Наверное, если бы не тупая головная боль, сжавшая мозг в тисках, он по достоинству оценил бы отпор девочки, причем со знанием дела. Сейчас его хватило только на эту кривую гримасу, но, тем не менее, он был заинтересован. Мало кто, исключая Ханну, деда, и его немногочисленных друзей, мог позволить себе не пасовать перед маркизом Лимерик. Подобную непочтительность к сословным привилегиям он мог видеть разве что среди деревенских детей, далеких от светских условностей, живых и настоящих. Но девочка воспитывалась отнюдь не в таких условиях, а если вспомнить ее мать, то правила этикета должны быть так глубоко вбиты в юную головку, хотя бы из соображений выгодного будущего, что без оглядки на мнение общества это создание не должно было и подумать то, что сейчас говорила.

– Ну и насколько же вы не юны, мисс Астлей? – Грег списал несвойственную для себя бестактную разговорчивость на остатки алкоголя, и вообще, вдруг, предпочел не давать объяснения странностям своего поведения сегодня.

Девочка, сцепив руки, тут же отвернулась, но даже в это короткое мгновение, Грег успел заметить, как вспыхнули ее щеки. Он, конечно же, не мог знать, что в этом вопросе ее насторожило именно упоминание ее фамилии. Расшалившиеся нервы Николь намекали, что, о ее возможной тайне знают все вокруг. Повисло ожидающее молчание.

– Мне достаточно много для того, чтобы назвать ваш вопрос, по крайней мере, бестактным! – девочка говорила резко, отрывисто, как будто защищалась, но выходило это у нее так забавно, что мужчина снова заулыбался, и в очередной раз свысока осмотрел ее, что-то в этом хрупком, совершенно незнакомом создании нравилось ему, вызывало уважение.

– Простите, мисс, да ы никак отчитываете меня? – разговор нравился ему все больше, по крайней мере, он отвлекал.

– Ну что вы, Ваша Светлость! – в притворном ужасе воскликнула Николь, и презрительно скривив губы, добавила. – Разве такое возможно в высшем обществе?

Слово «высшее» было произнесено с таким отвращением, что на этот раз Грег действительно был удивлен.

– А вы, Николь, как мне кажется, не питаете особого уважения к обществу, к которому в принципе, извините, что напоминаю, сами принадлежите?

– Совершенно верно, принадлежу, – девочка смиренно кивнула. – Я как будто чужая здесь. Но вы, мистер Хокстоун, уж точно сможете мне ответить, что такого чудесного в этой сомнительной привилегии? – Николь повернулась к собеседнику и заглянула ему в глаза.

Грег не смог ничего ответить. Когда-то, очень давно, его предки решили за него, что их род будет частью этой элиты, и он принимал все, что ему полагалось, даже не задумываясь. Сейчас он только смотрел в глаза Николь, изумрудные от волнения, и удивлялся, почему этот вопрос он никогда не задавал себе самому. Все ведь было очевидно, что в принадлежности к высшим сословиям было множество неоспоримых привилегий. Почему же эта девочка считает их настолько недостойными или ничтожными? Грег довольно долго смотрел на нее, но единственная связная мысль, пришедшая сейчас ему в голову, отмечала необыкновенно красивые глаза собеседницы.

А за дверью, притаившись, как мышь, невольно, о том же самом задумалась миссис Лето. Она подошла к двери буквально сразу, как только услышала, что отъехал экипаж Уолтера, собираясь отправить Грега привести себя в порядок, и принять на себя на время обязанности компаньонки девочки. В отличие от своего двадцатичетырехлетнего воспитанника, видевшего в гостье всего лишь девочку подростка, Ханна видела в ней подростка девушку и обязана была соблюсти правила приличия. Неизвестно, какой скандал, может учинить мамаша девочки, обнаружив ее наедине с взрослым мужчиной. Но, подойдя к двери, стала нечаянным слушателем происходящего в комнате разговора и была удивлена, и скорее, приятно. Она уже очень давно не слышала, что бы Грег разговаривал так Она пока даже не могла точно сформулировать «как», но под налетом привычной надменности и даже грубости, сейчас слышались насмешливые теплые нотки, как будто разговор доставлял ему удовольствие. И ей совершенно не хотелось относить это насчет чрезмерно выпитого.

В комнате же Грег, почувствовав, что снова ступает на зыбкую, беспокоящую его почву размышлений, просто решил сменить тему.

– Мы отвлеклись, – он прикрыл глаза, ощущая как усталость потихоньку вытесняя головную боль, берет свое. Видимо, разговор отвлек его, возможно теперь у него получится заснуть. Скорее бы приехала мать девочки, и он сможет, наконец, принять порошок. – Я оставлю вас ненадолго, мне необходимо уйти.

Грег довольно резко встал и, стараясь идти как можно вернее, вышел в коридор. Ханна с невозмутимым видом стояла возле двери.

– Фу, Ханна, – театрально скривился он, – и эта дама когда-то наставляла меня, что подслушивать нехорошо! – и не дожидаясь возражений, которых, впрочем, и не последовало бы, побрел к себе.

Если бы это помогло, Ингрид побежала бы впереди экипажа. Когда из имения герцога прибыл посыльный, она была на грани срыва. Нужно уточнить, что ее нервное напряжение было обусловлено отнюдь не отсутствием дочери. Через час после ее исчезновения внушительный отряд из служащих поместья Мэдлоу, был отправлен на ее поиски, и баронесса была уверена, что в ближайшее время, кто-то из них наткнется на нее, сидящую где-нибудь под деревом. Она достаточно хорошо знала свою дочь, но ее сегодняшний демарш, она не могла ожидать. И теперь вся эта суета вокруг ее исчезновения, мешала ей сосредоточиться на тех мерах, которые требовались, чтобы срочно залатать ту дыру, которая образовалась в ее точно просчитанном плане. В конце концов, на эту ночь у нее были совершенно иные виды. Ингрид была готова растерзать Николь, как только она будет найдена.

Но дочь преподнесла ей нежданный сюрприз, за который Ингрид простила ей все проступки, бывшие и будущие. Она умудрилась каким-то образом оказаться возле поместья, в котором находился Хокстоун, повредить ногу, тем самым выписав ей пригласительный билет в этот дом. И теперь она ехала туда.

Экипаж въехал в ворота поместья и под колесами зашуршал гравий подъездной дорожки. Ингрид с трудом остановила себя, чтобы не выскочить из экипажа, не дождавшись помощи слуги, но оказавшись на ступенях дома, все-таки, невольно, ускорила шаг почти до бега.

– Леди, вам не стоит так волноваться, – громко сказал ей вдогонку Рем, отнеся спешку женщины насчет беспокойства, – ваша дочь в полном порядке.

Но Ингрид не обратила на него внимания, ровно, как и на открывшего уже было рот дворецкого, и, безошибочно определив, где могут находиться комнаты хозяев, стала быстро подниматься по витой, устланной ярко-изумрудным ковром лестнице. Старина Паркинс, потерпев очередное унижение собственного достоинства, только сильнее вытянулся.

– Прошу вас сюда, леди Астлей, – возникшая, словно из ниоткуда, худая и прямая, как палка женщина, была совершенно не тем, кого ожидала увидеть Ингрид, но ей все-таки удалось состряпать любезную улыбку. Женщина повела ее за собой. Войдя в комнату, баронесса, мимолетом оглядевшись, подошла к Николь.

– О, моя бедная девочка! Как ты? – убедившись, что травма настоящая, Ингрид, повернулась к стоящей за спиной Хане. – Я бы хотела лично поблагодарить хозяина за помощь и гостеприимство, оказанное моей дочери.

– Это невозможно, – отрезала Ханна, почувствовав при виде резко прищуренных глаз баронессы, еще большую неприязнь, чем в тот момент, когда ей показалось, что нога дочери ее волнует очень мало, но объяснила, – его сиятельство, герцог Уотерфорд, спит и тревожить его ночью нет никакой причины.

Ингрид привстала, собираясь не дать этой, по всей видимости, зазнавшейся прислуге, стать на ее пути сейчас, когда судьба неожиданно подкинула ей козырные карты, но остановилась.

– Вы сказали, герцог? О, нет! Я, конечно же, не собиралась тревожить его сиятельство! – Ингрид всеми силами старалась не выдать своего нетерпения. – Мне сказали, что в спасении моей дочери участвовал маркиз Лимерик, – она мельком покосилась на издавшую при этом странный, давящийся звук, Николь, и в ожидании уставилась на миссис Лето.