Когда появилась женщина, Дезидерата ушла уже очень далеко.

Она почти не различала эфир и реальность. Поначалу она подумала, что к ней пришла Бланш. Реальность и эфир слились, и эфирный мир как будто наложился на настоящий, так что тени стали темнее – тварь по имени Эш плескалась в углах. Ярко-зеленые спирали, рожденные какой-то другой силой, угрожающе громоздились вокруг, а то, что расцвело внутри королевы, замерло в стенах ее камеры.

Она сомневалась в том, что сохранила разум, и пыталась отразить врагов – возможно, этим же разумом и созданных, – но при этом знала, что наступила Пасха, главный христианский праздник. Время возрождения. Время, когда юная весна убивает дряхлую зиму.

Неустанно молясь Богородице, она думала, сколько весен видела на своем веку. Вспомнила, как выезжала с пятьюдесятью рыцарями навстречу маю, как танцевала, какой зеленой была трава и какой плодородной – земля.

Думая о весенней зелени и о Богородице, она увидела женщину, которая прошла сквозь дверь камеры.

Сквозь закрытую дверь.

Она не светилась. В эфире она казалась вещественной и плотской, а в реальности – прозрачной. В ней не было очевидных признаков силы. Просто высокая серьезная женщина в платье темно-коричневого цвета.

Глядя на это платье, Дезидерата подумала, что оно сделано из чужеземной ткани. Может быть, из чудного морейского шелка или материи из еще более далеких краев.

Коричневый цвет складывался из тысяч крошечных узоров – из цветов, из буйства красок, покрывающих целые поля, пусть и ненадолго, из других полей, и их разделяли границы из птиц, так тщательно вытканных, что они, казалось, пели и трепетали крыльями, а следующий узор изображал даму на коне, с соколом на руке.

Лицо вошедшей было величаво. На нем светилась мудрость, приходящая с возрастом, и плодородная сила. Материнство и девство, или нечто более древнее и великое, чем девство, – чистота силы.

Дезидерата стояла на коленях, произнося «Ave Maria». Она воздела руки к женщине.

– Дитя мое, – грустно сказала та, – следует ли мне говорить тебе, что они не ведают, что творят?

Голос у нее был низкий и чистый, звеневший силой. При звуках этого голоса Дезидерата выпрямила спину. Боль ушла. Осталось только гнетущее ощущение – она знала, что ее беременность скоро прекратится.

Лужи черного стали совсем близкими и ощутимыми.

– Тара, лицемерка! – сказал темный голос.

– Эш, не испытывай мое терпение. – Женщина махнула рукой.

– Ты вмешиваешься так же, как и я.

Женщина встала между Дезидератой и лужей тьмы.

– Нет. Я подчиняюсь древнему закону, а ты нарушаешь его.

Эш рассмеялся, и в этом не было ничего от настоящего смеха, кроме разве что звука.

– Закон для слабых. Я силен.

Женщина подняла руки:

– Я тоже сильна. Но я подчиняюсь закону. Если ты пойдешь против него, он тебя накажет. Бессмертные, которые сильнее тебя…

– Избавь меня от этих мифов, – сказал Эш. – Я получу это дитя. Ты вмешалась напрямую, нарушив договор. Так же, как и я.

– Избавь меня от своей глупости. Не я нанесла первый удар, и не я нанесла десятый. И ты знаешь, должен знать, насколько все запуталось. – Она свела руки.

– Настолько, что один я могу это разрешить. Вмешайся, и я уничтожу тебя тоже. – Голос Эша налился силой.

– Правда? – осведомилась Тара.

– Хватит и того, что я знаю: этот погибнет от твоей руки, – смех Эша походил на крики душ в аду, – а ребенок или не родится, или станет моим с самого рождения благодаря действию твоих людей.

Говоря, он рос и рос, и его давление на разум Дезидераты становилось все мощнее, он атаковал ее с силой батареи катапульт. Если бы она не подготовилась… Но она подготовилась. Золотая стена силы выдерживала удар за ударом.

Женщина снова заговорила, хотя теперь ее окружала тьма:

– Если ты продолжишь тратить свои силы на смертных, вскоре ты научишь их сражаться с тобой. Смотри, даже сейчас моя дочь сумела построить стену, которую тебе так легко не пробить. А если она научит этому других? Ты уверен, что переживешь грядущее?

– Переживу? Я восторжествую.

Чернота наполнила комнату.

В реальности у Дезидераты не было защиты от его силы, и она теряла волю к жизни. Женщина будто пропала. Дезидерата успела подумать, что же она слышала, происходила ли беседа Девы и Дьявола в реальности или в эфире. Или где-то еще.

Или в ее разуме.

Один из золотых кирпичей в стене сдвинулся. Это длилось мгновение, но испугало ее.

Эш рассмеялся – как будто кровь потекла по камню.

– Ты глупа, женщина, пришедшая в место моей силы. – Голос Сатаны сделался глубоким и ровным.

– В самом деле? – сказала Тара. – Моя сила равна и при свете, и во тьме, – она, кажется, вздохнула, – а твоя?

Время в камере замерло. Моря вздувались и отходили от берега. Земли сдвигались. Горы росли, камень трескался, и они рушились. Менялась форма миров, зависших в бесконечной вселенной герметических сфер.

Так казалось Дезидерате.

А потом в камере что-то изменилось. В воздухе запахло тлением и плесенью.

И новой жизнью.

– Многие вещи растут во тьме, – сказала Дева, – и тебе их не остановить.

Чернота уступила место густой тьме и новым запахам. Земля. Старые фундаменты. Винный погреб. Вино. Выдержанный сыр.

– Ты! – сказал Эш.

– Конечно, – согласился другой голос, – многие прекрасные вещи растут в темноте. Но я не ограничиваюсь темнотой. А ты совершил ошибку.

И камеру залил свет. Холодные камни, дыра в углу, углубление, куда ставили тарелку, – все это пропало. Пол на ладонь покрылся жирной почвой. И теперь, пока сердце Дезидераты быстро-быстро колотилось, там копошились корни и зеленые – не ядовито-зеленые, а яркие побеги вырывались из земли и начинали расти. Они стремились прямо в лужи черноты и пронзали ее, чего лучи света сделать не смогли. Зеленые кусты все росли, и на них набухали почки.

Дева опустилась на внезапно появившуюся скамью.

Вступил хор.

Раздался крик.

И голоса сотен тысяч ангелов – или фейри – заглушили его. Шиповник рвался к потолку, который теперь сиял золотым светом. Куст покрылся гроздьями цветов, и они распускались алыми, белыми и розовыми розами, их аромат омыл камеру, как живая вода, и отогнал черноту, как армия.

А потом цветы зашевелились, и лепестки начали опадать, и легионы фейри – или ангелов – хватали каждый лепесток и несли его женщине, сидевшей посреди розового сада.

Дезидерата вздохнула. Впервые за долгое время черная сила отступила от ее стены.

– Святая дева! Ты спасла меня!

Женщина повернулась и приподняла край вимпла, прикрывавшего лицо.

– Это еще не победа, дитя мое. Это даже не поворотная точка. Я только восстановила равновесие.

– Лгунья! – каркнул Эш. – Лицемерка!

Но он уже был очень далеко отсюда.

Первый день турнира, день боя за честь королевы, оказался серым и пасмурным.

Королева спала. Стражники клялись, что за ночь камера превратилась в розовый сад. Многие суровые мужчины пали на колени, когда королева вышла оттуда. Она была одета в простое платье, и беременность ее стала уже так заметна, что это могло бы выглядеть непристойно. Однако не выглядело. Она была спокойна и прекрасна.

Ее посадили в телегу со всем возможным почтением. Королеву провезли по городу, и она заметила, как мало осталось здесь людей. Она ничего не знала о случившемся, но догадывалась, видя вокруг пожарища. Но когда телега проезжала по улицам, люди преклоняли перед ней колени. Многие мужчины и некоторые женщины сняли головные уборы, несмотря на холод и сырость, и последовали за телегой с непокрытыми головами.

Ворота города стояли нараспашку. За стенами королева увидела трибуны, и шатры, и приготовленные площадки. Почти все они были пусты. Тысячи людей ушли из города.

Ее сняли с телеги и усадили в кресло – не на трибуне, а на уровне глаз бойцов. И только тогда Дезидерата поняла, что происходит. Она увидела железный шест и огромную кучу дров, заранее сваленную под ним.