— Справедливейший, непревзойденный…
— Говори, — прервал светское обращение своего офицера карлик.
— Ушмаль пуст, повелитель.
— Что значит пуст? Его оставили воины?
— В Ушмале нет ни одной живой души. Мы проверили каждый дом крестьянина, дворец, храм.
— Куда же все подевались?! — взревел Ош-гуль.
— Не могу знать, повелитель времени.
— Возьми людей сколько тебе понадобится. Обшарить все окрестности, заглянуть под каждый куст!
— Слушаюсь, повелитель, — не разгибая спины, воин удалился прочь.
Наступали сумерки, а известий от лазутчиков так и не было слышно. Ош-гулю не терпелось войти в город, и, соблюдая все предосторожности, карлик повел свои войска в Ушмаль. Там его встретил все тот же офицер.
— Повелитель, мы никого не обнаружили.
Город действительно оказался пустым. Ош-гуль отказывался что-либо понимать. Он лично обошел несколько жилищ. В домах простолюдинов на своих местах лежала нехитрая утварь, а во дворцах вельмож нетронутой оказалась даже одежда. Жилища казались ненадолго оставленными людьми, только что вышедшими по своим обыденным делам. Теперь, предчувствуя неладное, карлик, напротив, хотел как можно быстрее покинуть город-призрак, но солнце неумолимо клонилось к западу, а его воинам был необходим отдых. Утром Ош-гуль решил уйти из города. Пышное празднество в честь его победы, как он того желал, в опустевшем городе казалось неуместным. Что ж, он уйдет из Ушмаля, но на память о себе усеет площади города мятежниками Чичен-Ицы, которые без того сковывали движение его войска. Отдав распоряжение принести в жертву всех пленных рабов, включая и высокородных вельмож Чичен-Ицы во главе с Хапай Канна, Ош-гуль под удары жертвенных тункулей отправился в покои халач-виника Ушмаля. Ночью его разбудили крики воинов и шум сражения. «Только воины Тутуль-Шива могли напасть ночью», — пронеслось у него в голове. Ош-гуль, окруженный своей гвардией, выбежал на улицу. Он не верил своим глазам. На вершине пирамиды шел бой. Откуда-то из ее недр прибывали и сразу вступали в битву все новые и новые отряды противника. Под покрывалом ночи, словно воины Тьмы, они молча выходили из храма Чаака и бросались на пришедших в ужас дикарей.
— Воины Чаака! — иступленно вопили они. Казалось, теням, выходящим из храма, не будет числа. Потеряв остатки мужества, солдаты Ош-гуля, не разбирая дороги, в панике бежали прочь. Карлик догадался о хитрости неприятеля. Почему он сам не осмотрел стены храма так сильно выросшей пирамиды?! Нет предела коварству врага, попирающего святыню и сами законы предков!
Храм был осквернен присутствием простых смертных.
— Жалкое порождение обезьян! — бесновался карлик.
— В храме потайная комната, убейте их! — но его воины уже не слышали своего правителя. К тому времени шум сражения донесся и с окраин города. Со всех сторон к Ош-гулю сбегались насмерть перепуганные гонцы, чтобы сообщить о том, что на город напали несметные полчища врага. В царившей неразберихе, сумятице и панике Ош-гуль уже ничего не мог предпринять. Ему оставалось лишь покинуть город своей мечты, так и не покорившийся ему Ушмаль…
Сокол не обманул его. С первой минуты своего возвращения Тутуль-Шив действительно знал, как одолеть колдуна Ош-гуля. И теперь с остатками своего воинства он направлялся туда, откуда, даже не притронувшись к врагу, сможет уничтожить его. Раньше, на дне колодца, ему казалось, стоит лишь выбраться наверх, и боги сами расчистят перед ним дорогу, но развернувшиеся затем события показали халач-винике, что одного благословения мало, даже если оно исходит от самих богов. «А может быть, так думал другой, тот, что внутри меня? Как это случилось? Для чего он во мне? Почему я понимаю его так же хорошо, как самого себя, ведь он такой другой?»
Тутуль-Шив знал: только в тайном месте, куда он направлялся, сможет получить ответы на все вопросы. Это было святилище магов желтого ордена — Баланканче, алтарь ягуаров. Их тайное оружие в борьбе против извечного врага — черного ордена, зла, оставленного в наследие людям белокожим богом Кецалькоатлем. Лишь в самых крайних случаях, раз в пятьдесят два года, после торжеств, посвященных празднику Нового огня, разрешалось тревожить ту силу, что таилась в алтарях Баланканче. Святилище находилось в нескольких километрах к востоку от Чичен-Ицы. Никто, кроме самых высокопоставленных членов этого ордена, не должен был знать о его существовании. Осталось бы это тайной и для халач-виника Ушмаля, не заплати за это знание Кукульцин владыкам Шибальбы непомерно высокую плату. Вскоре возглавляемый им отряд подошел к подножию скалы.
Отдав распоряжение стать лагерем, Тутуль-Шив, прихватив с собой лишь кожаную сумку с черепом из горного хрусталя, скрылся в одной из расщелин. Память многих поколений желтых магов, скрытая в Священном черепе, привела его к скрытому от глаз непосвященного человека отверстию в пещеру. Протиснувшись в узкий проход, Тутуль-Шив в кромешной темноте стал спускаться вниз. Странно, но сырая, словно тяжелое облако тумана, тьма почему-то не пугала его.
По мере продвижения вперед перед ним выплывали хранимые в памяти образы многих коридоров и залов, виденные здесь служителями желтого ордена несколько двадцатилетий назад. Время от времени из их проемов до него доносились приглушенные голоса, указывающие ему дорогу. Покрытые липкой грязью, вытесанные в камне ступени уводили халач-виника все дальше в глубь пещеры. Вдоль лестницы росли из пола обоюдоострые, будто увенчанные обсидиановыми наконечниками дротики, конусы известняковых сосулек. Каждый раз, когда он случайно натыкался на них, сосульки звенели, оставляя на его теле кровавый след. Иногда, касаясь крылом его головы, пролетали встревоженные появлением чужака летучие мыши. Откуда-то сверху на халач-виника срывались увесистые теплые капли. Они были настолько тяжелы, что сначала показались ему осколками битого камня. Когда они падали слишком часто, ему казалось, будто идет дождь. То и дело теряя равновесие, Тутуль-Шив, спотыкаясь, падал на скользкие ступеньки, и, поднявшись на ноги, вновь продолжал спуск в недра пещеры. Были мгновения, когда Тутуль-Шиву чудилось, будто он снова спускается в мир теней. Но даже перед угрозой встречи с ее грозными владыками он теперь не испытывал ни ужаса, ни даже страха. Ведомый чьейто рукой, великий человек Ушмаля спускался все ниже и ниже в чрево пещеры навстречу своей судьбе. Наконец он добрался до алтаря святилища. Все та же Воля, приведшая его сюда, указывала ему дальнейшие шаги.
Тутуль-Шив знал, что ниже, в ста шагах от него, находился второй алтарь над маленьким озерцом. К нему он спустится позже. Достав из сумки череп, излучающий мягкий голубоватый свет, он осторожно, чтобы не споткнуться, сошел с лестницы. Несколько шагов в сторону, и он наткнулся на алтарь. Еще около минуты ушло у халач-виника на то, чтобы на ощупь найти нужную маску.
Он осторожно поставил на нее череп из горного хрусталя. Через мгновенье череп вспыхнул ярким светом.
Будто холодное острое лезвие в твердой руке накома полоснуло по глазам Тутуль-Шива. Он отскочил, инстинктивно закрывая глаза, и, оступившись, упал навзничь.
Проваливаясь в страну грез, остатками своего сознания, еще пребывавшего под сводами пещеры, он услышал, как зала наполнилась жалобным пением детских голосов. Как будто отвечая их мольбам, вторили басы жрецов бога… Как же зовут этого бога? Тлалок?! Такой же бог воды и грозы, как и Чаак, только из легендарного Толлана, столицы тольтеков. Так вот откуда он прибыл вместе с орденом желтых магов в Землю фазана и оленя!
Вот почему Кукульцин, потомок одного из самых древних и знатных родов майя, настаивал на строительстве храмов и поклонении богу Чааку. Тлалок, он же Чаак, он же Ильяпа, покровитель желтых магов, должен был помочь ему в борьбе с черным орденом.
Пребывая в стране грез, Тутуль-Шив словно наяву наблюдал за обрядом, которого не видел никто вот уже многие двадцатилетия. У алтаря, уставленного масками бога Тлалока, тринадцать ниоткуда появившихся жрецов распевали религиозные гимны, прося тольтекского бога дождя прощения для него, Тутуль-Шива, что нарушил его покой, и суровой кары для черного мага Ошгуля. Они призывали выйти из пещеры священного ягуара, только он мог покарать злого волшебника. Со всех сторон на халач-виника смотрело грозное, окрашенное в синий цвет, лицо Тлалока. Среди отчаянно молящихся жрецов Тутуль-Шив заметил Кукульцина. И вновь мир поплыл перед его глазами: властители Шибальбы, Ошгуль, царственный отец, восседающий на вершине пирамиды на троне Ушмаля, сам он, играющий в «кулум» с такими же мальчишками. И снова Ош-гуль. В поисках его, Тутуль-Шива, он рыщет по всем слоям небес, пронзенных Мировым Древом. Злой маг — всего лишь оружие в руках темных сил. Властителям теней нужен Кукульцин, его уай, укрытый в амулете халач-виника. В день акбаль они помогают Ош-гулю найти беглеца, спрятанного Соколом, где-то в далеком будущем. Опять маски Тлалока. Пения не слышно. Зато грохочущим камнепадом прокатился грозный рык. Мимо Тутуль-Шива царственно прошел священный ягуар. Оскалив белые клыки, он мгновенно полоснул его взглядом нефритовых глаз и скрылся в лабиринте.
