Зато другие обратную линию гнут: мол, даёшь нам Америку, прямо сейчас. Тимофей Алексеич, ну, дядя Тимоха, так тот совсем спятил. «Надо, – говорит – послать делегацию в Америку и уговорить её принять нас к себе на довольствие». Это как понимать? Чтобы мы стали ещё одним вашим штатом? Ну, дуболом! Но ясно же, что он не один такой, есть и другие. А если кто-то ещё так думает, ещё и ещё… Значит… Что значит? То-то и оно.... Но что-то же значит.
Неужто правда без Америки у нас ничего толкового не получится, как люди промеж себя бают. Да не может такого быть! А как же наше акционерное общество? Ну, не моё оно, ладно, это я так, по старой привычке. Наш колхоз, наш колхоз! А какой он к дьяволу был наш! У себя молоко с фермы хозяин воровать не станет. А у колхоза воровали все, кому не лень. Так и с этим обществом. Какое оно моё. Хотя не в пример колхозу, слово держит. Так что я к нему без претензий. Оно и без вашей Америки уже сейчас широко шагает. Ну если не процветает, то уж точно не загибается. Вон уже и иностранная техника на поля пришла. И заработки какие-никакие пошли. Наликом платят. Выходит, облапошили в своё время мужиков, да им же и во благо. Ну да я сейчас не о том. Я о народе.
Вот я и хочу тебя спросить: какое у тебя мнение? Каким путём идти России: своим или пристегнуться к Америке? Как ты думаешь? Раньше мы все были за Россию, а теперь какой-то раскардаж пошёл. Кто за, кто против. Неужто у вас в Штатах всё так хорошо, что лучше некуда? Ни в жизнь не поверю. И стреляют у вас там, не меньше, чем у нас, и безработных хоть пруд пруди. Небось, даже больше, чем у нас. Хотя кто его знает. Правда – она всегда где-то посередине. Но и меня пойми: я здесь за долгие свои годы столько разных жизней прожил, столько дерьма нанюхался, столько пережил, сколько какому-нибудь среднему америкашке в кошмарном сне не приснится. И не я один. Всё наше поколение через это прошло. И всё равно русским человеком остался. А тут меня словно манят поменять родину. И как ещё манят! Прямо оглоушить хотят. Нормальный человек, ежели его не загнать в угол, даже умереть мечтает на родине, хотя, казалось бы, какая разница, где догнивать костям. А тут не о смерти речь идёт, о жизни. Так что ты, Витюша, уж не пожалей времени для отца, отпиши всё, как думаешь. Что-то потерял я опору, а без неё жизнь не в жизнь. Чем ваша Америка так хороша, что народ за неё цепляется, как репей за штанину? Может, это природа такая у русского человека – вечно считать, что хорошо там, где нас нет? А? А может, бред всё это, смута одна, и зря сбивают народ? Смущают почём зря, а зачем? Ради забавы это делать не станут, свою выгоду ищут. Только нынче смута нам ни к чему. Мы её за прошлые годы так нахлебались, что на три века вперёд отрыжка. Всё. На этом заканчиваю.
Очень жду от тебя письма. Хоть ты и учёный человек и по макушку в делах, но и отец у тебя один, а не два. А то ведь сойду в могилу в полном раздрае чувств, а это нехорошо.
Да, и большой привет от Марии Митрофановны, твоей матери. Она тебя целует и обнимает, а также надеется, что ты когда-нибудь приедешь на родину повидать обоих родителей, пока они живы. Она только о том и мечтает. А как тебя любит!
Твой отец Иван Агафонов».
Иван Иванович откинулся на спинку стула и посмотрел на часы. Стрелки показывали почти половину пятого утра. «Ничего себе разбежался, – подумал он, опуская тяжёлую ладонь на пачку исписанных листов, – мировой рекорд прямо. Ну да ладно, зато душу отвёл, так отвёл. Хоть полегчает малость.»
Пока он сочинял своё послание сыну, Мария Афанасьевна, в ночной рубашке, несколько раз заглядывала к нему, но он только отмахивался: не лезь. Поняв, что ей не удастся его уговорить, она молча принесла и поставила на стол стакан горячего сладкого чая и окончательно ушла спать. За бесконечные годы совместной жизни супруги научились хорошо понимать друг друга. Это было счастливое супружество. Одно из самых счастливых в России.
Глава 7
А в это время в Америке
Так называемая «ситуационная комната», расположенная в цокольном этаже Белого дома, в которой проводились заседания Совета по национальной безопасности, являла собой сравнительно небольшое, прямоугольное помещение, оформленное и меблированное с почти пуританской скромностью. Центр зала занимал многометровый полированный стол с двумя рядами мягких кресел для членов СНБ. Два дополнительных ряда кресел, предназначенных главным образом для советников, консультантов и других приглашённых на заседание лиц, располагались вдоль боковых стен. И наконец, ещё одно, президентское, кресло замыкало торец стола со стороны входа в помещение. Центральную часть противоположной торцевой стены занимал экран настенного монитора. Несколько полусферических люстр освещали кабинет мягким ненавязчивым светом.
Заседание было назначено на 11.30. В повестке дня значился всего один пункт: отношение Соединённых Штатов к предложению русских, сделанное три недели назад мистеру Джону Дэвидсону Рокфуллеру. Сам факт того, что данному вопросу посвящалось полноценное заседание Совета по национальной безопасности, свидетельствовал, сколь существенное значение придавали ему Президент и его ближайшее окружение. И хотя выбор был невелик: либо согласиться на предложение русских, либо безоговорочно его отвергнуть, ту и другую точку зрения требовалось обосновать. А в том, что накал страстей достигнет высокого градуса, по сравнению с которым птичий базар покажется воробьиным чириканьем, можно было не сомневаться. Впрочем, в том-то и состояла цель заседания, чтобы в спорах и столкновениях мнений выработать консолидированную позицию, для того и приглашались политические соперники из республиканской партии, чтобы крепко-накрепко повязать их по рукам и ногам и пристегнуть к колеснице истории. Именно что истории. И пусть потом попробуют заявить, что их хата была якобы с края. Дудки. Если только Совет примет положительное решение, заседание смело можно будет отнести к разряду исторических, никак не меньше. Впрочем, ни Президент, ни те его сторонники, которые и раньше выступали за максимально тесные отношения с Россией, не решились бы по американской традиции поклясться съесть шляпу, если исход окажется иным. Расклад сил был как на шахматной доске перед началом игры: по нулям. К тому же мнение самого Джона Дэвидсона Рокфуллера, которому до тошноты надоело мучиться ночными кошмарами от наплыва мыслей, уже было доведено до членов СНБ: он согласится с любым решение, которое примет СНБ по согласованию с Президентом. Он был государственником и патриотом своей страны в лучшем смысле этого слова.
Войдя в зал ровно за минуту до начала заседания, Президент занял место во главе стола. Он выглядел несколько утомлённым, как и должен выглядеть человек, денно и нощно пекущийся о благе страны; однако дежурная улыбка в значительной степени нивелировала утомлённость лица и глаз.
– Добрый вечер, леди и джентльмены, – поздоровался он, скользя взглядом по лицам присутствующих. – Поскольку повод, по которому мы собрались на сегодняшнее заседание, хорошо известен, перейдём сразу к сути вопроса. Но прежде позвольте небольшую ремарку. Отношения с русскими всегда представляли для нашей страны одну из самых существенных проблем. Однако если до последнего времени мы без особого труда просчитывали их тайные и явные замыслы, то сегодня ситуация коренным образом изменилась. Складывается впечатление, что русские переняли у китайцев отвратительную манеру таким образом формулировать свои мысли и пожелания, чтобы заставить партнёра изрядно поломать голову, прежде чем до него дойдёт их истинный смысл. Впрочем, удивительного тут мало, учитывая, что у России и Китая довольно протяжённая общая граница и глубокие исторические связи. Итак, что мы имеем? Русские сделали мистеру Рокфуллеру предложение, которое напрямую затрагивает коренные интересы Соединённых Штатов. И наша задача – не совершить ошибки. Ибо, как вы отлично понимаете, любой неверный шаг может иметь для нашей внешней и внутренней политики непредсказуемые последствия. Нет-нет, – Президент воздел руки, как бы защищаясь от возражений, – я не собираюсь предвосхищать ваше мнение, я просто обращаю внимание на исключительную серьёзность проблемы. Кстати, – повернулся он к своему секретарю, – мистер Рокфуллер уже пришёл?