Модные девушки и парни. В классных свитшотах, с макбуками, аккуратными стрижками.
Не то что она.
– Доброе утро… Я… на собеседование к Наталье Загладиной.
– Это там… – махнули ей неопределенно. И почудилось, будто за спиной скорчили рожу.
«Пф! Ходят тут всякие…»
Таня стушевалась. Она уже не рассчитывала встретить здесь обычного человека и потому очень обрадовалась, увидев растрепанную полноватую девушку с глазами как у доброй собаки.
– Таня, да? А я Наташа. Вы не смотрите, что тут такой бардак… Это как бы моя другая работа… Садитесь. Хотите кофе?
– Нет-нет, спасибо. Вот резюме, возьмите.
Тане понравилось то, что Наташа была в ярко-красном свитере. Еще у нее были большие губы и нос, а в кабинете – творческий беспорядок.
Наташа просмотрела резюме, часто взглядывая на Таню и улыбаясь.
– Сначала я расскажу – а можно на ты?
Таня кивнула в ответ, обозначив согласие.
– …Расскажу тебе поподробней о нашем проекте.
Тут Наташа вскочила:
– Нет, я все-таки налью нам с тобой чаю… У меня пирожки есть, домашние… Налетай!
Она подвинула к Тане тарелку, наполненную рыжими блестящими пирожками. Разлила чай по кружкам, пошарила в ящике стола, вытащила пачку салфеток, затем откусила от пирожка и продемонстрировала начинку – рис с яйцом.
– Бери-бери! Вкусно…
Тане стало необычайно легко и комфортно. Она тоже отхлебнула из кружки и начала есть, а Наташа взялась рассказывать:
– Суть такова: мы ищем неизвестных талантливых авторов и даем им путь в большую литературу. Этого сейчас никто не делает: ни агенты, ни издательства больше не читают самотек. Молодым авторам некуда податься. Все литературные премии и конкурсы, которые сейчас существуют, – сплошные междусобойчики. Знаешь, рука руку моет. Одни и те же на манеже. Мы их всех задвинем, будь уверена. Пока мы существуем на деньги спонсоров, но очень скоро будем и зарабатывать. Планы у меня грандиозные…
Наташа еще раз взглянула в резюме и улыбнулась.
– Я руководитель проекта, а ты, если согласишься с нами работать, станешь моей правой рукой. Во-первых, будешь отвечать на звонки и почту. Во-вторых, размещать материалы на сайте. В-третьих, заниматься поиском авторов и работать с ними. Постепенно начнешь общаться со СМИ, привлекать спонсоров, проводить мероприятия… И прочее, и прочее. Мы так с тобой раскрутим проект, что потесним все существующие премии и порталы. У нас будет своя премия…
Таня, кусающая пирожок. Замирающая от счастья.
Наташа, необыкновенная девушка, мгновенно ставшая другом.
Вентилятор с гнутыми лопастями. Календарь на стене, с кактусами. Ручки, бумажки, папки. Множество книг.
Таня как будто оказалась в измененной реальности. Она готова была заплакать. Все вокруг стало особенным: ярким, значительным, нужным. Наташа излучала такую уверенность в успехе своего дела, в его важности, что Тане стало понятно: свершилось наконец то, чего она так долго ждала. Теперь она станет частью чего-то большого и необходимого человечеству.
И жизнь ее отныне пойдет так, как должна.
Дальше Наташа стала рассказывать о себе. Несколько лет назад она приехала из провинциального города, где была известной радиоведущей. В Москве защитила диссертацию по киноведению, работала в фонде Сороса, затем устроилась в крупную кинопрокатывающую компанию. После травмы месяц лежала в коме, лечилась в психбольнице, побывала замужем и в отчаянии. Ее биография вмещала в себя столько, что Таня в какой-то момент оставила попытки все запомнить и просто внимала и восхищалась.
Главной же Наташиной страстью (признание почти шепотом, будто в чем-то предосудительном) всегда была литература. Но свою писательскую карьеру она не хотела начинать, как все, с обивания порогов. Она решила создать новую литературную премию и таким образом стать значимой в литературных кругах фигурой. И тогда ее рукописи сами найдут дорогу к типографскому станку.
– Мы раскрутимся буквально за полгода, – делилась планами Наташа. – Я умею выбивать деньги из спонсоров и тебя научу… Сейчас у меня есть договоренность с одним крупным банком… Кроме того, у меня масса полезных знакомств: я близко дружу со Львом Рубинштейном, с Дмитрием Быковым… С кем только не дружу, если честно…
Она говорила неторопливо и мягко, как человек, познавший все тайные механизмы жизни. Каждая ударная «е» в ее речи была пронзительной и сладкой, будто манящая мечта. От этой буквы у Тани внутри что-то тихонько екало.
– А Татьяна Толстая – вообще моя крестная мать. В литературном смысле… Несколько лет назад она помогла мне опубликоваться в толстых журналах…
– Да?! А в каких? Я обязательно разыщу в библиотеке!
Кактус на подоконнике. Пушистый и с желтым цветком.
Наташа отмахивалась:
– Не помню уже… Потом поищу, у меня остались какие-то номера… Правда, мое творчество двигается сейчас в таком направлении… оно усложняется… Я когда была последний раз у Татьяны Никитичны, дала ей почитать пару вещей… Она задумалась и сказала: «Это литература третьего тысячелетия. Еще много лет пройдет, прежде чем это поймут».
Наташа скромно, но с достоинством подытожила:
– Все равно я знаю, что займу место в истории литературы. Это моя миссия.
Неподходящие Танины уши – для такого рода признаний. Она не считала возможным заглядывать в необозримо далекое будущее. Ей бы приблизиться хоть на шажок к орбите кумиров, разделить с ними воздух, пространство, мысль…
– А что, Татьяна Никитична пишет сейчас что-нибудь?
– Да. Она пишет роман. У нее дома висит доска, на которой мелом обозначена схема сюжета. Но я об этом ничего не могу говорить…
Загадочная улыбка.
– Вот, кстати, эта кофеварка – ее подарок. Она знает, как я люблю кофе.
Таня взглянула на кофеварку и поняла: она уже совсем не та Таня, которой была раньше. Другой мир оказался волшебно близким. На расстоянии кофеварки.
– А… Лев Семенович?
– А что он? Ходим с ним выпивать иногда… Он жутко это дело любит. Хоть и старенький уже.
Наташа пыталась сдержать улыбку, но та выскользнула, прищемила ей щеки. Вдруг что-то не очень приятное появилось в ее глазах:
– Ты думаешь, они все – небожители? Обычные люди. И Лев Семенович твой, когда выпьет, такую же чушь несет, как и все. Он мою подружку однажды в баре за коленку хватал.
Таня молчала, пристыженная.
На полке часы в виде желтого кролика.
Наташа, задумчиво:
– Не обижайся, но ты немножечко… Как бы тебе сказать. Не соотносишься с твоим возрастом, что ли. И с тем, что ты про себя написала. Ты немножечко странная…
Таня с готовностью согласилась:
– Да, мне вообще говорят, что я странная. Почти все[10].
Они посмеялись. На прощанье Наташа сунула ей еще пирожок.
– Ну, приходи завтра с утра. Начнем новую жизнь! Ура!
Упоенная перспективами новой жизни, Таня улетала на крыльях счастья. Но услышала на лету, как недовольный женский голос прокричал:
– Загладина, гони кофеварку! Виноградова вышла из отпуска и требует ее обратно. Кстати, ты фильтры купила?
На бульваре она села на скамейку. Там, под солнцем и шумной листвой, исчез магнетизм полноватой девушки с яркими глазами, и Тане вдруг стало ясно, что в сказанном ею не было и полслова правды. Значит, и новой жизни пока не будет. Таня с ужасом наблюдала, как в ее голове стали всплывать и по-новому поворачиваться детали, которые она, зачарованная, принимала за чистую монету. Текущий Наташин муж: живет в Америке, занят в производстве текстиля, прилетает к ней практически каждые выходные. («Перелет как минимум десять часов. За два часа быть в аэропорту, час-полтора получение багажа, час на такси, все умножить на два… Значит, приезжает к ней каждые выходные на час. Довольно плохо рассчитано, для вранья».) Между ними сейчас все сложно: хотели зачать ребенка, но не выходит. Она уже три года лечится от бесплодия. При этом не хочет ехать в Америку, а он не желает жить здесь. А у него, между прочим, в Москве умирает от рака мама, за которой Наташа ежедневно ухаживает! Хотя до этого она говорила, что все вечера и ночи проводит в интернете, рыщет по литературным ресурсам и спит из-за этого два часа в сутки. А чего стоит исписавшийся Пелевин, который предложил Наташе наваять за него пару рассказов в обмен на помощь в литературной карьере? Она, разумеется, отказалась…
