– Просто так? Ни для чего больше?

– Мы, федеральные адвокаты, именно так и работаем.

– Разве вы не требуете, чтобы новые законы принимались, а старые отменялись. Разве вы не говорите иногда, что законы плохие и надо бы их поменять.

– Ну говорим. Но это только так. Не считается.

Тут очнулся Иван.

– Я начинаю подозревать, что федеральные адвокаты – это такие официальные дураки, только специального назначения. Уважаю.

– А как же царская воля? – не унималась Царевна Лягушка, – Неужто закон выше царской воли.

– Попрошу без провокаций, – парировал Павлин Матвеевич.

– Закон всегда средство, – безумно упрямилась Лягушка. – Он принимается зачем-то, то есть за ним собственно и стоит смысл. Например, чтоб порядок был. Тогда смысл – это порядок. Или чтоб всем мерзее было. Тогда смысл – это всеобщее омерзение. Или чтоб государство не рассыпалось, а наоборот – возрастало. Тогда смысл – это расширение власти царя и бояр его.

– А почему смысл не само государство? – вмешался со своим непониманием Иван.

– Потому что, как я уже сказала, смысл не должен быть производным от других смыслов. Государство ценно не само по себе, а, например, как причина власти правителей и ихних прихлебателей. Там и ещё есть последствия, хоть тот же порядок или безопасность, но эта самая важная. Если правители не получают от государства ничего, они не станут его крепить и ширить, так как смысла в том не будет. Всегда, когда видишь подобие смысла, проследи всю цепочку и выясни, не стоит ли за ним что-нибудь ещё. Настоящий смысл там – в самом начале. Потому что смысл всеобязательно и во всех случаях первичен. Он не может быть производным ни от чего другого ни в каком отношении.

– Какой же смысл в таком случае стоит за исполнением царской воли? – съехидничал господин Брыкля.

– У каждого исполняющего может быть свой, – оставалась неколебимой Царевна-Лягушка. – Кому слава нужна, кому власть, кто о семье радеет, а кто хочет осуществить себя через исполнение своего долга. Дураки просто так царской воле следуют, им, как известно, смысл не нужен и неведом.

– Значит, адвокаты, по-вашему, все дураки? – ощерился Павлин Матвеевич.

– Если только федеральные, – дерзнула Царевна-Лягушка, которой, судя по всему, терять было нечего.

– Разве федеральные адвокаты своей выгоды не имеют? – по-дурацки удивился Иван.

– Конечно, не имеют! – обиделся Брыкля. – Ничего – себе, всё царю и людям.

– Не потому ли в вашем царстве и смысл пропал, – продолжала в своём духе Лягушка, – что царь слишком много дураков вокруг себя развёл.

– Какая же ты наглая, Царевна Лягушка. Никогда таких отчаянных не встречал. Это опять экстремизм. Какой-то прямо рассадник оного в Тёмном лесу. Надо бы сюда комиссию направить по расследованию.

– Давай-давай – направляй. Мы любим всякие комиссии, они обычно жирные да мясистые. Чудищам Тёмного леса питаться надо.

– Ну нас-то вы не съедите. Как выяснилось, никто и не собирался нас есть, потому что у нас высокое предназначение, – федеральный адвокат явно намеревался устроить-таки скандал.

– Целиком, может, и не съедим. И ноги оставим, чтоб вы ушли отсюдова поскорее. А вот руки, уши, носы вполне можем обглодать, – сообщила лягушка и своим невероятно длинным языком тут же коснулась второго подбородка Брыкли. Язык был шершавым и липким.

Федеральный адвокат ужаснулся.

– Гребём отсюда, – профессионально посоветовал он Ивану, – пока она нас до инвалидности не обглодала.

И погребли они по трясине-топи. Однако гребли недолго, потому что болота имеют склонность засасывать случайных путников на свою мутную глубину, не считаясь с тем, официальные они или федеральные. Через какие-то мгновения одна только самописная грамота всплыла на поверхность. Работы у неё было много, так как она пропустила предыдущий сеанс и в Центре уже волновались. Шифровка включала полное обобщение вновь полученного опыта, но на этот раз в резко отрицательном ключе.

Что нельзя пережить, то не смысл. С неосуществимостью чего можно смириться, то не смысл. Чему нельзя посвятить всю свою жизнь или ради чего нельзя отдать свою жизнь, то не смысл. Что не становится предметом устремлений и конечной целью всей деятельности, то не смысл. Что ради чего-то ещё, а не всё остальное ради него, то не смысл. Что не мерило для всего и не источник всех оценок, то не смысл. Что не отражает особенное измерение бытия и особенный аспект личности, то не смысл. Что не может быть усвоено любым разумным существом независимо от его индивидуальных особенностей или принадлежности к какой-нибудь категории, то не смысл. Что зависит от переменчивых обстоятельств и не сохраняет свою значимость во всех возможных мирах, то не смысл. Что зависит от картины мира, а не само её задаёт, то не смысл. Что может надоесть или ещё как-нибудь обнаружить свою ограниченность, то не смысл. На чём нельзя остановиться и что нельзя спроецировать в вечность, то не смысл. Что нельзя представить как абсолют за пределами повседневности и природы, то не смысл. Что можно свести к чему-то другому, что является производным от чего-то другого, его формой, средством или знаком, то не смысл. Фоторобот почти готов.

Жил-был Иван-дурак, и его беспокоило, что как-то недостаточен у него интерес к жизни и жизненный порыв. Грубее говоря, не очень-то ему и хотелось жить. Решил он тогда разжечь в себе страсть к жизни. Пошёл к разным знахарям да ведьмам, и те ему помогли. Благодаря их зельям и да заклинаниям такой в себе жизненный голод Иван распалил, что спасу нет. А утолять-то его и нечем. Так и помер от избыточной любви к жизни.

Жил-был Иван-дурак и с раннего детства знал, что главное у человека – это его чистая совесть. Потому он строго следил за собой и никогда ничегошеньки не делал, что могло бы эту совесть запятнать. То есть на всякий случай не делал вообще ничего. Но тут одна девка малая ляпнула ему, что бездействие тоже может замарать совесть. Иван не понял, как можно ничего не делать и в то же время ничего не не делать, и его мозг окончательно сломался. Так что остаток дней провёл Иван-дурак в дурдоме.

В довершение ко всему Иван-дурак и федеральный адвокат Павлин Матвеевич Брыкля чуть не утопли в болоте Тёмного леса. Не утопли они совсем только потому, что напоролись на разъярённую Кикимору Болотную. Почему она была разъярённая? Вообще-то она спокойная, пока не заведётся. А заводится она с пол-оборота. Тут же, во-первых, они потревожили её в её владениях. А во-вторых, пробудили её голод, о котором она почти забыла.

Болото является высшей формой Тёмного леса. Если вы пребываете в Тёмном лесу достаточно долго, даже не двигаясь, вы непременно окажетесь в болоте, и уже никогда оттуда не выберетесь. Поэтому с Тёмным лесом лучше не шутить и слишком часто туда не забредать. В нашем царстве-государстве народ отчаянный и любит хаживать в Тёмный лес за делом и без дела. Потому многие там на всю жизнь и остаются. Смотришь на такого: он вроде бы тут, а на самом деле в Тёмному лесу. И даже более того – он живой утопленник, плавающий в болоте своего мозга. В каком-то смысле вся эта топь-трясина уже вся состоит из наших слишком отважных сограждан. Чтобы как-то их поголовье проредить, и живут там специальные кикиморы.

Кикиморы такие страшные, что одним своим видом способны отрезвить и вернуть к Белому Свету любого, даже если его сознание замутнено и затуманено сверх всякой меры. Вот и теперь Кикимора так испугала дурака и с его адвокатом, что те засучили ручками и ножками интенсивнее своих заводских тактико-технических характеристик. А она ещё дала им подводного пинка в качестве гуманитарной помощи. Теперь сидели они на болотных кочках промокшие и виноватые, а Кикимора проводила с ними последний инструктаж.