— Просто иди.

Прежде, чем дверь открылась, я успел взглядом подцепить световой меч, лежавший на полке в дальнем углу, и уложить на стол перед собой. На всякий случай, пусть у меня и имеются серьезные сомнения в моей способности воспользоваться им по прямому назначению. Я едва успел закрыть глаза, чтобы не выдать себя синеватым свечением, когда он вошел в комнату — напружиненный, как зверь на охоте и готовый ко всему.

Быстро обежав взглядом комнату и испытав мимолетное облегчение от отсутствия пехотинцев, шериф нашел взглядом меня.

— Генрих сказал, что нашел беглеца, которому нужна помощь. Это, я так понимаю, ты?

— Ты не ошибся, — ответил я. Эмоциональная сфера мне нравилась — шериф был заинтригован, немного насторожен, но отказывался испытывать страх. — Присядешь?

— Я постою. Что за ерунду нес Генри про инопланетян?

— Правдивую ерунду, шериф…

Немного поколебавшись, я поднял руки, собираясь стянуть с себя капюшон, и увидел, как расширились его глаза — тонкие четырехпалые конечности, обтянутые голубоватой чешуей не то, что легко встретить на планетах людей. Его рука опустилась на рукоятку пистолета, но стрелять он явно не собирался, телепата не обманешь — скорее, просто попытка успокоиться и обрести почву под ногами, чем жест угрозы.

— Пожалуй, я повторю свой вопрос, — сказал я, когда маски, в буквальном смысле, были сброшены. — Присядешь?

Очень медленно шериф подошел ко мне ближе и опустился в кресло, с явным усилием заставив себя убрать руку с оружия.

— Я хочу знать все.

— Я все-таки сделал это, Генрих.

Мохнатый ящер размером с кошку, первый взрослый образец новой породы, спрыгнул с моего плеча и удобно устроился на небольшом земляном холмике. Ящерицу звали Генри.

— Впрочем, большую часть работы ты проделал сам, старик. Все, что сделал я — просто довел твое дело до конца.

Я присел рядом с могилой, задумчиво глядя на мраморное надгробие.

— Джим уже забрал первые образцы и сейчас ищет покупателей на патент. Представляешь — возможно, через пару лет вся Мар Сара будет питаться твоим творением. А может, чем черт не шутит, и еще кто-нибудь?

Я замолчал, не зная, что еще сказать приютившему меня старику, так и не успевшему довести последний проект до конца.

— Прости меня. Кажется, я не могу воспринимать смерть, как полагается человеку. Протоссы ведь не умирают по-настоящему — их память, опыт и в какой-то степени даже личность навсегда остаются в Кхале. Я много времени провел среди них, и только оказавшись здесь, среди людей, осознал, насколько стал похожим на них. Да и к тому же, я по личному опыту знаю, что смерть — отнюдь не конец. Хочется верить, что это не только мне так повезло…

Со смерти профессора прошло полгода и полтора — с тех пор, как я впервые ступил на поверхность Мар Сары. В ящике на втором этаже жилого дома лежат документы на имя Александра Ноймана — племянника Генриха Ноймана, но за все это время они пригодились мне лишь однажды — когда Джим оформлял на меня право собственности на ферму Генриха. Все то, что не может дать мне ферма, привозит шериф — в основном книги, запчасти для техники и некоторые материалы для опытов.

За эти годы жизнь вошла в свою колею — я работал на ферме, почти на ощупь развивал свой Дар и, в попытке избавиться от грызущего чувства одиночества, учился всему, до чего только мог дотянуться, начиная с генетики, в которой, благодаря Генриху, успел неплохо разобраться, и заканчивая тонкостями современной микроэлектроники. Конечно, без знающего наставника разбираться в тонкостях современной прикладной науки очень трудно, но я, покамест, справлялся.

Проще говоря — дел у меня было невпроворот, чему я был несказанно рад. Постоянная занятость позволяла мне успешно бегать от мыслей о… да, черт возьми, о доме! О Салли, что осталась где-то там, на зеленой родине протоссов, о Тассадаре, которого уже вполне могло и не оказаться в живых, о том… о том, не совершил ли я ошибку, поддавшись мимолетному порыву? Может, она смогла бы меня принять, может, он бы вернулся… Стоило только задуматься об этом, как я мгновенно тонул в бесконечных «может быть», которых я уже никогда не смогу подтвердить.

Нахмурившись, я резко поднялся с земли и, мимоходом коснувшись разума ящерицы, зашагал по направлению к дому, слыша позади легкий шорох шагов своего питомца.

Доставшаяся мне по «наследству» ферма Генри — один жилой домик с обширным подвалом, сарай и пара акров земли всегда будила во мне воспоминания о доме. И я сейчас говорю не об Аиуре, а о той старушки Земле, которой не существовало, в том виде, который я помню, вот уже несколько веков. И пусть я ни разу вживую не видел земные фермы моего времени, зато много раз наблюдал на экране телевизора.

Выращивать моему «дяде» приходилось не привычную всем пшеницу или рожь — они плохо росли на Мар Саре, а универсальный, необычайно живучий и феноменально отвратительный на вкус злак с банальным названием «Универсум». Есть эту гадость было просто невозможно — наверное, именно поэтому Генрих и взялся за одомашнивание своих ящериц.

Двери дома распахнулись передо мной словно сами собой, — для протоссов Дар так же естественен, как руки и ноги для людей, поэтому неудивительно, что я заразился у них привычкой пользоваться им везде, где только можно и нельзя.

Я сразу направился в подвал, он же лаборатория, — все дела на сегодня были уже сделаны. Если повезет и Джим договорится с покупателем, можно будет забыть о скучной рутине фермера и уделить все свое время этим двадцати квадратным метрам под землей.

— Привет, куча металлолома, — поздоровался я со своим главным проектом.

Куча металлолома не ответила, а я скривился, подумав, что долгое одиночество не идет на пользу никому — еще чуть-чуть и я с табуреткой начну разговаривать.

Пару минут я так и стоял посреди лаборатории, разглядывая чудо человеческого машиностроения — боевой доспех пехотинца. Его притащил Джим вскоре после смерти профессора — подозреваю, только ради того, чтобы отвлечь меня от мыслей о том, что его больше нет. Экзоскелету просто не повезло — во время переезда арсенала ополчения из одного затопленного помещения в другое, посуше, его уронил неуклюжий погрузчик, управляемый пьяным водителем. Раскуроченная ходовая часть приказала долго жить и Джим, не мудрствуя лукаво, прикарманил неремонтопригодную в условиях Мар Сары технику, предварительно списав ее.

Он сказал, что это подарок, но, думаю, и сам не подозревал, насколько долгожданным и радостным событием была для меня эта груда раскуроченного металла.

Все очень просто — я увидел в нем свой шанс покинуть ферму и взглянуть на мир собственными глазами, а не посредством монитора и голосети. Я ведь вовсе не собирался просидеть взаперти всю отмерянную Зел Нага своим детям тысячу лет и уже давно задумывался над способом, который позволит мне находиться среди людей, не опасаясь своего разоблачения.

Боевой доспех станет первым шагом на пути к свободе. Таким образом я хотя бы смогу появится в городе, пусть и играя телохранителя Джима или записавшись в местные органы правопорядка. А потом… потом я придумаю еще что-нибудь, что откроет передо мной все двери.

Помню, когда я впервые поделился с Рейнором своими планами, он лишь недоверчиво хмыкнул, выражая свое сомнение в успехе моего маленького предприятия. Но за прошедшие полгода я успел полностью переделать ходовую часть под свою форму ног, выпилить нафиг медицинский блок (не хочу проверять реакцию своего организма на человеческие лекарства) и теперь вплотную подобрался к решению проблемы питания и управления.

Решить проблемы чисто механического содержания было относительно нетрудно, другое дело — программное обеспечение доспеха, позволяющее солдату управлять им буквально силой мысли, подсоединяясь напрямую к его нервной системе. Меня, представителя совершенно иной расы, доспех слушаться отказывался, выражая свое недовольство в панических воплях о неполадках в, я цитирую: «органической составляющей».