Однако более хлопка, какао, керамики, перьев кацаля, золота и даже нефрита ценил он ту бесценную информацию о дальних странах и ближайших соседях, которой ах пполок ёки — купцы, прибывавшие для торговли в Ушмаль из разных мест, делились с ним в ходе беседы.

С их слов Ах-Суйток не только имел реальное представление о военной мощи своих врагов, но и узнавал о последних технологиях различных ремесел, а самыми дорогими из них считались новые способы возделывания земли. Так, при помощи «плавучих садов» чинамп, сооруженных по описанию одного купца из могущественной столицы ацтеков Теночтетлана, народ шив относительно благополучно перенес сильнейшую засуху, когда восемь тунов назад грозный бог Чаак подверг этому испытанию страну Пуук. Кроме того, правитель Ушмаля обладал подробнейшей картой дорог и троп дальних стран, которые вдоль и поперек исходили поклонники бога торговли Эк Чуаху.

Кукульцин слишком поздно понял, что его визит не ко времени. Как правило, после общения с купцами Ах-Суйток пребывал в отличном расположении духа и избегал разговоров на серьезные темы, однако в проеме приподнятого купцом полога халач-виника уже заметил служителя Кукулькана. Жрец вошел в комнату. С момента его последнего посещения в ней ничего не изменилось.

В центре, утопая в девственном белом великолепии, на каменном троне в виде двуглавого ягуара, инкрустированного драгоценными камнями, восседал грозный правитель Ушмаля. Несмотря на преклонный возраст, — дряхлое его тело, покрытое выцветшими татуировками, даже в жаркие дни нуждалось в теплых накидках, — в черных как смоль глазах правителя по-прежнему, как и сорок тун назад, когда он взошел на престол, горел неиссякаемый огонь любви к жизни. Такой огонь отличает натур деятельных, неуемных в своих амбициях, требующих от жизни все новых и новых высот. Для многих взять хотя бы одну такую высоту не под силу и за весь отпущенный им срок на земле.

— О всемогущий правитель народа шив…

— И ты здесь, почтенный Кукульцин, — прервал светское приветствие жреца Ах-Суйток. Он широко улыбнулся, обнажив острые, заточенные на акулий манер зубы, приветствуя своего любимца. — Ты не так часто появляешься у нас, как хотелось бы. Что привело тебя к нам? Может, ты огорчен поведением нашего сына Тутуль-Шива?

Жрец удивленно поднял глаза: «Неужели Ах-Суйтоку известно о вчерашнем проступке юного Шива? Не может быть! Об этом знают только я и этот недостойный Ош-гуль. Лишь немногие удостоены чести говорить с солнцеподобным, а такие, как Ош-гуль, даже смотреть в сторону земного бога не имеют права».

— Напротив, величайший из правителей. Вчера он одержал достойную своих предков победу. Выиграл в «кулум» у соперников, превосходящих в два раза по численности и силе.

— Я не про игры, жрец.

И снова Кукульцину показалось, что Ах-Суйток знает о вчерашнем происшествии. За время службы у правителя Ушмаля он не раз убеждался в том, что стены дворца имеют глаза и уши. Ах-Суйток был непримирим и резок в поступках, когда дело заходило о лжи и укрывательстве виновных. Не раз чилам становился свидетелем жестоких расправ над преданными царедворцами, и даже за меньшие провинности. Служителю храма пришлось призвать все свое красноречие и опыт дипломата, чтобы не бросить тень на своего любимца, но одновременно не оскорбить достоинство правителя своим укрывательством проступка юного Шива.

— Если всевидящий Ах-Суйток имеет в виду ту нетерпимость своего сына, с которой он сбежал с лестницы храма на помощь своему отряду, который терпел поражение, то ваш недостойный чилам не узрел в этом оскорбления всемогущему Кецалькоатлю. Не богу ли войны знать о том, что успех любого сражения зависит от умелого замысла и быстрого воплощения? — хитрый чилам нарочно назвал имя Бога Кукулькана на родном языке халач-виника.

— В очередной раз я убеждаюсь в твоей мудрости.

Я правильно сделал, поставив тебя наставником над своим сыном. Но впредь Тутуль-Шив должен чтить великих богов. Иначе он так же быстро слетит с вершины власти, как сбежал с пирамиды Великого Кецалькоатля.

Что же привело тебя к нам?

— Чистота рода, духа и помыслов тех, кто служит вам и богам, покровительствующим стране Пуук.

Ах-Суйток нахмурил брови:

— Говори!

Скольких людей заставлял трепетать его взгляд! Вот и Кукульцин почувствовал, как по его спине пробежал неприятный холодок.

— Сегодня в руки мне попала родословная хранителя бани ахмена Ош-гуля. Я заслуживаю кары, всемогущий Ах-Суйток, за то, что все это время пребывал в неведении относительно чистоты его крови и учил недостойного общению с богами.

— Кажется, я знаю, о ком речь. Не тот ли юноша, чья внешность, напоминающая потомков первых людей,[8] идет вразрез с его способностями к знаниям? Что же такого ты мог увидеть в его родословной? — халач-виника озадаченно пожал плечами. — Насколько мне известно, он из города Мани и принадлежит к правящему роду, хотя только по материнской линии.

Теперь пришло время удивляться Кукульцину. Ах-Суйток лишь формально был верховным жрецом города Ушмаль, он всецело доверял своим чиламам, редко вмешивался в дела жрецов. Почему же такая мелочь, как родословная какого-то ахмена, пусть даже с незаурядной внешностью, заинтересовала халач-виника?

— Дело в том, что Ош-гуль был рожден в четырнадцатый день месяца Ок, а это дурной знак. По предсказанию календаря, родившийся в этот день — прелюбодей, безрассуден, непонятлив, а также сеятель раздоров, а знак его — собака преисподней!

— Не вини себя, Кукульцин. Ты знаешь наши законы.

И по ним его мать удостоила другую судьбу Ош-гулю. За четыреста бобов какао и десять индюшек я как ах-кин-маи продал для ее сына пятнадцатый день месяца Чуэн.

Так что он искусник дерева, искусник в ткачестве, мастер во всех ремеслах, очень богата его жизнь, очень хороши все дела, что он делает, рассудителен, а знак его — обезьяна, то есть ремесло. По крайней мере, внешностью он оправдывает свой гороскоп, — Ах-Суйток улыбнулся своей шутке. — Да и в науках, я слышал, преуспевает. Не будем больше об этом.

Он поднялся с трона и шагнул навстречу Кукульцину.

По стопам его неотступно следовал раб, отгоняя назойливых насекомых от царственной особы веером из перьев. Дальше выступали четверо гвардейцев из личной стражи халач-виника.

— Лучше посмотри, что подарил мне Хун Йууан Чак, — Ах-Суйток протянул жрецу нефритовую статуэтку.

Он узнал ее. Это был воитель, не знавший ни страха, ни пощады, ни сожалений. Впервые Кукульцин увидел таких воинов еще в молодости, когда в чине ахава паломником прибыл в Священный город Чичен-Ицу на праздник Нового огня. Тогда возле храма Кукулькана, возвышавшегося на вершине прекраснейшей пирамиды, приносили в жертву вождя и знатных людей одного из варварских племен, осмелившихся напасть на Священную столицу. Поблизости располагалась еще одна пирамида, возведенная в честь победителей, в недавнем прошлом покоривших эту страну. Крытая колоннада вокруг нее завершала этот величественный комплекс. На каждой из этих колонн был высечен воин-завоеватель в парадном облачении. Эта безмолвная армия из камня, казалось, в любой момент была готова сбросить с себя базальтовые кандалы, чтобы выступить на защиту города и интересов его грозных правителей, но, пока не видно было врагов, их суровые лица беспристрастно взирали на мир людей. Каменных воинов поставили тольтеки — народ, пришедший в Земли фазана и оленя, как народ майя называл свою страну, с северо-запада.

Возглавляемые человеком, который взял имя их Бога и покровителя Кецалькоатля, они стремительно ворвались в мирную жизнь людей, населявших этот благодатный край, и поставили во главе порабощенных городов своих военачальников. Нефритовая статуэтка была родом из города Толлана, страны великих строителей и непревзойденных воителей — предков Ах-Суйтока.

— Подарок, достойный халач-виника, — только и ответил Кукульцин, взглянув на нефритового воина.