«Надо ли отсылать это письмо, пережившее своего отправителя – Фреда? – подумал Ви. – И вообще, должен ли случайный и, к тому же, незаконный наследник наследовать намерения прежнего хозяина текстового документа?».

В случайном прядке просматривая листы, он вновь возвращался к началу. В тетради попадалось множество разнообразных, вложенных между ветхими страницами, потрепанных временем листочков, полу-листочков и прочего, вплоть до замусоленных бумажек с карандашными или перьевыми записями. С определённой частотой встречались в ней как стопки печатного текста, так и копии рукописного на бумаге – достаточно свежей, скреплённые обычными проволочными скрепками. В одном месте, рядом с затейливой плетёной закладкой, нашлись даже несколько страничек на неизвестном языке.

Внимательный глаз определил бы, что эта рукопись принадлежала не одному автору. Слишком разнился характер вкладок, которые иногда выглядели, как попавшие сюда случайно.

Добравшись до самого начала тетради, Ви прочитал надпись на внутренней стороне обложки: «Манускрипт Войнеца». Чуть ниже была подпись: «Пимен Войнец – начало составления – 31 июня 1888 г. от Р.Х.». Внутри, под обложкой, лежал исписанный от руки лист – вероятно, самого Пимена.

Этот текст появился… как последствие действия определённого состава тайного напитка Бiбл – малоизвестного, запретного и потому забытого, но прежде употребляемого шаманами Америки и, в единичных случаях, Европы. Очевидно, мой прадед, Никон Войнец, практиковал какие-то из обрядов «обретения памяти» или фантазий что, признаюсь, с недавнего времени очень заинтересовало и меня.

Мой прадед, проживший 99 лет, завещал мне, его правнуку (после окончания моего университетского образования) пухлую ветхую тетрадь в сундучке, заполненном склянками с номерами на стенках. Это была арабская нумерация, исполненная металлическим карандашом. Была также какая-то ветошь. Эти предметы пролежали в закрытом ящике моей библиотеки 33 года, будучи лишь беглого осмотренными. И лишь в возрасте 57 лет, когда я перебирал свой архив, в традициях нашего рода, это странное наследство, наконец, было извлечено из «забвения». Первый день и вечер ушёл на пересмотр и чистку содержимого, заметно пострадавшего от всяческих клещей, ложноскорпионов и т. п. «любопытных» обитателей, а вернее – потребителей, в том числе – «пожирателей древностей».

Мои дела шли в своем неторопливом ритме, это занятие позволяло не только отвлечься от рутины жизни, но и окунуться в некую новую реальность. Несколько раз я задумывался над вопросом, почему я так долго не прикасался к этим вещам. Возможным ответом стал факт, что к любому событию жизни нужно приблизиться не только физически, но и ментально, дорасти умом и душой, чтобы суметь воспринять и осознать его. Главное – не растерять интерес к этому миру, способному быть скучным для одних и, в то же самое время, завораживающе сказочным и насыщенным для других.

К моему огорчению, один из флаконов был разбит уже очень давно, и его содержимое пролилось на тетрадь, склеив при этом часть листов – начало дневника, написанного от руки, Манускрипта. Наверное, содержимое треснувшего флакона включало мёд – в складках склеенных листов, на границе склеенной зоны останков мелких обитателей было особенно много.

В самом низу лежала карта. Одна, с изображением конника с копьём на перевес. «Наверное, когда-то была целая колода. А остался какой-то валет или типа того», – подумал Ви, разглядывая её с двух сторон.

…в надежде на некое другое решение позже, после того, как разорвалась пара таких намертво склеенных страничек, я, с большими потерями, отыскал то место в тетради, с которого страницы уже можно было открывать без их повреждения. Это была, как оказалось, уже тринадцатая запись – почти половина тетради с началом Манускрипта намертво склеилась в форме волнистой пластины с желтыми крошащимися краями обветшавшей от времени бумаги. Чтобы сохранить оставшуюся часть, я решил совместить своё знакомство с этим наследием с переписыванием сохранившихся записей. Это моё переписывание включало так же своеобразную трансформацию текстового написания – первоисточник был написан, как все манускрипты справа налево. Я же переписал его по современной моде, кириллицей, как рукопись – слева направо. Об этом решении я не пожалел. Это занятие захватило меня, унося на некоторое время прочь от реальности повседневного бытия к иной. В редких случаях, связывая сохранившиеся части по своему пониманию, я добавлял что-то из своих домыслов и фантазий. Благо, после ознакомления с рецептом напитка, я не только изготовил, но и на себе проверил его свойства, заполняя некоторые пропуски информацией о полученном эффекте и заканчивая темы.

(Небрежность переписчика в ряде случаев не позволяет определить автора – Никон или Пимен. Однако, в любом случае, это – Войнецы, их манускрипт).

Предыдущий текст заканчивался каким-то примером записи, под картинкой с кириллицей (См. Рисунок 8.)

Рисунок 8

Славянская азбука – кириллица, не совсем правомерно названная в честь греческих монахов Кирилла и Мефодия, не создавших её, а лишь применивших древнейший документ со шрифтом, данный им на определённых условиях и включавший в себя особые буквы-порталы (они были размещены в конце). Эти буквы были не только добавочными и привязанными к греческому алфавиту, но, что важно, имели прямые нити к Логосу.

(Впрочем, по большому счёту, таким же свойством косвенно обладают все буквицы и даже знаки препинания).

Далее шёл набор слов: «Азофиксация Буками Введенное Глаголит (делает) Добро Есть (питает) Жизнь Зело (так, как) Земля Иже (если) И Како (как) Люди Мыслете (думают) Наш (о нашем) Он Покой (покое) Рцы (изреченное) Слово Твёрдо (уверено, истинно).

Далее опять был физический пробел в виде склеивающего подтёка, окончательно повреждённый мною при попытке раскрытия.…От Омега /Ѡ/ Через Ерь /Ъ/ до Я /Ѣ/ до последнего слова, уже почти не читаемого, а, скорее, узнаваемого, как צּ «Ижица».

…таков был эффект добавки для завершающей первый цикл мистерий травы Буквицы (Betonica officinalis) к основе напитка. Мой 12-й обряд закончился чуть заметной тошнотой, но заметным спокойствием, ментальным расслаблением, похоже, перешедшим в сон. По крайней мере, на следующий день, переписывая свои воспоминания последнего акта своей мистерии, я так и не смог вспомнить, как уснул – какой-то обрыв памяти.

Я смотрел на просвет через бутыль с очередным элементом малой мистерии «Обряда Возвращения» – прозрачным красно-коричневым напитком «Бiбл». Уже давно был пройден нулевой уровень «возврата» – моё очередное погружение было уже тринадцатым по счёту. Оно должно было быть таким же чистым и непосредственным, как первое (дюжину назад), согласно приложению, называемому «Тайабiбл»*. Ссылка на него отправляла к обязательному просмотру пояснения, начиная со второй страницы перевода.

Вторая или какая-либо иная страница приведена условно, согласно переводу и его интерпретации.

Шелкопись состояла из двух рулонов шёлка, сотканного полосой в 40 см шириной и около 12 метров длиной каждый. Кроме этих рулонов, имелись 19 прямоугольных страничек – кусков, нарезанных, скорее всего, из некогда существовавшего третьего рулона, бывшими его владельцами. Я стал всего лишь случайным наследником всего примерно полгода назад.

И вот, как это случилось:

Я часто вспоминаю тот поход. Добросовестно исполняя инструкцию по составлению описательной части моей «Записки», номинированной для предоставления на суд и оценку Коллегии Университета для присвоения степени бакалавра экспериментальной медицины и фармакологии, я проводил сбор и описание образцов флоры в дикой опасной стране северо-восточнее моря, называемого Черным, в нескольких днях пути до горной местности – Кавказских гор. Моя гербарная рамка уже была переполнена и отказывалась принимать новые образцы, часть из которых была уже размещена в моей походной сумке.