— Два? — переспросил уже Крэг и по-русски, и я по-русски закричала ему в лицо: — Собирай вещи. У меня еще ничего не разобрано с возвращения!

И то верно — я только вытащила из рюкзака подарки и грязное, остальные шмотки продолжали лежать на дне вместе с рюкзачком, который следовало выстирать, и главное — с загранпаспортом.

— Ксюха…

Я не знаю, что хотел сказать дядя Толя, я просто сделала то, что надо было сделать в самом начале — применила секретное женское оружие: я его обняла, уткнулась в грудь макушкой и прошептала:

— Спасибо, дядя Толя. У меня медовый месяц. Благодаря вам…

И не стала добавлять — с поварешкой дегтя. Но я точно знала, что не случись всего этого мордобоя, я бы никуда не поехала, а сейчас просто не могла оставить этого придурка одного. Стерпится, слюбится. Или у меня наоборот?

Пока я отсылала Майке сканы наших паспортов и вызывала по новой такси, Крэг кинул мне в рюкзак зубные щетки, которыми нам не судьба была воспользоваться. Он схватил свой чемодан и сумку с Макбуком и… Наши взгляды встретились.

— Бери, — ответила я, и Крэг подхватил саксофон.

Да, этот малый — удовольствие не из дешевых: такси свободное было только представительского класса, билеты в первый класс по цене бизнеса, а нервы, оставленные в прихожей родительской прихожей цены не имели, потому что бесследно исчезли. Как и полиция, вытолкавшая Руслана взашей — да, быстро у властей меняются предпочтения.

— Пробка, — сообщил таксист, и я, глянув на экран его смартфона, побледнела. — Я все понимаю, — подмигнул дядька нам, растрепанным пассажирам. — Я попытаюсь успеть, но… Жизнь не всегда справедлива…

О, да, жизнь никогда и ни к кому не справедлива.

Крэг стиснул мне пальцы и накрыл побитой ладонью.

— Я не горю особым желанием видеть Тони. И вот он — знак. Никуда не ехать и остаться с тобой в России.

— И загреметь за решетку.

— Ну… — Крэг почти смеялся. — Я уже там почти был. Почти не считается, так ведь? И присяжные пожалеют сумасшедшего… Сумасшедше влюбленного, разве нет?

— У нас нет присяжных, у нас судьи…

— А сумасшедший есть, — не унимался он, наглаживая раненой рукой мои ледяные пальцы.

— Двое.

Я поставила на колготках стрелку, натягивая их со скоростью новобранца. Лифчик я сунула в карман плаща в надежде поддеть под блузку в туалете поезда. Сейчас расстегивать с таким трудом застегнутые пуговицы не было времени. Времени вообще не было: ни на то, чтобы доехать до вокзала, ни на то, чтобы подумать, что я делаю… В рюкзаке летние вещи, на мне грязный деловой костюм с кроссовками и белый плащ. Почти белый… А еду я в Финку… Впрочем, после революции в объявившую независимость Финляндию бежали вообще с голой жопой. А я — почти с голой. Мне ее всегда прикроет ладонь Крэга, чтобы ущипнуть больно-больно.

Мы успели — в последний вагон почти что не фигурально. Летели по перрону, точно сдавали стометровку, хотя и понимали, что нас уже точно дождутся.

— Фу! — выдохнули мы в поезде, а несчастные пассажиры могли сказать только «Вау», глядя на новоприбывших чучел.

В такси от нервов я расчесывала пальцами волосы: хорошо не лицо. Крэг продолжал действовать на нервы: по-английски, то есть с чувством, с толком, с расстановкой.

— Ксюша, это не агрессия. Это нормальная реакция самца защитить свою самку. Я вмазал ему всего пару раз, но я не виноват, что у меня увесистый кулак. Это мама виновата, не надо было отдавать меня на карате, где тебе вдалбливают, что у тебя есть всего один удар, чтобы убить. Иначе — убьют тебя. Ксюша, так и в жизни. У меня был только один шанс с тобой — никуда не ехать самому или уехать вместе с тобой. Я не верю в третью встречу. Это уже совсем по-божески, а я в таких делах богу не доверяю…

А как доверять тебе? И себе? И всем, кто поучаствовал в моей судьбе… Я взяла телефон и позвонила Майке:

— Я тебя люблю, — произнесла я в трубку по-русски, но смотрела в это время Крэгу в глаза, не мигая, будто говорила это ему, но разве это может быть правдой? — Ты умничка!

Про себя я не могла сказать подобное. А все другие сказали бы от всего сердца — дура!

— Ксю, кто это такой? — спрашивала трясущимся голосом бедная Майка.

— Он.

— Понятно, что не она, — ничего не поняла Майка.

— Я тебе про него рассказывала, — сказала я лишь то, что могла сказать, имея рядом дополнительные уши.

— Ничего ты мне про него не рассказывала!

Самой Майке, увы, до ответа не дойти.

— Под вяленую щуку дяди Димы. Ладно, все, пока, — оставила я бедную подружку по ту сторону реальности с открытым ртом. — Знаешь, — говорила я уже Крэгу, опустив телефон на столик экраном вниз. — У русских есть поговорка. Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Русские, как всегда, не правы. Лучше и то, и другое. Только тогда это работает.

— Ты будешь звонить родителям? — спросил он без паузы, точно мысленно заранее перебивал меня.

— Напишу.

Я набрала маме сообщение: «Я уехала в Финку на неопределенный срок. Дома бардак. Не пугайся. Я ночевала там не одна», ответ не замедлил прийти: с кем? «С тем, с кем уехала. С американцем, у которого была переводчицей», ты с ума сошла — спрашивала тут же мать. Ну да, не отвечала я, а отвечала просто: «Мама, мне нужно на время уехать от всего этого дерьма. И он набил Руслану морду. Так что там валяется окровавленное полотенце. Вернусь, куплю новое, не переживай».

Ксюша, ты больная? Ну как я отвечу на этот вопрос? Да, только справки у меня нет. О справке мои родители вовремя не озаботились, потому им и приходится теперь постоянно объяснять родственникам, друзьям и просто знакомым, почему у них дочь такая дура.

«Мама, это долго. У меня пальцы устали писать. Мы еще даже ничего не жрали. Пойдем сейчас жрать. Пожелай нам приятного аппетита!» И когда мама пожелала того самого, я спрятала телефон в карман плаща, который так и не сняла. Нащупала в кармане бюстгальтер и шепнула, перегнувшись через столик:

— Пойду переоденусь и зубы почищу.

— Мне тоже надо, а то ваши пограничники задохнутся, — шепнул Крэг в ответ.

— У нас они бабы, — начала я по-английски, но «баб» бабами назвала по-русски. В английском синонима этому слову нет или его нет в моем словарном запасе.

— Тем более! Пошли.

— Вдвоем?

— А что, в первый раз, что ли? — мой белесый засранец подмигнул, и пока я искала, чем парировать его подковырку, добавил: — Чего два раза в очереди стоять?

Как у него устроен мозг? Я хочу знать! И никогда не узнаю. Впрочем, главное, успевать следить за вовремя принятыми таблетками.

Мы снова склонялись над одной раковиной, чтобы почистить зубы в двух разных ртах, которые по магической случайности улыбались совершенно одинаково.

— Как насчет принять в аэропорту душ? — подмигнул Крэг, сплюнув в раковину пену.

— А у меня разве есть выбор? — сплюнула я следом и попала ровно в центр.

В самое яблочко. А он, кажется, попал мне в сердце: только откуда у него взялся лук? Никак у Купидончика одолжил… Но мое сердце все равно бьется, всем назло, и еще как бьется, когда он рядом. Сумасшедшее сердце, что с него взять…

— Можешь пойти первой, только тогда мы заставим Тони ждать нас еще дольше. Он и так сказал, что я сумасшедший и ничего другого он от меня и не ожидал.

— Ты написал брату про драку? — испугалась я.

— Нет. Сказал, что мы проспали самолет.

— Надеюсь, таксисту не придет ворох штрафов за красный свет.

— Я тоже надеюсь…

Крэг протянул ко мне руки и обнял: крепко-крепко, но близость уже не так страшна: на мокрые подмышки лег вязкий вкусно пахнущий гель. Страшно было за его разбитую руку, которая сейчас залезла мне под волосы, чтобы убрать их с лица.

— Я очень надеюсь, что у нас все получится.

— Что? — спросила я едва слышно за секунду до того, как его губы коснулись моих.

Влажные, благоухающие мятой, вкус которой передался даже языку, который не верил в мое владение щеткой и решил отполировать мне каждый зубик по отдельности, а я в отместку прикусила этот наглый, пусть и вкусный, язык.