По завершению сигнала крылья вернулись в исходное положение. Мелкими шажками Она переместилась на наружную поверхность окна. Была ночь. Где-то далеко, на западе, блеснула слабой вспышкой далёкая молния. Но здесь небо было ясным, вечные звёзды по-прежнему загадочно переливались. Есть желание, есть интуитивные знания, есть какая-то информация. Был слабый, но отчётливый ответ откуда-то с запада. Яркая звезда пронеслась по звёздному небу и исчезла навсегда, оставив след надежды в фасетчатом глазу шелкопряда.

Внизу, под окном, на ветке сирени болтался помятый кокон, зацепившийся распущенной шелковой нитью. Несколько миллиграммов растворимого белка – пептидов – в зоне отверстия, образованного ферментами слюнных желез созревшей куколки, ожидали Инн.

Последняя ссобойка перед дорогой в настоящую жизнь[7]. Инн вспорхнула с оконной рамы (крылья мягко и согласованно работали в дозвуковом режиме колебаний), нависла над своим коконом – хоботок быстро и умело собрал последние микро-капли. А уже секунды через три, оторвавшись от своих временных пристанищ, она поднялась над зданием. Ей повезло. Ничего не изменилось и всего на расстоянии полу-нити кокона от неё росло то самое «древо жизни Тутов» – шелковица чёрная. В этих северных широтах шелковица белая – более нежная и теплолюбивая – была ещё большей редкостью. Полёт прошёл почти без помех. Летучая мышь перепугано шарахнулась от возникшего эха, заработав психическую травму на всю ночь. Самки (♀) Тута – плохие летуны, значительно худшие, чем самцы (♂). Причина банальна – запас яиц значительно отяжеляет их брюшко. Днём ласточки и стрижи губят самок, не успевая отлететь или избежать столкновения из-за высокой скорости полёта. Поэтому они выбирают ночные перемещения. Летучие мыши не опасны для Тутов, это закреплено и наследуется уже несколько тысячелетий. Самый страшный враг – сумеречный охотник козодой, но в этих широтах его практически нет.

Древо было великолепно – высокое, без следов обрезки и других повреждений, вполне подходящее для вскармливания и развития всей отложенной грены одной самки.

Инн сразу заняла лучшее место на стволе – чуть выше середины кроны. До момента следующего вектора связи, «часа Х», оставалось время. Она расположилась на западной стороне, со стороны ветра, приняла вертикальное положение и стала ждать. Светать. Здесь Инн будет ждать свою судьбу. Неизбежность. Определённость. Его.

Энн налила очередную (уже четвёртую!) чашку кофе дрожащей, слегка затёкшей рукой. Оставив уснувшую дочь, она отлучилась минут на десять, чтобы вернуться после проветривания её комнатки, и продолжила просматривать сшивку, оставленную Фредом из своего утиля ещё 4 дня назад. Текст был на литовском языке, к нему прилагался технический (компьютерный) Google-перевод. Для такого рода документов название типа манускрипт было вполне обычным. Фамилия Войнец – тоже ничего необычного, такое себе видоизменённое русским переводчиком сербское определение для потомственного воина, воителя. Только вот занесло этого самого воина «ой, куда!» – и рисунки необычных растений и существ, и номинированные фенотипы, и неизвестная спец-иероглифика языка генома. Вначале шла непереведённая часть на литовском, в нескольких местах встречалось латинское написание «Bibl.». «Наверное, ссылки на канонические писания христианства», – подумала она, просматривая текст дальше. Описание методик с шифрованными инструментами, среди которых узнавался, в частности, рестрикционный препаративный модуль с названием, включающий латынь – Bombyx mori, т. е. Тутовый шелкопряд. Речь шла о специфическом комплексе, реагирующем исключительно на личиночном (пренатальном) уровне развития или проявимости генома индивида! Активность его на взрослой особи с конечным уровнем инкарнации была нулевой.

– Что-то новое, – отметила она про себя, – по крайней мере, не припоминаю, чтобы в универе об этом интересном феномене упоминалось в генетических инструментах. А ведь дата документа – прошло, пожалуй, полтора столетия! Наверное, эта версия текстового документа не была просто гугл-переводом, но имела смелую научную интерпретацию первоисточника.

Уже два знакомых вида членистых растений описывались в двух главах как носители органелл, способных к фиксации (восстановлению) атмосферного азота, описывалось их накопление в организме, в биомассе, в форме нуклеиновых и белковых соединений. Первое – с каким-то непривычным названием, в транскрипции, звучащей как Н-купуажу, его связывание с участием нитрогеназы, глютаминовой и аспарагиновой кислотами, с образованием соответствующих аминокислот.

(Возможным, но спорным вариантом этого растения является «кордилина Ти – маталея» – удивительное растение острова Ниуэ в Полинезии /примечание Автора).

Второе – растение Эрть, относящееся к семейству Азолловых – папоротников, седьмой вид рола Azolla (гигант по сравнению со своими мелкими гидрофильными родственниками, ныне вымерший). Оно описывалось только как ссылка в тексте, размещённом далее. О нём, об этом растении, остались воспоминания в исторической памяти народа как «Папарать кветка» из-за особенной формы листа, похожей на цветок и несущего споры.

Этот вид являлся допотопным и вымершим. Эрть, в отличие от ближайших родственников, некогда успешно освоилась в более сухих регионах планеты, вступив в «непозволительно близкие отношения» со взаимно редуцированной формой цианобактерий или сине-зеленой водорослью типа Анабены, предположительно семейства Ностоковых. Последние получили прописку как внутриклеточные обитатели, органеллы.

Вторым аспектом в соответствующей главе было описание съедобных сверх-окультуреных плодов Н-купуажу как биомассы, содержащей низкое количество клеточной ДНК, и потому безопасной для потребления их астро-субъектами.

Что-то во многих деталях совпадало с материалами, переданными Гене и только вскользь просмотренными Энн.

Далее тексты перемежались дневниками и исследовательскими протоколами с решениями некоторых проблем.

Во введении этой части перевода был приведен генно-метаболический анализ нескольких земных видов: Человека – (Неандертальца, рода Homo sp. var.n…), рис. 4; орангутанга – (Pongo pygmaeus), рис. 5.3.; шимпанзе – (Pan troglodytes schweinfurtsii), подвид Ш. швейнфуртовский, рис. 5.4.; гиббона хулок – (Hylobates hoolock), рис. 5.5.; горной гориллы – (Gorilla gorilla), рис. 5.2.; некоего «Существа Х», не имеющего названия в современной науке, жалких остатков практически исчезнувших видоизменённых мутантов, которых иногда описывают как «Снежный человек», рис. 6; а также Кахау – (Nasalis larvatus), рис. 5.6.; гелады – (Theropithecus gelada), рис. 5.7.; и Дологопята-привидение – (Tarsius spectrum), рис. 7.

Как ни странно, был приведен и анализ обычных коров из заказанных наземных видов, и дельфинов – афалин (Tursiops truncatus), пресноводных дельфинов или сусук (Platanista gangetica), и касаток (Orcinus sp.) – из водных.

Сравнение было приведено в таблице с учётом некоторых понятных и непереводимых качественных показателей, из которых следовал вывод о статистической пригодности по сумме преимуществ первого вида из приведенного списка. В перечислении обоснований искусственно проводимого отбора, в начале, среди первых требований и преференций, были среда обитания и способность к манипуляции соразмерными объектами. Водные объекты выбора, дельфины, набирали свои баллы только как потенциально супер-рефлексирующие, способные к кодированной индивидуальной коммуникации. Однако среда обитания оставила слишком сильный след на «конструкции» этих существ, их способности к тонкому манипулированию физическими объектами. Было так же ещё одно существенное «но» – завершала свой второй этап на планетах солнечной системы Сирианская миссия, избрав зоной своих разрешённых Договором интересов водный мир планеты Земля, спутника Юпитера – Европы и спутника Сатурна – Энцелады. Именно дельфины (вместе с некоторыми представителями головоногих, и люминесцетно-светящихся морских обитателей) стали земными избранниками миссионеров дружественной цивилизации Сириуса. Кроме того, у нескольких видов дельфинов был найден особый маркер, вероятность естественного происхождения которого была чрезвычайно мала.