– Сказать о чем? – спросила Дженни слабым голосом.

Сова начала переминаться с лапки на лапку, потом развернулась и чуть-чуть прошла в сторону, а потом вновь повернулась к девочке.

– Старый енот сказал тебе не всю правду, Дженни, – сказала она через несколько мгновений. – У него доброе сердце и он ни за что не стал бы подвергать такую маленькую девочку опасности. Но все знают, где живет Огненная ведьма, и знают, как ее победить, только живет она далеко, а прийти к ней во владения – это почти верная смерть, и все, кто хотел сразиться с ней, уже мертвы. Но я видела то, как ты теряешь надежду, и решила, что все-таки должна сказать тебе об этом.

Сова хмурилась.

– Она живет на Темных озерах. До ее замка даже добраться нелегко, каждый шаг у прудов – испытание, но только тот, кто прошел их все, сможет взглянуть в глаза Огненной ведьмы. Если твое сердце окажется добрым и сильным – а я вижу, что оно у тебя такое – ты сможешь добраться до замка, а там, под подушкой колдуньи, хранится старинный меч, которым можно ее победить. Говорят, этот клинок выкован из тысячи загубленных ею душ. Чары рассеются, и весь народ енотов снова сможет обрести дом…

– И я, может быть, тоже, – со страхом и надеждой добавила Дженни.

Сова молчала и смотрела на девочку, ожидая. Город уже погружался в ночь.

– А вы сможете меня туда перенести, госпожа Сова? – спросила девочка.

– Смогу, Дженни, – охотно ответила Сова. – Только готовься: полетим мы далеко, дорога займет не одну ночь. Есть в пути придется мало. Крепись и готовься к ужасной встрече.

– Я готова, – сказала девочка, и Сова взяла ее в когти и тут же рванула к звездному небу над крышами.

И они правда летели долго, а говорили мало: ощущение полета навевало на Дженни сон, и в основном она спала, но тревожно – ей снились пожары. Иногда она просыпалась, вздрагивая, и маленькое сердечко замирало от ужаса, когда она понимала, что летит – и что если бы она дернулась сильнее, может, Сова выронила бы ее. Но та держала Дженни крепко, и девочке казалось, что Сова никогда не устанет.

Пару раз они приземлялись, но пищи так и не нашли – это были какие-то странные леса и выжженные равнины, без людей, без животных, без жизни.

Может, они летели двое суток, может, трое: у Дженни смешались ночи и дни, и она не могла уже считать время. Но наконец Сова вновь начала снижаться, и Дженни поняла, что это не очередной привал: перед ними раскинулась гладь черных, черных озер с редкими узкими тропинками и мостиками, а далеко, в холмах, что высились за озерами – мрачные шпили замка.

– Я оставлю тебя здесь, Дженни, – сказала Сова, опуская ее на землю («Почему здесь так горячо? Ведь солнца даже не видно», – подумала девочка). – Я буду прятаться неподалеку, чтобы потом прилететь в замок: мне нельзя на Темные озера, мое сердце не такое же чистое, как твое. Только невинная душа девочки сможет вытерпеть их, а почему – я и сама не могу тебе сказать. Но я даже не смогу взглянуть на колдунью и остаться в живых, если не пройду испытаний. Так что мне нужно быть очень осторожной, когда я прилечу за тобой. Жди меня!

И она взлетела, не дожидаясь ответа. Дженни выдохнула, собираясь с силами и стараясь не думать о страшном. Хотя в действительности она боялась даже Совы: та разговаривала угрюмо и не казалась дружелюбной. Может, сама природа так с ней распорядилась: она могла только хмуриться и никогда не могла улыбаться? Дженни вспомнила, как ее пугало уханье сов, когда она еще была человеком.

Ох, а как она боялась этих озер, как боялась этих шпилей вдалеке, как боялась колдуньи! Даже если она достанет меч – то что с ним делать? Она всего лишь маленькая девочка, которую заколдовали, она и обычную палочку не смогла бы взять теперь, не то что меч. Здесь нужен рыцарь…

Но Дженни сама не заметила, как пошла вперед. Земля жгла ее енотьи лапки, так что идти медленно было даже труднее.

Она прошла почти половину пути, как ей казалось – и стала уже думать, что Сова спутала, что не будет никаких испытаний – но тут, когда она ступила на очередной деревянный мостик, глубины озер вспыхнули внутренним искрящимся светом. Это было похоже на вспышку молнии в пасмурный вечер.

Дженни содрогнулась. Она не прекратила идти, но ее взгляд окунулся в те глубины, что стали разворачиваться перед ней прямо на гладкой, очень гладкой поверхности воды под узеньким мостиком. Это завораживало.

Картины, одна за другой, раскрывались перед ней, картины ее собственной жизни. Вот мама… вот папа… Дженни видела их любовь друг к другу и к ней, видела, как они отказываются от еды, чтобы накормить ее, видела, как мама всегда с улыбкой засыпает рядом с ней… У девочки все болезненно сжалось внутри, когда она поняла, как ее любили родители. А мама – какой она была красивой, какой доброй была! Дженни ведь совсем не помнила ее, а папа говорил, что она умерла от какой-то страшной болезни…

Но вот Дженни исполняется два или три года, и происходит ужасное. В их дом врываются двое грабителей с топорами, какие-то пьяные и злые ублюдки, которые угрожают маме и что-то требуют. Мама отступает и прижимает к себе маленькую Дженни. Папа на чердаке, он еще не успел прибежать. Грабители свирепеют – они и так были взбешены – и один из них замахивается топором. Мама разворачивается, закрывая Дженни, топор опускается на ее спину, и она падает. Злодеи застывают, ошарашенные, и тут прибегают люди…

По енотьей мордочке Дженни побежали крупные слезы. «Вот как было все на самом деле, – подумала она. – Боже, как ужасно! А мама… она ведь… она ведь защищала меня и умерла ради меня! Какой кошмар!»

И она очень горько заплакала, но шла все дальше, и смотрела дальше то, что показывали ей озера.

А они показывали ее капризы, то, как она сбежала из дома совсем маленькая и то, как ее искал встревоженный до смерти отец; то, как она дралась с мальчишками и разбила одному губу; то, как врала отцу и другим взрослым; как воровала у соседей яблоки…

«Ой… – задумалась пораженная Дженни. – Неужели все это правда сделала я?»

Что-то она забыла, что-то смогла вспомнить – и то, что забыла, жгло сильнее, ведь как можно забыть собственные плохие поступки!

Потом Дженни увидела, как в их дом пришла мачеха, – и тут Дженни увидела столько своих дурных дел!.. Почти любое задание, которое ей давала мачеха, заканчивалось маленькой местью от девочки: плевок в суп, грабли рядом с дверью, мышеловки, оставленные будто случайно не в тех местах… Дженни поразилась, как даже незаметно для себя она творила пакости – и хотя многие из них были безобидными, а другие безуспешными, они случались почти каждый день! Дженни даже почувствовала сердцем ту злобу, которой были наполнены ее поступки, – те, которые она совершала сама! Почему же только сейчас она стала понимать, как прогнило ее маленькое сердечко?!

«Нет, я не пройду испытания, – подумала Дженни, останавливаясь и заливаясь слезами, – я плохая, плохая, плохая. Мое сердце не годится для того, чтобы победить колдунью».

А темная гладь озер показывала все новые и новые дни Дженни, все самое плохое, что та успела сделать. Так мало лет, а так много случилось этого плохого!

Наконец – разговор Дженни со Старым енотом, а потом с Совой, и тут Дженни совсем отчаялась.

«Ведь я совсем не переживала за них, я переживала только за себя! – поняла она. – Я решила идти совсем не ради других, а только ради себя, ради того, чтобы смочь вернуться домой, чтобы мне помогли избавиться от мачехи! Какая я бесчувственная! Из-за меня умерла мама, а потом я становилась только хуже и хуже!»

И теперь, казалось, уже вся шерстка Дженни промокла насквозь от слез.

«Как привлекательно выглядят эти озера, – подумала она. – Как легко сейчас упасть вот в это, что в шаге от меня – и больше никому и никогда не делать зла!»

И вот, как околдованная, она стала вглядываться в озеро, которое снова стало темным и отражало только ее саму – мокрого маленького енота. Дженни не могла ступить ни вперед, ни назад.