Тут написана чистая и объективная правда. Потому это никакое не художественное произведение вроде романа. Прошу считать это официальным документом. На уровне федерального закона. На уровне федерального закона о введении чрезвычайного военного положения.

Быть дураком на Руси – большая свобода, но и никакой ответственности. Много ты можешь говорить и делать всякого, за что умных в бараний рог и на каторгу, а тебе прощают. Потому что дурак же. Так что теперь в дураки большая очередь. Нельзя быть самочинным дураком, надо получить особое царское дозволение. Десятилетиями ждут, а иные так и помирают без благословения в дураки. Если ты дурак настоящий, а не прикидываешься, чтоб государство подорвать или ещё что, царь даёт тебе грамоту – и теперь ты официальный дурак.

Иван, как получил такую грамоту, сразу спросил, а что значит официальный. Никто этого не знает, даже царь, даже самые тайные и коварные его советники, но уже было поздно не простить это Ивану, потому что у него в руках была бумага – официальная. Против официальной сам царь не может пойти. Против любой неофициальной может, а против официальной нет. Потому Ивана в каземат не бросили и язык ему не вырвали раскалёнными щипцами за такой вопрос, а только по щеке потрепали. Официальному дураку положено задавать дурацкие вопросы. Но вот что ему не положено, так это читать что-либо написанное не на заборе и думать больше пяти минут в день.

Но недолго продлилось счастье Ивана-дурака, потому что вдруг наступила Великая Тоска. Всех как подкосило, ведь потерялся смысл что-либо делать. Хватились, а смысла нет. Все сразу перестали не только работать, это-то ладно, но даже любимейшие свои пакости совершать. Так придавила всех эта тоска, что и люди сломались и слегли, и животина всякая, и даже вещи. Табуретки, наличники, кокошники, вилы, грабли – всё стало разваливаться прямо на глазах. По слухам, иные вещи даже заговорили человеческим голосом. Один мужик дрель хотел взять, чтобы хоть денёк развлечься сверлением, а она ему и говорит этак пронзительно: помоги, мол, сил больше нету никаких. И сама тяжёлая, как танк, от полу не оторвать. Так они и пролежали в обнимку до вечера, горько плача. Или баба коромысло хотела зачем-то взять, а оно ей: обоснуй. Обоснуй, зачем ты хочешь меня взять – что ты хочешь со мною делать и какую задачу решать. Вдруг ты ровно то же самое и без меня можешь осуществить. Баба так и осела. Она и сама уже не помнила, зачем ей коромысло, да и не только оно.

Царь нашёл в себе последние силы обратиться к народу: братья и сёстры, вы хоть иногда привставайте с лежанок, чтобы обороноспособность страны поддержать. Нам бы ещё чуть-чуть продержаться, пока враг нас не поработил, а там смысл, может, и сам найдётся. Народ же в ответ ехидно безмолвствовал: а какой нам смысл привставать, какой смысл держаться и какой смысл не порабощаться врагом. В общем обороноспособность тоже оказалась в унынии, а для врага только прошлые страхи пока были препятствием. Пошла молва, что это враг именно и похитил смысл, что это его новое оружие такое, хуже ядрёной бомбы. Теперь-то и бомба не нужна.

Коварные и тайные советники царя насоветовали учинить розыск пропавшего смысла, а для того учредить смысловой комитет и призвать туда всех сколько-нибудь образованных людей. Но оказалось, что образованные люди замаялись пуще прочих: нам, говорят, сперва нужно найти смысл искать смысл, а до того найти смысл искать смысл искать смысл, и так до дурной бесконечности. Так что в комитет пошли одни неофициальные дураки из очереди. Сами посудите, если их даже в дураки не взяли, какой толк от них в поисках смысла.

Тем временем тоска всё тяжелела, так что иных совсем раздавила. Дети – и те почти перестали рождаться, а которые ещё рождались, делали это уже в подавленном и усталом состоянии.

Вот тут-то Иван-дурак и пригодился. Не зря, стало быть, держали в государстве официальных дураков. Пока все лежат в бессилии по полатям, один только дурак и может ходить. Пока все тоскуют, один только дурак и может радоваться жизни. Потому что дурак. Ещё древний грек Аристотель, прозванный за своё коварство Философом, написал в самой главной своей книге, что только дурак, у которого нет ума, способен действовать безо всякого смысла, прочие же того не могут. Потому из других последних сил призвал царь к себе дурака и сказал ему.

– Иди, Иван, и верни нам потерянный смысл, на тебя одна надежда.

– Почему я?

– Потому что ты дурак.

– Не пойду.

– Почему же, Иванушка?

– Потому что я дурак. Официальный. Не по чину мне смыслы искать.

– А я тебя в Сибирь?

– Да нам, дуракам, всё равно – Сибирь, не Сибирь.

Вздохнул царь и осыпался. Не было смысла даже стражу кликать и в пыточную Ивана отсылать. Тем более что в пыточной палачи тоже валялись разочарованные и ко всему безразличные. Увидел Иван такое дело и говорит.

– Ладно, передумал я. Пойду, пожалуй, отчего же не пойти. Только куда идти и что искать. Как в сказке, не знаю куда и не знаю что.

Царь уже ничего не мог отвечать, только попискивал жалобно. Тут подполз самый тайный и коварный из царских советников и сбивчиво зашипел.

– Это, Иван, Тёмный лес… Туда тебе… Там расспроси…

И отправился Иван-дурак в Тёмный лес, чтобы понять, что же он ищет.

Но советник не унимался и продолжал шипеть вослед.

– Ты только запиши всё, что увидишь или услышишь. А то ведь не запомнишь ничего. Смысл узнаешь, а до нас не донесёшь. Зря только казённые сапоги истопчешь.

– Я писать не умею, а коли бы умел, всё равно бы не писал – не дурацкое это дело.

– Тогда возьми на складе тайную грамоту самописную. Она тебе ещё и по-другому как-нибудь пригодится.

Пошёл Иван на склад, взял грамоту, и тут его как посетит видение или даже два. Не знал Иванушка-дурачок тогда, что с этого времени станут его посещать видения поучительно-идеологического свойства. Потому как если встал на путь поиска смысла, начинается всякое, что никакому дураку прежде не снилось.

Жил-был Иван-дурак. Просто так. Как придётся. Болтался туда-сюда без толку. Потом вдруг помер. Тоже просто так. Как пришлось.

Жил-был Иван-дурак и не знал, ради чего он живёт. То есть всю свою жизнь не имел даже малейшего представления. Так и помер в полном недоумении.

Тёмный лес у нас на каждом шагу. Отвлёкся, не вписался в поворот – и ты уже в Тёмном лесу. Часто даже невозможно понять, ты там или тут. Иные всю жизнь проводят там, думая, будто живут на Белом Свете. У Ивана такой беды не было, потому что думать ему было запрещено, а думать над запретом он сам не хотел. Поэтому он просто вышел из царского дворца и пошёл куда глаза глядят. Глаза у Ивана всегда были мутные, так что он оглянуться не успел, как уже был посреди Тёмного леса, в самой глухой его чаще.

Прямо перед ним стоял жареный петух, за свою румяную и золотистую корочку прозванный Золотым петушком.

– Здравствуй, Иван-дурак, давно не виделись, – сдержанно прокукарекал петух.

– Только сегодня снился мне, – возразил Иван.

– Я и говорю. Соскучился, что ли?

– У нас во всём царстве смысл пропал.

– То-то же мне икается. А ведь я говорил, я предупреждал.

– И у меня теперь служебное задание его найти. Только я не знаю, что это. Мне такое отродясь было не нужно.