– В гостинице не было свободных комнат! – рявкнул тот.

Амиция посмотрела неодобрительно, а вот Бланш рассмеялась:

– А вы остряк, милорд.

Гауз чувствовала схватки, как будто рожала сама.

Если ребенок родится, чары рассеются. До этого момента мать и младенец в эфире являются одним целым. В эфире природа не значит ничего, мысль куда важнее. То, что существует по отдельности, существует по отдельности. То, что вместе, связано.

Снаружи загремел гром. Небесам не нравилось ее решение. Вспыхивали молнии. Она ни о чем не жалела.

– Брат! – сказала она. – Я сделаю так, как будто ты никогда не…

Шип материализовался рядом с сэром Хартмутом. Они стояли так близко под стенами Тикондаги, что капли, срывавшиеся с крыши замка, падали им на головы с высоты сотен футов.

Хартмут вел вперед отряд шахтеров. Кажется, он никогда не уставал. Он вздрогнул – Шип впервые увидел, что он удивился, – и наполовину вытащил из ножен герметический артефакт, который именовал мечом. Искусство помогло Шипу узнать, что это не столько меч, сколько врата.

– Ты меня удивил, – пророкотал сэр Хартмут.

Кевин Орли поднял забрало. Шип и не взглянул на него.

– Пора. Готовьтесь к штурму.

– Прямо сейчас? В темноте, под дождем? – Хартмут не боялся Шипа и только пожал плечами. – После восьми дней пустых обещаний и крови…

– Дождь нас не остановит, – сказал Шип.

– Солдаты любят воевать в тепле и сытыми, – возразил Хартмут, – это простое соображение помогло выиграть сотни битв. А отказ от него – проиграть еще больше.

– Сейчас, – велел Шип и отвернулся.

Сэр Хартмут выругался. А потом побежал, в тяжелых доспехах, с открытого места, к которому пришлось красться, к лагерю. Несмотря на дождь, там мерцали костры.

Габриэль смотрел, как Амиция успокаивает королеву. Лицо у той исказилось от боли. С началом схваток сдержанность и достоинство куда-то делись.

Бланш улыбнулась ему:

– Вы бы ушли, милорд. Мужчины для такого не приспособлены. Слабый пол.

Габриэль улыбнулся в ответ, потому что ей хватало сил шутить, а он сейчас в этом очень нуждался.

– И узнайте заодно, куда ваш оруженосец дел все тряпки, – добавила она.

Лорд Корси лично грел воду в очаге. Габриэль не успел даже сделать вид, что может принести пользу, – Тоби вошел с охапкой льняных простыней и рубах. Нелл следовала за ним с двумя красивыми атласными подушками, женским платьем из коричневого бархата и медным чайником.

– Сэр Кристофер говорит, – объяснила она, – что у него случайно оказалось это платье и подушки…

– Только Фольяк ходит на войну с платьем для своих трофеев, – добавил Гэвин от двери.

Бланш уперла руки в бока:

– Мужики – вон отсюда.

Сэр Майкл вошел с очередной кучей рубашек.

– Прости, девочка, но рожает не одна из кумушек твоей мамаши. Это законная королева Альбы. Если бы я мог, я бы привел сюда всех лордов королевства.

Габриэль кивнул Майклу.

– Я совсем забыл, – признался он.

– Кайтлин тоже скоро рожать, – пояснил Майкл, – наверное, я просто больше обо всем этом думаю.

– Господь и все святые! – воскликнула Бланш. – Бедная королева!

Раздраженная Амиция повернулась к ним. Габриэль подумал, что она кажется совсем старой. На лице у нее появились морщины, которых раньше не было, и даже свет факелов их не сглаживал. Впрочем, Габриэль предполагал, что сам выглядит не лучше – его дважды ранили в голову, и голова эта болела, а левая рука почти не действовала.

– Помоги мне снять доспех, – велел он Тоби. – Вряд ли на нас нападут, пока королева рожает. А я сейчас свалюсь.

Как будто услышав это, в дальнюю дверь рядом с осликами вошел Плохиш Том. В руке он держал меч.

– Амбар в нашем распоряжении, – сказал он и кивнул лорду Корси.

Нелл отогнала Корси от котла с водой, и он встал, заведя руку за спину.

– Не вы ли собирались убить нас всех час назад?

Том Лаклан рассмеялся:

– Ничего личного, – заверил он, – просто так было лучше.

Корси кивнул.

Помещение было довольно большое, оно занимало треть амбара, и оруженосцы и пажи стали помогать рыцарям снимать доспехи. Падая на каменный пол, броня гремела.

– Тихо! – крикнула Амиция. – Вы, джентльмены, дадите ли этой несчастной женщине возможность успокоиться?

Оруженосцы стали двигаться тише, но звук, с которым металл скрипел о камень, теперь казался даже громче.

Королева закричала.

Гауз стояла в своей цитадели, среди темных деревьев и ярких цветочных клумб.

Ее немыслимо сложное заклинание походило на великолепный куст с очень длинными корнями и одной-единственной желтой розой – огромной и пышной, какими никогда не бывают настоящие цветы. Роза не знала непогоды и не ведала, что такое пчелы, и от этого выглядела еще прекраснее.

Гауз не молилась. Ей казалось странным молиться, если собираешься убивать. Но все же она обратилась к своей госпоже.

– Ты обещала мне месть, – напомнила она.

И подумала: «Надеюсь, Шип это видит. Надеюсь, он струсит».

Она протянула вперед тонкую руку и сорвала розу.

Мир содрогнулся в крике.

Шип не мог торжествующе улыбаться, однако он торжествовал.

– Я знал, что ей придется это сделать, – сказал он в дождь и тьму.

Но Эш был где-то в другом месте.

Шип…

…раскинул собственную паутину из обманок, ложных улик и капканов. Такие же плетет сама природа. Он готовил ее не меньше, чем Гауз творила свое заклинание. В великолепном черном соборе ее проклятья он поселил новые чары – так в замке заводятся мыши и моль.

– Прощай, Гауз, – сказал он.

Когда королева закричала, Амиция вскочила. Габриэль вдруг понял, что дело не в родах. Бланш схватила королеву за руку.

Габриэль вошел…

…в свой Дворец воспоминаний. Пруденция стояла на своем постаменте. Она хмурилась.

– Это твоя мать, – сказала она, – Габриэль…

Габриэль толкнул дверь, ведущую в эфир. Он выпустил заклинания, которые держал наготове. Горький опыт научил его прежде всего ставить щит, а потом уже распускать сверкающий ковер чар.

Он шептал имена, написанные на статуях и знаках, и комната вращалась вокруг него.

В реальности его сердце ударило один раз.

Сделав все, что сумел, он подошел к двери. Пруденция попыталась остановить его:

– Хозяин! – крикнула она. – Смерть идет за королевой! Смерть послала твоя мать!

– Я все давно решил, – кивнул Габриэль.

– Я не люблю твою мать, мальчик. Она меня убила. Но это… ты отдашь жизнь, чтобы ее остановить?

Габриэль сжал зубы – тех, кто его знал, это обычно пугало.

– Да.

Пруденция отошла с дороги.

– Прощай.

– Я вернусь, Пру, – сказал он и вышел из Дворца.

В реальности Тоби заметил, как капитан замер и как исказилось его лицо.

У Тоби под рукой было копье, он только что поставил его к огню, смазав наконечник. Нелл видела его. Не раздумывая, Тоби схватил копье и швырнул ей, а она вложила его в неподвижные руки капитана.

В эфире проклятье больше всего походило на занавес из толстого черного войлока… или на небо, вдруг превратившееся в черный войлок.

Габриэль стоял на бескрайней равнине чистого эфира. Он был не один. Они с Амицией стояли плечом к плечу, а Дезидерата оказалась у них за спиной.

Проклятье было таким явным, что Габриэль на краткий миг в ужасе замер.

– Я не сдамся, – сказала Дезидерата.

Габриэль смотрел, как чернота приближается. В ней что-то скрывалось. Что-то двигалось вместе с ней. Он умел – в основном благодаря Гармодию – различать в эфире даже самые мелкие детали.