Большая дверь начала открываться и…

- А-а-а-а-а-а-а-а! Нет! Не надо! А-а-а-а-а-а! – пронзительный вопль ужаса оглушил нас и заставил всех застыть. Кто-то кричал впереди, кто-то вопил и молил о пощаде, пока с ним что-то делали.

Мои ноги задрожали и одеревенели, а какие-то крохи самообладания готовы были умереть, чтобы я сам поддался панике. Лишь когда надзиратель дернул цепь и потянул нас силой, кое-какой самоконтроль ко мне вернулся, и я сумел заставить себя сам передвигать ногами.

Мы прошли в то, что напоминало собой лабораторию или, скорее, операционную. Пол был залит пятнами крови, а на операционном столе лежал какой-то бедолага, прикованный к нему, а в его животе копался тот самый старик.

- Черт, держите его! – раздраженно сказал он своим ассистентам.

Помимо нас, надзирателя и этого ученого тут было еще человек пять в таких же медицинских фартуках и масках, а также четверо людей в доспехах и с каким-то странным огнестрельным оружием в руках. Оно походило на автоматы, но было стилизованно под какую-то старину, словно только что взято из паропанка, но не более.

- А-а-а-аха-а-а-а-а-а! – рыдал несчастный, а затем затих.

- Бездна, это последний раз, когда я доверяю вам, невеждам, делать анестезию! – рычал Клуций. – Убрать труп!

Он снял перчатки и выбросил их, а затем надел новые.

После этого он посмотрел на нас.

- А, вот и вы, - усмехается старик, снимая медицинскую маску. – Думаю, вам всем интересно, зачем я вас собрал. Ну, ответ прост. Я решил посвятить весь день опытам. Ну, кто хочет быть добровольцем? Все это ради науки!

Никто даже пискнуть не решился. Все смотрели на этого старика, что стоял перед нами и предлагал нам самим решиться, кто первый получит ужасную смерть и умрет на глазах у других.

- Я даже обещаю, что в этот раз анестезия будет хорошей, - издевался он. – И если опыт будет удачным, даже могу остальных пощадить.

Все мы молчали.

В воздухе повисло напряжение, ведь никто не хотел умирать.

Лишь одна мысль была сейчас в головах у всех: мужчин, женщин, детей.

У всех… и у меня тоже…

«Кто-нибудь, согласитесь выйти!»

Мы все задрожали, и никто не смел издать и звука, лишь бы это не восприняли как согласие.

«Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я!»

Можно назвать это трусостью, жалким и ничтожным порывом своей низменной сущности или проявлениям инстинкта самосохранения. Всем чем угодно, но никто в этот момент не посмел бы упрекнуть кого-то другого в подобных мыслях. Все мы были в ужасе.

Каждый из нас сейчас превратился в одиночку и испуганную крысу, которая готова утопить любого, только бы спастись самой.

Можно сколько угодно считать человека коллективным созданием, что инстинктивно тянется к обществу и не может жить вне его, но в данный момент не было общества, были только «Я», и ни одно «Я» не хотело добровольно отдавать свою жизнь. Были лишь животные, которые хотели выжить.

- Ну что ж, раз добровольцев нет, то выберу сам, - смеется старик. – Тащи первого попавшегося.

Неожиданно с моей правой руки срываются детские пальчики!

- Не-е-е-е-е-е-ет! – закричал Лью, когда надзиратель схватил его и потащил к столу. – Нет! Помогите! Нет! НЕТ! НЕТ!

В этот момент никто ничего не сказал.

Мы завороженно смотрели на все это. Смотрели, как уроды тащат маленького мальчика на смерть, а мы лишь смотрим. Мы будем так же молча смотреть, как его препарируют, будем слушать его крики и плачь, а сами будем просто стоять и не отводить взгляда.

Я дернулся, но тут мой внутренний голос закричал:

«Нет! Не смей! Не смей! Пусть лучше он, а не я! Я не хочу умирать! Я не хочу умирать! Я не хочу умирать! Пусть другие умрут, пусть все умрут, но я хочу жить! Пожалуйста! Я не хочу умирать!»

Этот голос внутри меня оказался таким сильным, что я даже пошевелиться не мог.

- Помогите! Спасите! Мама! Папа! Я хочу домой! А-а-а-а-а! – кричал Лью.

Я могу лишь скрежетать зубами.

«Беспомощный…»

Вновь это омерзительное чувство пронизывает меня. Вновь оно поглощает и давит во мне все.

Беспомощный…

- Помоги, Макс! – крикнул Лью.

- НЕТ! – резко сказал я, сделав шаг вперед.

Все тут же замерло, и все повернулись ко мне.

- Я пойду! – твердо сказал я.

Умом я понимал, что это было ужасно глупо и что я поддался эмоциональному порыву, но я просто ничего не мог с собой поделать. Я почувствовал, что если бы позволил этому свершиться, если бы позволил Лью умереть сейчас, то… что-то внутри меня самого бы умерло. Это чувство было бы сильнее, чем «беспомощность». Тогда я просто не мог ничего сделать, но сейчас я могу, но так боюсь…

- Я пойду…

На некоторое время здесь установилась тишина.

- Идет, - прозвучал голос Клуция. – Такими, как ты, так легко манипулировать.

Лью отпустили, и он побежал к нам и кинулся ко мне.

Он плакал, ревел и дрожал, а я уже ничего не мог поделать.

- Все хорошо, - только и сказал я.

Отцепил ребенка от себя и передал его Саше, а сам… пошел вперед.

Я понимал, что все это была банальная манипуляция и попытка повеселиться для одного морального урода, что любит психологически ломать и калечить окружающих. Понимаю, что все это лишь провокация, но…

«Прости, дедушка… - только и сказал я себе. – Но я не могу иначе… Скоро увидимся».

Меня подвели к столу. Я сам не заметил, как меня раздели и уложили на холодный операционный стол. Я лишь смотрел на яркие фонари надо мной, что казались такими холодными.

Мои руки, ноги и голову пристегнули ремнями и затянули так, чтобы я не мог пошевелиться.

Надо мной нависло лицо Клуция. Он самодовольно улыбался и смотрел на меня.

- Насчет анестезии я не лгал, но только насчет этого…

Операция началась…

- Тампон! Скальпель! Зажим!

Четкие и короткие команды ассистентам. Те пусть были не самыми профессиональными помощниками, но когда их контролируешь напрямую, то они вполне себе эффективны. Подручные послушно все делали и сами старались ничего не перепутать, а больше и не нужно. Главное, потребовать более компетентных анестезиологов, а то с такими большая часть подопытных умирает от болевого шока. Столько материала в пустоту тратится, а ведь еще так много нужно сделать.

Вскоре операция была закончена. Необходимый орган вшит в тело этого мальчишки. Рану зашивают, и теперь остается самое сложное.

Да, работать с телом свеженького землянина было приятно. Таких крайне редко найти можно. Просто так землян, что только прибыли, нигде даже на невольничьем рынке не купить, а самим найти – это как повезет, но даже так такие обычно некоторое время ходят без браслета, и потому их тела подвергаются определенной степени мутации.

Тут же уникальный случай.

Попаданец, да еще и сразу с браслетом. Непонятно, откуда он у него, но это невероятный успех и таким нельзя было не воспользоваться.

Чем приятно такое тело, так тем, что шанс усвоения очень высок, такое обычно только у детей и бывает.

Да, Клуций ставил опыты над детьми не из личного желания или каких-то глупых верований, какие можно придумать, а просто потому, что шанс адаптации гораздо выше, чем у взрослого. Орган, вшиваемый в тело взрослого человека, который уже прошел через ряд изменений, плохо приживается и может быть отторгнут иммунной системой, что развилась от усиления.

Особенно это плохо работает со скитальцами: но у них все может пойти не так. У них и условиях совершенно иные, да и на совместимость каждый проверяется.

- Операция закончена, - хмыкнул Клуций. – Накопитель.

Через минуту прибежал ассистент с небольшим существом, похожим на смесь из жабы и рыбы-пузыря, в которой хранился Хаос. Хтоуны могут впитывать Хаос, но извлечь его из них практически невозможно. Поэтому человечество и постаралось вывести живых существ, способных хранить большое количество Хаоса, не подвергаясь мутациям, и даже добилось успеха. Правда, использовать их для чего-то, кроме таких операций все еще экономически невыгодно, уж очень дорог процесс «зарядки» сего накопителя. Но Хаоса, чтобы напитать этого мальчишку, там достаточно.