Несмотря на тяжелое испытание, халач-виника говорил твердо, движения его были размашистыми и уверенными. Страстная речь пьянила подданных Тутуль-Шива, каждый из них был готов не раздумывая отдать свою жизнь по первому повелению великого правителя.
— Завтра я поведу вас в вечность, с оружием в руках мы завоюем бессмертие! — Тутуль-Шив вскинул свое копье.
Вековые пирамиды Ушмаля еще не видели такого ликования. Словно пробудившись от чар, всколыхнулась главная площадь города, многотысячная толпа в пестрых одеяниях вдруг заколыхалась. Людской поток хлынул к подножию пирамиды Чаака. Казалось, волны его, раскрашенные в диковинные цвета тропических птиц, вот-вот обрушат святилище. Патриотический порыв почти лишил людей разума.
Через два дня в Ушмаль прибыло подкрепление из Кабаху и Лабны. Ждать, когда подойдут остальные силы, — означало нарушить планы Тутуль-Шива. Он спешил дать бой в сельве, там, где меньше всего ожидает враг.
Для обороны город был выгодной позицией. Местность перед Ушмалем хорошо просматривалась, сюда не могла незаметно подойти ни одна вражеская армия.
Кроме того, каждая пирамида со своими прочными стенами и крутыми лестницами становилась неприступной крепостью. Правитель страны Пуук, несмотря на юные годы, был опытным полководцем, за что сыскал уважение на поле брани не только среди воинствующих племен, населявших Земли оленя и фазана, но и среди амбициозных правителей других городов, соперничающих с могуществом Ушмаля. Выполняя волю Кукульцина, Тутуль-Шив решил прибегнуть к своей излюбленной тактике — напасть на врага во время марша.
Не раз он становился свидетелем того, как даже самые опытные, закаленные в сражениях солдаты теряли мужество под натиском его воинов, которые с криком появлялись из непроходимых джунглей.
Оставив в городе небольшой гарнизон, Тутуль-Шив распорядился, чтобы прибывающие войска ждали его возвращения, а сам во главе десятитысячного воинства выступил навстречу неприятелю.
Следующим вечером халач-виника Ушмаля с тревогой смотрел, как прямая, словно копье, сакбеооб уходит в самое сердце девственного леса. Дорога, усыпанная известью, достигала десяти локтей в ширину. Огороженная невысокими бордюрами, она казалась проявлением чего-то потустороннего. Словно неведомая сила расчертила лес, раздвинув по сторонам вековые деревья и установив границы в принадлежавшей ей чаще. Выставив боевое охранение, Тутуль-Шив укрыл свое войско за холмом и расположился лагерем, предоставив наконец необходимый отдых измотанному стремительным переходом воинству. Поужинав на скорую руку, мертвецки уставшие солдаты засыпали вповалку.
В эту ночь в военном стане сон и усталость не коснулись только одного человека. Стояло новолуние. На вершине холма, предаваясь безрадостным и беспросветным, как ночь, мыслям, сидел халач-виника Ушмаля Ах-Суйток-Тутуль-Шив. Из омута ночного неба исходил холодный свет звездной россыпи, равнодушно взирающей на повелителя страны Пуук. Иногда снизу из-под непроницаемого покрывала ночи до грозного правителя долетали приглушенные голоса солдат, меняющих караул. Почему-то он вспомнил детство, такое же усыпанное звездами небо и то первое осознанное понимание величия мира, окружавшего его, еще — непередаваемое ощущение себя в этом мире, такого маленького, но в то же время — значимого. Многое вспомнилось Тутуль-Шиву в эту тревожную ночь: его первые откровенные разговоры с учителем, мучительный выбор, ставивший его в тайное противоборство с отцом, казнь Кукульцина и смерть отца, годы одиночества и забвение учения чилама и, наконец, последние события — фантом учителя, путешествующего между двух миров, «воскрешение» Ош-гуля и военный поход. Вся недолгая жизнь пронеслась у него перед глазами. Каким-то внутренним чутьем Тутуль-Шив знал о неотвратимой беде. Впервые после смерти отца он не знал, как поступить. Что стоит за советами Кукульцина? Какие планы на самом деле вынашивает желтый маг? Какую роль отводит ему, своему бывшему ученику и правителю страны Пуук? С каждым восходом солнца его присутствие в сознании Тутуль-Шива становилось все явственнее, учитель подчинял себе его волю. Бороться с внешним агрессором для халач-виника казалось куда проще. Ему удалось убедить себя в том, что всевидящее око Кукульцина — верный союзник в борьбе с колдуном из могущественного черного ордена. Именно с этой минуты халач-виника постепенно терял контроль над собой, чувствуя себя словно рыба, попавшая в умело расставленные сети событий: чем сильнее бьешься, тем крепче они сковывают тебя, и вот мысли теряют былую остроту, а реальность кажется зыбкой. Твой затуманенный разум уже во власти чьей-то непреклонной воли, которая толкает тебя в бездну. Но даже осознав это, ты уже не в силах принять сколько-нибудь значимое решение, способное вывести тебя из круговерти.
Тутуль-Шив снял с груди амулет. Это был тот самый зуб ягуара, который в ночь перед казнью подарил ему умирающий Кукульцин. Для Тутуль-Шива амулет всегда был символом несгибаемой воли и крамольного духа своего учителя. Только теперь клык ягуара, самое дорогое, что у него осталось на память о Кукульцине, приобрел иное, сакральное значение. Тутуль-Шив впервые задумался: «Почему Кукульцин настаивал, чтобы я никогда не снимал его? Что на самом деле для учителя означает этот амулет? Что еще, кроме магического желтого порошка, скрывает он?» Сжав амулет в ладони, Тутуль-Шив, будто ища в обители богов ответа, смотрел в усыпанное звездами небо. Словно насмехаясь над мыслями халач-виника, откуда-то из джунглей донесся прерывистый смех моан. Над горизонтом показалось созвездие Цаб. «Скоро наступит рассвет, — вздохнул он. — Пора выступать».
Вот уже несколько часов, соблюдая полную тишину, солдаты Тутуль-Шива лежали в засаде по обе стороны сакбеооб. Сам халач-виника, возглавив передовой отряд из двух тысяч закаленных в сражениях бойцов, выдвинулся навстречу неприятелю. С первого взгляда они казались легкой добычей, и присутствие ополченцев лишь усиливало это впечатление, но на поверку были грозной силой. Костяк отряда состоял из гвардейцев, преданных халач-винику воинов ордена Орла, отпрысков знатных семей майя, в число которых входил род его матери. Тутуль-Шив даст бой Ош-гулю здесь, на дороге. Он позволит вражескому войску сломать боевые порядки его воинов, и вскоре халач-виника побежит, увлекая за собой врага в расставленные им сети. Таков был его план. Тутуль-Шив понимал, что подвергает себя большому риску, но это была единственная уловка, способная заманить хитрого и осторожного Ош-гуля в ловушку. Ведь прежде всего карлику нужен был он — повелитель страны Пуук.
Подвергая большому риску себя и своих солдат, Тутуль-Шив нарочно все дальше уходил от скрывавшихся в лесу передовых частей. Он наверняка знал, что лазутчики неприятеля уже ищут засаду в сельве. Чем глубже он заходил в сельву, тем неспокойней становилось у него на сердце. Разведчики докладывали, что неприятеля нигде не было видно. В тот момент, когда Тутуль-Шив, всерьез обеспокоенный отсутствием врага, решил повернуть обратно, к нему подбежал офицер местного ополчения ал холпоп одного из отрядов разведки. Упав ниц перед своим правителем, он, задыхаясь от быстрого бега, произнес:
— Великий Ах-Суйток-Тутуль-Шив, повелитель…
— Говори! — в нетерпении перебил его халач-виника.
— Враг повержен. Богиня самоубийц Иштаб опередила ваше карающее копье.
— О чем ты говоришь? — схватив за доспехи воина, Тутуль-Шив рванул его так, что затрещала перевязь, удерживающая на левом боку офицера увесистую дубинку с обоюдоострыми лезвиями из обсидиана. Солдат побледнел:
— Впереди много воинов, мой повелитель, и они все мертвы.
Халач-виника швырнул его в сторону. Он был в ярости. Что задумал черный колдун? Почему его воины мертвы? «Ош-гуль украл у меня победу! Теперь любой крестьянин сможет насмехаться надо мной! Ах-Суйток-Тутуль-Шив, повелитель страны Пуук, не взял ни одного пленного в этом сражении!» Его враг предпочел пленению и почетной смерти воина на празднике Нового огня унизительную и бессмысленную кончину».
