить, какой фурор произведет появление Тани с мужчиной. Тем более с таким мужчиной. Не говоря уже о том, что все они получат доступ к ее личной жизни. И… там будет Лиза.

Вова правильно оценил ситуацию. Посмотрел на нее внимательно и попросил:

– Тогда расскажи мне о них.

– О ком?!

– О твоей семье.

Таня не знала, как рассказывать о семье. С чего начать. Что опустить. Что подчеркнуть.

– Я… Нет, не так. Они… Тоже черт-те что. Я не… Хм.

Вова приподнял брови.

– В общем, мама у нас всегда была мадам «Нельзя», а папа был мистер «Можно». Хотя на самом деле разницы между ними особой не было. Они всегда были такими… эмоционально незрелыми. Как будто они не родители, а дополнительные брат и сестра. Обидчивые, легкомысленные, непредсказумые. Никаких педагогических задач, ну хотя бы минимальных. Понимаешь? Замечать, например, в ребенке нормальные человеческие реакции и поощрять их. Задавили кошку – ребенку должно быть жалко. Если ему самому не жалко, надо подсказать как-то… ну я не знаю.

Таня пожала плечами.

Да, так обязаны поступать родители. На прошлой неделе Макс схватил Лизу за горло, начал душить ее и одновременно бить головой об угол стены. Лиза умудрилась расцарапать ему лицо и так укусить за бицепс, что синяк был потом натурально черного цвета. А началось все с того, что когда-то давно Таню отправили жить к дедушке с бабушкой. Туда, где были белые мазаные дома, слепящее солнце, подсолнухи, желтая пыль, розово-белые яблоки. Вернувшись в Москву готовой поступать в первый класс, Таня встретила не только подросшую сестру, но и новоприбывшего человека Макса, который был тогда замотан в пеленки и все время орал. Лиза бесконечно играла с ним в дочки-матери, перематывала его и совала в рот соску, которую он брать не желал. Лиза сердилась и хлопала его по разным частям туловища, отчего он орал еще больше. Позже, уже учась в школе, Таня каждое лето покидала Москву, в то время как Лиза всегда оставалась с родителями. Считалось, что Таня с раннего детства привыкла к разлукам (другое мнение: она была равнодушной и ни в ком особенно не нуждалась). По возвращении она заставала новый виток отношений между сестрой и братом. К моменту, когда Макс достиг школьного возраста, Лиза уже лупила его нещадно[13].

Вообще-то его лупила не только она, так как он постоянно всех раздражал. Мама однажды разбила об его голову твердый каблук домашнего шлепанца. Папа отвесил ему щелбан, от которого у Макса возникла на черепе вогнутость. Однако за следующие несколько лет Макс догнал по размерам Лизу, и теперь ей приходилось несладко. Он выделил ее как объект всепоглощающей ненависти, как отравителя детства, и стал провоцировать ее на драки. А в последнее время он начал качаться и превратился в здоровенного мужика. Лиза обычно визжала, пытаясь отбиться:

– Почему ты решил, что только я тебя била? Тебя все били!!! Почему только я?

Говорить «все», конечно же, было некорректно. Таня его ни разу пальцем не тронула.

Таня посмотрела на Вовин сосок в окружении смуглой кожи и смутилась. Сделала вид, что этот взгляд был случайным. Ей очень хотелось взглянуть и на другие части его тела, но она не решалась.

Вова спросил:

– А кто из них считался главнее? Мама?

Таня вздохнула:

– Периодически. Главой семьи был всегда тот, кто больше всех зарабатывал. Какое-то время главной была мама. Папа – позже, но этот период довольно быстро закончился. Потом Лиза устроилась на работу в рекламное агенство. Подозреваю, что был еще некий приработок… Она гребла просто тонны денег и страшно всеми помыкала. А потом я от них съехала и теперь не в курсе нюансов.

Вова захохотал. Он долго смеялся и даже начал икать. Все это время Таня беспрепятственно им любовалась, пока он не вытер слезы.

– Я просто представил, – простонал Вова, – такую семейку… Надо обязательно с ними познакомиться. Узнать, как все обстоит на самом деле.

Вообще-то Таня надеялась достичь противоположного результата.

– Ты что, мне не веришь?

– Верю, верю… Просто… ну, я не знаю.

Он начал расспрашивать ее о Лизе подробно. Ему, как и всем остальным, казалось, что иметь близнеца потрясающе интересно. Таня отвечала по возможности вежливо, но неинформативно. Наконец, после глупейшего предположения Вовы, будто жить близнецам ровно в два раза легче (ведь можно делиться проблемами и одеждой!), Таня не выдержала:

– Ты не представляешь себе, как трудно иметь близнеца. Обычному человеку этого не понять. Вот… ну представь, что у тебя был бы двойник. Клон. Все ведь привыкли считать себя уникальными. А тут – еще один ты, точно такой же. Как думаешь, что происходит с самооценкой? Более того, этот двойник как бы все время напоминает тебе о том, чего ты мог бы добиться. Обычный человек всегда найдет оправдание: я не мог поступить иначе, обстоятельства были против меня… А тут – твой двойник, в точно таких обстоятельствах, но он во всех отношениях лучше. И у тебя нет оправданий.

Вова задумался, а Таня бросила взгляд на его голый пенис. Он был скрюченным, немножко лиловым, и лежал бездыханно у хозяина на бедре. Похожий на неразвившегося близнеца, какие торчат иногда у людей из спины или плавают в брюшной полости. «Да, – подумала Таня, – им-то везет. Какая-нибудь получасовая операция – и все. Может быть, даже под местной анестезией».

Переварив услышанное, Вова сказал:

– А может, ты просто эгоистка или завистливая? Не хочешь найти в этой ситуации положительную сторону?

У Тани больно забилось сердце.

– Ладно, я так… – он похлопал ее по ноге: плек-плек-плек. – Не дуйся.

Таня не умела смотреть так, как он. Прямо, открыто. Проникающим, колюще-режущим взглядом.

Потом они стали есть дыню в постели.

Вова принес ее мытую, завернутую в полотенце. Нарезал на блюде. Они ели большими кусками и целовались дынными ртами, едва успев прожевать. Вова стащил с Тани полотенце, и сок потек ей на грудь. Он медленно стирал его пальцем и слизывал. Ее нога была рядом с ним, и Вова рассматривал ее пальцы. Нажимал на них, как на кнопки. Таня рассказывала обо встрече с Наташей. Закончила она восклицанием:

– И такие люди еще говорят, что я странная!

Она, конечно, ожидала поддержки. Но Вова только пожал плечами:

– Ты действительно странная.

Таня опешила:

– Секундочку. Ты считаешь, это нормально – врать человеку, да еще так пошло и очевидно?! Все эти «а я ему говорю: ну что, брат Пушкин»… Это такое стародавнее клише… Ну какой смысл? Все равно я рано или поздно узнаю, что Толстая не дарила ей кофеварку!

– Люди таких профессий должны быть яркими. Уметь создать атмосферу, увлечь слушателя… Это и не рассчитано на долгосрочный эффект – так, минутное впечатление. Ты же повелась. Хоть на час…

– Да, но какой смысл? Если б это был последний час моей или ее жизни, то да… а так?