Последующие события Гурковскому помнились смутно, но и то, что он успел запомнить, наводило на него неописуемый ужас. Из черепа, как из рога изобилия, стали выпрастываться твари, о существовании которых он даже не подозревал. Самыми симпатичными в этой армии уродливых полусгнивших рож и тел были, пожалуй, гидры и сатиры. С гиканьем, чваканьем, ревом они разбегались, расползались, разлетались по лабиринтам пещеры. Гурковского вернуло в чувство пение детского хора и поддерживающие его тяжелые мужские голоса.

Это пели тринадцать мальчиков и тринадцать жрецов, со слезами на глазах умолявшие пощадить того, кто нарушил покой этой пещеры. Под занавес этой странной мессы они отрывали головы птицам и поливали их кровью алтарь, после чего армия вырвавшейся на свободу нечистой силы со свистом реактивного самолета устремилась обратно в лоно черепа, освободив дорогу огромному ягуару, величаво ступаемому вверх по лестнице.

Гурковский устремился за ним и, вырвавшись из кошмарных оков пещеры, взмыл ввысь и, словно птица, полетел над землей, издревле населенной народом майя, его народом. Он пролетал над деревнями, городами, храмами и пирамидами. Видел рыбацкие лодки, охотников, крестьян, воинов, великих правителей и жрецов. И все они с удивлением и благоговейным страхом смотрели на него, Посланника богов — Священную птицу Кацаль. И всюду и всякому говорил он:

Пророчество прорицателя Балама, певца из Кабаль Чен в Мани.

В день 13 Ахава закончится двадцатилетие.

Это время придет для людей ица, это время придет для пригородов, о отцы!

Знак небесного единого Бога, появится Вахом че, покажется живущим, осветится мир, о отцы!

Начнутся распри, появится зависть, когда придут несущие знак жрецы, о отцы!

Они уже в одном переходе от вас, вы увидите вещую птицу, сидящую на Вахом че, будет рассвет на севере и на западе.

Проснется Ицамна Кавиль.

Идут наши господа, о люди ица!

Идут наши старшие братья, люди Тантун!

Принимайте ваших гостей, бородатых людей восточных стран, несущих знак Бога, о отцы!

Хорошо слово Бога, который пришел к нам, который пришел оживить нас, чтобы вы никого не боялись, о отцы!

Ты единый Бог, создавший нас.

Во благо его могущество, о отцы!

Он охраняет наши души.

Тот, кто будет иметь настоящую веру, попадет в небо вслед за ним.

Вот начало новых дней для людей.

Воздвигните же небесный знак, воздвигните и смотрите ныне, воздвигните Вахом че.

Будьте верны господину, получившему теперь власть, получившему власть после создания мира, ныне он покажется всему свету.

Это знак небесного Хунаб Ку.

Его следует почитать, о люди ица!

Теперь почитайте небесный знак, почтите его настоящим служением.

О отцы! Ныне почтите истинного Бога.

О отцы! Поймите слова Хунаб Ку, он пришел с неба просветить вас.

Оживите же ваши сердца, о люди ица!

Наступит рассвет для тех, кто откроет сердца во время следующего двадцатилетия, о отцы!

Горестны мои слова, [слова] прорицателя Балама, когда я объясняю речи истинного Бога для всего мира.

О отцы! услышат все страны слово Бога, владыки неба и земли.

Будет благим его небесное слово.

Истинный Бог владыка наших душ.

О отцы! Откройте же их для него.

Очень тяжела ваша доля, подданные, младшие братья.

Падший их дух, их сердце омертвело в разврате, они бормочут в ответ, они вносят грех, Накшит Шучит их спутник в разврате, по два дня они владычествуют, они узурпаторы на тронах, они бесчестны в разврате, они люди двухдневного могущества, на два дня их сидения, их сосуды, их шляпы, буйство днем, буйство ночью, они — зло мира, они крутят шеями, они озираются, они плюют на владык стран, о отцы!

Вот они идут; нет правды в их словах, они чужеземцы.

Они скажут, что всех превосходят, что они сыновья Семи Пустых Домов, дети Семи Пустых Домов, о отцы!

Кто тот пророк, кто тот жрец, который правильно истолкует эти письмена?[36]

— Смотрите на то, что я написал… — Снова и снова крутилось в голове у Гурковского. — Смотри на то, что я написал…

Он открыл глаза. Сергей сидел на берегу маленького озерца, над которым высился алтарь. На алтаре была маска все того же бога Тлалока. «Я еще в этой ужасной пещере», — с содроганием подумал он.

— Ош-гуль мертв, — услышал он за своей спиной и резко обернулся. Рядом с ним стоял сокол Вок. Сергей знал, кто он такой. Он вообще теперь многое знал.

— Что же теперь будет с моим народом, со мной? — спросил он у мудрого учителя.

— Теперь, когда ордена черных магов не существует, боги смогут защитить сотворенных ими людей от нашествия дзулов[37]. Все майя, услышавшие голос богов, переместились по Мировому Древу на другой уровень небес. Смотри.

Чилам поставил на маску Тлалока Священный череп.

Он вновь озарился, но теперь перед взором Гурковского, словно эпитафия по великой цивилизации, проплывали картины брошенных опустевших городов Земли фазана и оленя. Бонампак, Йашчилан, Толлан, чьи каменные пирамиды, казалось, закрывают собой небо, священный Чичен-Ица, город его любви величественный Ушмаль, Чакмультун, Мульчик, Вашактун… Сколько проплывало мимо него осиротевших городов былого величия майя!

— Что будет со мной? — Гурковский вдруг остро ощутил судьбоносность решений в этом месте.

— Майяпан сожжен воинами Ушмаля, все твои враги или погибли в сражении, или принесены в жертву богам. Ах-Суйток-Тутуль-Шив в этом мире выполнил свою миссию. Он спас свой народ. Здесь он больше не нужен.

Если Сергей Гурковский нужен в своем мире, то стоит подумать, может, ему опуститься в это озеро?

«Опять нырять?» — подумал Сергей. Он нехотя наклонился, чтобы взглянуть на зеркальную гладь воды. На него смотрело отмеченное шрамами и разукрашенное татуировками косоглазое лицо. На яйцеобразной голове возвышалась прическа, отдаленно напоминающая переплетенные между собой дреды. У него был горбатый нос, а за тонкой складкой губ виднелись по-акульи заточенные зубы, инкрустированные нефритовыми пластинками.

— Ёпэрэсэтэ, — вздрогнул он.

— Смотри на то, что я написал.

Гурковский открыл глаза. У него в изголовье сидела Лена.

— Ты что-то сказала? — спросил Сергей как-то очень громко. Лена вздрогнула.

— Так ты не спишь? — ее голос дрожал от волнения. — Сегодня ночью ты кричал во сне, тебе снились кошмары.

И еще мне приснилось, будто ты… — она замолчала, не решаясь говорить, о чем был ее сон.

— Будто я умер?

— Да, откуда ты знаешь?

— Видимо, у нас с тобой был один и тот же сон. Выбрось из головы. Это всего лишь сон. Значит, я буду жить долго.

Гурковский вскочил с кровати и отправился на кухню.

Там в выдвижном ящике стола у него хранились дневник и шариковая ручка. Он открыл последнюю страницу с единственной целью — написать то, что так давно пребывало в нем, а теперь рвалось наружу — неровными строками на белую простыню страниц его дневника. Дописав последнее слово, Сергей отложил ручку и прочел написанное:

«Смотрите на то, что я написал. Первое прибытие Дзулов с Востока произошло в 1541 году в Экабе, так называется то место. Год, в котором они прибыли в «дверь воды» Экаб, город Наком Балам, был началом дней и лет Катуна, 11 Ахав Катун. Упадок Ицев случился пятнадцатью-двадцатью годами ранее прибытия Дзулов. Город Сак-лах-тун был покинут, и город Кинчил стал руинами. И Чичен-Ица стала руинами. И город, что рядом с Ушмалью, к югу от Ушмаля, именующийся Киб, и также Кабах, были покинуты. И Сейе был покинут, так же как и Пакам, и Хомтун, и город Тиш-калом-кин, и Аке, тот, что с каменными дверьми, и городом Этсемаль, где дождь — это падающая роса, были покинуты».[38]