Комнаты, отведенные для прислуги, располагались в старом крыле дома, которое первоначально было хозяйским. Позже, при ее деде, было пристроено новое крыло, по стилю соответствующее старому, чтобы не портить внешний вид фасада. Интересно, что здесь же находился и кабинет отца, перешедший ему по наследству. Когда новое крыло было достроено, барон Эндрю Астлей, ее дед, не пожелал перебраться в новое, его традицию продолжил отец. Он всегда говорил, что в этой части здания более уютно, несмотря на господствующие сквозняки. Но здесь, по словам отца, «пахло детством», и он с удовольствием променял благоустройства новых комнат на уют старых. Детство Николь прошло рядом с отцом, поэтому она с полной ответственностью могла заявить, что старое крыло ей тоже нравилось больше. Она часами сидела в кабинете отца, играя или читая, часто наблюдая за тем, как он работал.

Теперь кабинет пустовал. При жизни отца все необходимые записи и расчеты делал он сам, только получая от экономки необходимые сведения. В завещании он наделил ее этими полномочиями, строго наказав ей до совершеннолетия Николь во всем советоваться с мистером Келли. Выносить многотомные книги, в которых в течение поколений велись записи по хозяйству, никто не стал. Миссис Гризби, по необходимости, приходила в кабинет.

Сейчас она тоже была здесь. Николь, машинально, подняла руку, чтобы постучать, но задержалась, вспомнив, что отец ей не ответит, вошла. Остановившись на пороге, вдохнула знакомые запахи. Кабинет отца всегда имел свой особенный, неповторимый аромат. К запахам старинных книг, которыми были уставлены полки от пола до потолка, примешивался специфический, замешанный на клее и кожаных переплетах новых. Даже чернила в массивной чернильнице, в виде головы льва, издавали бесподобный, слышимый только ею аромат. Здесь действительно пахло «детством», только дым от отцовских сигар больше не наполнял кабинет.

– Мы все по нему скучаем, мисс Астлей, – наконец, откликнулась, молчавшая все это время, чтобы не помешать девушке, экономка. Она сидела за небольшой конторкой, поставленной почти посередине комнаты, над открытой книгой.

– Добрый вечер, миссис Гризби, – поздоровалась Николь. – Этой конторки не было здесь при отце?

– Да, конечно – миссис Гризби подхватилась. – Это я попросила принести ее сюда из моей комнаты, я мы, конечно, вынесем ее теперь, если прикажете, – засуетилась женщина. – Просто я решила, что мне негоже сидеть за хозяйским столом, вот я и подумала…

– Ну что вы, миссис Гризби, что вы так разволновались, – поспешила успокоить ее Николь, – Просто, это единственная перемена здесь.

– Теперь, конечно, когда мне не нужно будет сюда приходить, вам она не нужна, – женщина раскраснелась и сжала руки, явно собираясь поднять какой-то, важный для нее, вопрос.

– Погодите, почему это вам не нужно сюда приходить? – остановила ее Николь.

– Ну, я подумала, что теперь вы сами будете вести все записи? – миссис Гризби заметно нервничала, и Николь, наконец, поняла из-за чего.

– Миссис Гризби, конечно же, я намерена вести хозяйство имения сама, – медленно, чтобы смысл ее слов дошел до совершенно разволновавшейся женщины, сказала Николь, – но прежде, чем я начну это делать, мне нужно этому научиться.

Экономка постаралась скрыть, насколько ее успокоили слова хозяйки, но облегченный вздох, все-таки, не укрылся от Николь.

– Значит, вы не собираетесь уволить меня прямо сейчас? – она сцепила перед собой руки, – очень сложно найти работу так быстро.

– Миссис Гризби! – видя, что неправильно выразилась, продолжила девушка. – Даже если произойдет чудо, и я быстро освою эту науку, мне обязательно понадобится ваша помощь.

Женщина чуть не подпрыгнула от радости.

– Не пойму, почему вы вдруг решили, что я намерена вас уволить? – наблюдая за теперь уже откровенным выражением радости, недоумевала девушка. – Ведь вы занимались хозяйством даже при моем отце, а он всегда выполнял основную работу сам.

– Леди Астлей многим из прислуги все это время говорила, что покойный барон держал нас здесь из жалости, – она спрятала взгляд. – И что если бы не завещание, она бы выгнала нас, как бродячих собак.

– Она говорила это от обиды, миссис Гризби, – нахмурилась Николь.

– Она обещала, что как только вы вернетесь, она обязательно добьется, что бы вы заменили прислугу, вот я и решила

– Миссис Гризби, – Николь ощутила неимоверную усталость, – пожалуйста, передайте всем, кто еще так думает, что я никого менять или увольнять не собираюсь.

– Хвала небесам! – вознесла молитву экономка. – Может показать Вам книги?

– Вообще, я для этого сюда и пришла, но что-то мне уже перехотелось сейчас в чем-то разбираться, – Николь действительно ощущала полную опустошенность и виновато посмотрела на экономку. – К тому же, мистер Келли обещал прислать отчеты.

– Да-да. Я отсылаю ему отчеты регулярно, как он и просил.

– А когда он обычно приезжает? – задумалась Николь.

– Мистер Келли сам никогда не приезжал сюда, чтобы проверить достоверность моих отчетов, нас посещает только его помощник, мистер Джаред. Но вы можете быть уверены, все сосчитано до зернышка. Арендаторы все порядочные люди, да и урожаями нас земля балует, не говоря уже о животных, которых многие разводят на ваших пастбищах.

Николь поняла, что почти уже не слушает женщину. Уставшая от морального напряжения последних дней, она, к тому же, сейчас поймала себя на мысли, что мистер Келли, это тот человек, который мог бы дать ей дельный совет. К сожалению, он не приезжает сюда, значит ей придется ехать к нему в Лондон, причем без предупреждения, так как просить приехать его письмом было бы очень долго, а ей непременно нужно было услышать мнение незаинтересованного в ее судьбе человека.

Поездка, в которую отправилась Николь спустя сутки, могла бы стать очень интересной, если бы не находящаяся в апогее борьба сердца и разума, которая извела ее за эти два дня. Накануне, она очень долго раздумывала. Потом, поймав себя на мысли, что просто напросто ищет доводы для того, чтобы никуда не ехать, а остаться на своем, решительно запретила себе сомневаться. Ей необходимо было мнение третьей стороны, которая могла бы здраво отделить материнские амбиции, и ее нежелание ввязываться в круговерть светской жизни, сот действительно необходимых обязанностей наследницы Астлей. В конце концов, мистер Келли мог бы предложить какой-нибудь, менее обременительный, способ все это осуществить. Когда она объявила о своем решении матери, та, к ее удивлению, отказалась ехать с ней, и, сославшись на то, что отношения их с мистером Келли откровенно не сложились, попросила не упоминать ее заинтересованность в том, чтобы Николь стала выезжать, объяснившись тем, что это может заставить его дать девушке не тот совет.

Поэтому, Николь настояла, чтобы с ней поехала миссис Гризби, которая должна была выполнять что-то вроде роли компаньонки. Бедная женщина так волновалась в ожидании встречи с Лондоном, о котором за всю свою жизнь только слышала, что практически все время молчала. Отвлечь Николь от противоречивых мыслей было некому, и девушка, смотря в окно, тем не менее, практически ничего не замечала, вновь и вновь обдумывая то, как и что скажет управляющему.

Столица встретила их замечательным и очень редким для этого времени солнечным днем. Суета на улицах, раскрашенная во всевозможные цвета, люди, экипажи, повозки вот то, что, наконец, вырвало девушку хоть ненадолго из плена мрачных мыслей. Пока их кучер, стараясь никого не раздавить и употреблять крепкие словечки не слишком громко, пробивался на Ломбард-стрит, где находилась контора Келли, девушка, видевшая это не раз, только зажмуривалась ежеминутно, когда Брайтон лавировал в опасной близости от соседнего экипажа или перебегавшего дорогу человека. Миссис Гризби, пребывая в полнейшем шоке, то широко раскрыв глаза, громко вздыхала, то тонко взвизгивала по тому же поводу.