— А я всё ждал, когда же вы договорите, голубки! Эй, ты что, плачешь? Что это с тобой?

— Иди сюда, поговорить нужно. Срочно, — Аэнель вскочил с террасы, схватил приятеля за предплечье и потащил куда-то в сад.

— А ну полегче! Я могу воспринять это как нападение, и тогда…

— Тише, просто идём со мной.

Алианоре нехотя кивнул. Аэнель привёл его в самую густую часть небольших зарослей и указал на траву под деревом, затем первым сел. Алинорец приютился рядом. Не то чтобы это было очень комфортное место для общения — сырая трава сразу промочила штаны, а с листьев на голову не переставая капала вода.

— Ну и странный же ты всё-таки, — Алианоре поежился.

— Я? Мне показалось, это ты вчера убежал без объяснения причин, бормоча себе что-то под нос!

— Так ты об этом поговорить хотел?

— Вообще-то нет, — Аэнель отвёл глаза.

— М-да, говорю же, ты странный. Что тогда стряслось?

— Я собираюсь уйти отсюда. Далеко. Насовсем.

— Что? — Алианоре широко раскрыл свои огромные глаза и непонимающе моргнул. — Ты что, привел меня сюда затем, чтобы свалить через три дня?! Оставить меня одного с бравыми Защитниками, которые мне и так не доверяют, и у которых теперь…

— Что?

— Неважно!

— Ирне!

— Сериральда! — выпалил наконец Алианоре, и, тут же зажав рот рукой, заговорил своим фирменным шёпотом. — Она свидетель моего преступления в Лилландриле. Она была сообщницей Вайнаха, ну, и моей, получается. Но можно ли ей доверять, я не знаю… Ависен’эри схватили её из-за меня… И если она у Защитников, то они, должно быть, завязли в этом по уши… И эта капитанша, которая нас поймала, всё теперь разузнает, если захочет… Как ты там говорил, её звали?

— Нетиль, — грустно ответил Аэнель. — Она мертва. Это её и другого разведчика вчера сжигали во дворе, когда ты убежал.

Алианоре почесал за ухом.

— Всё равно — я тут без тебя не останусь! Пока весь этот балаган с Ависен’эри не кончится, мне нельзя крутиться в окрестностях. Твое слово хоть что-то значит, ты здесь свой, а я без тебя снова стану обычным беглецом, врубаешься? Мишенью! На кой хрен мне такое убежище?!

— Тогда сбежим вместе!

Алианоре не сразу нашёл слова, чтобы выразить негодование.

— Ты с ума сошел? Зачем? Зачем было рисковать, приводя меня сюда, а потом…потом предлагать вернуться к тому же, что было, и разделить мою поганую участь?! Ты что, считаешь, что жизнь беглеца — романтична? Я бы много тебе сказал про такую романтику…

— Но не скажешь, разумеется! И ты сам видишь, что здесь не безопасно! Когда я приводил тебя сюда, я так не думал!

— Я сомневаюсь, что ты вообще думал! А я повелся, а! Сознавайся — ты просто изменил своё мнение. Или на тебя надавили. Короче, вступиться за меня было не такой уж хорошей идеей, да?

— Нет, как раз наоборот!..

— Тогда зачем ты всё усложняешь?! — Алианоре вскочил на ноги и положил руки Аэнелю на плечи. — Послушай, да, здесь не безопасно, нигде не безопасно, жизнь — дерьмовая штука. Давай просто пересидим эту заварушку с Лилландрилом, ты продолжишь подыгрывать мне, подтверждая мою легенду, а я буду паинькой. А потом будешь строить планы на будущее, лады?

Аэнель опустил голову, поразглядывал немного стебли примятой травы, думая о том, как глупо смотрятся его метания и как опасно и безрассудно звучит его идея. Внутри себя он находил неизмеримое удовольствие от этого безрассудства — как же давно, как пламенно ему хотелось совершить что-нибудь по-настоящему дикое, но всякий раз он вспоминал слова Феранви, и всякий раз останавливался. Но Алианоре должен был всё изменить… Он не просто так встретился на пути, и не может исчезнуть, не оставив следа. Он уже изменил слишком много. Аэнель закрыл глаза, и капля дождя набухла и упала с пышных ресниц.

«Думай, Наэле, думай…»

— Компромисс между свободой и хаосом… — зачарованным шёпотом произнёс он. — Между выходом за рамки и тотальным разрушением. Между желанием и уговором. Я должен найти этот компромисс… И оставить эту золотую клетку тем, кто её так любит. Я не хочу становиться врагом ни Синеру, ни Феранви, и не буду сбегать, как преступник. Я всё объясню, перед тем как уйти.

— Э-э-э, — Алианоре склонил голову набок. — Тебе правда нужен собеседник, чтобы разговаривать, или ты справишься без меня?

Аэнель поднял лицо, светящееся от воодушевления.

— Нужен, это ведь касается тебя! Ты прав, мы должны немного подождать. Как я и планировал изначально…

— У тебя с планированием какие-то проблемы — твой план меняется каждые десять минут.

— Прости, что заставляю тебя нервничать вместо того, чтоб подарить немного покоя. Но я хочу, чтобы ты знал — я не буду подставлять тебя. И ссориться с Синером я не хочу, — Аэнель задумчиво накрутил кончик вымокших длинных волос на палец. — Скажи, хотел бы ты и в самом деле остаться здесь жить?

Алианоре встал в героическую позу и поднял голову горделиво.

— Если бы я хотел выращивать свой маленький садик, то несомненно. У вас тут, конечно, райский пансионат, но меня ждут иные свершения.

— И чем же ты собираешься заняться, когда пересидишь бурю?

В ответ Алианоре лишь приложил к губам палец и зашипел, как змея. Аэнель покачал головой и хитро улыбнулся.

— Ты не можешь прятаться от меня вечно.

— Тсс! Кто-то идёт.

Аэнель обернулся, выглянув из-за дерева и никого не увидел, но этого момента хватило, чтобы с залихватской прытью, смеясь, подлый алинорец сбежал через сад, сшибая с листвы целые ливни из крупных капель.

Только выбравшись на аллею, Аэнель понял, что дождь уже прекратился, а между фиолетовыми тучами появились яркие просветы синевы. Он так и не сказал самого главного — что намерен отправиться вместе с Алианоре, куда бы тот ни собирался.

…

Темнота. Эта темнота не сулила ничего хорошего. Ни единого факела, ни единого стражника… Никто не входил в темницы Ависен’эри с того самого момента, как защёлкнулась металлическая западня. Такой знакомый и привычный звук… Но так непривычно темно… Менгидир сидел в этой камере уже несколько часов, он был один на этаже. Он хорошо знал тюремные правила — и это было очень, очень неправильно.

Из дырки в полу воняло нечистотами, и доносились звуки копошения мелких насекомых. Прохладный сквозняк приносил в затхлое помещение немного свежего воздуха, но ни капли облегчения. Если пленника оставляют на допрос, то не запирают входную дверь. Если же пленника не хотят допрашивать…

Менгидир чуть пошевелил кистями рук, застывшими в тугих браслетах, скрежет короткой цепи, соединяющей их, резал по сердцу. Оторваться от стены, чтобы привстать, никак не получалось. Он чувствовал себя абсолютно бессильным, беспомощным, немой ужас сковал его не хуже цепей. Он мог бы попробовать докричаться до стражей этажом выше, но ничего, кроме тихого кряхтения и тяжёлых вздохов за эти несколько часов Менгидир не издал.

Скрипучая дверь отворилась как раз в тот момент, когда он этого совсем не ждал. Он вздрогнул, звякнув цепями, и широко раскрыл глаза. Держа перед собой коридорный факел, в тюрьму вошла, шелестя слоями праздничного наряда, леди Ланмилленар. Помещение мгновенно заполнилось резким запахом приторных духов. Даже в неверном мерцающем свете Менгидир различил на заострённом лице блаженную торжествующую улыбку, а за юбками, как всегда в тени своей госпожи — «волчонка» Мелирота, сидящего в позе наизготовку.

Менгидира словно окатило ледяной водой.

— Ну, как тебе по ту сторону решётки? — пропела леди Ланмилленар.

Менгидир внезапно обрёл голос — дрожащий, высокий — он сам его не узнавал.

— Не надо, пожалуйста, отпустите меня! Я выплачу компенсацию, я…

— Ты ничего уже не сделаешь, — страстно прошептала Ланмилленар, склоняясь к решетке и отпирая замок. — Когда я говорю, что всё прощаю своему любимому супругу, я имею в виду только его.

Дверца клетки плавно отъехала в сторону, открывая дорогу безумно ухмыляющемуся босмеру. Он медленно надвигался на полусогнутых, кончики его заострённых коричневых зубов поблескивали в свете пламени.