Грасс, который, подойдя поближе, тоже слушал, усмехнулся этим словам. — А может, вы отгрохали свои храмы на руинах древних потому, что те стояли в местах силы? И вы хотели присвоить ее себе.

Пастырь покосился на Кевина так, что стало ясно, — на спасение этого грешника он никаких надежд не питает.

…Прежде чем выйти, Фрэнк бросил последний взгляд на тонкую фигуру в черном, которую обступал мрак. Пастырь молился у алтаря, преклонив колени. О прощении ли, о том ли, чтобы на нечестивцев обрушилась кара, про то знали лишь он сам и Агнец. Фрэнк надеялся, что Пресветлый услышит его молитву.

И вот глаза, привыкшие к полутьме, резанул свет. На маленькой площади торговались продавцы и обыватели, вели состязание в громкогласии разносчик воды и точильщик ножей. Такая банальная картинка повседневной жизни, что всякие концы света и темные заговоры казались плодом чьего-то разгоряченного воображения. Фрэнк посмотрел на кончики пальцев, все еще замаранные красным, и вытер их платком.

— Все-таки с уважаемыми людьми так не говорят, тем паче — с пастырем, — не мог он не заметить, обращаясь к Грассу. — Понимаю, ты боишься, что нас могут возненавидеть не с первого взгляда. Думаю, лучше, если в будущем ты оставишь такие беседы мне. Будешь говорить, какие вопросы надо задать, а я повторю.

— Как ученый попугай? Что ж, пожалуй.

Красавчика их беседа волновала мало — он сразу поспешил к лотку продавца пирожков. Фрэнк бросил Ищейке полумесяц, знаками показывая, чтобы покупал на всех. Зря Фрэнк пренебрег завтраком — теперь в животе урчало.

— Что думаешь, Грасс, многопочтенный прав? А Плешь, где убили Нечестивца? Могло там тоже быть священное место древних?

Кевин пожал плечами. — Вполне возможно. Дурной славой Плешь пользовалась всегда, насколько я знаю.

Красавчик подошел, протянул им, улыбаясь, пирожки.

Грасс от своей порции отказался: — Не люблю ни котов, ни крыс, ни живыми, ни жареными.

— Думаешь, теперь мы сможем предугадать, где произойдет новое убийство? Если произойдет, конечно. Но ведь цели своей злодеи пока не достигли… — Решив верить в лучшее, Фрэнк откусил половину пахнущего маслом пирожка. Осколки хрящей скрипели на зубах, зато по языку потекло горячее варево, приятно обжигая нёбо.

Хмурое лицо Кевина выражало сомнение. — Едва ли. Разве что повезет — убийцы изберут своей целью самое башню Грук, и уж тут-то их схватят во время преступления. В противном случае… В городе слишком много мест, где могли быть святилища древних. Начиная от окраин и заканчивая самим дворцом.

Фрэнк поперхнулся.

VII.

Лорд Бэзил вел Ренэ назад, в главный холл, через который, оказывается, лежал путь в тронный зал. Ее пальцы по-прежнему касались его ладони, которая заметно потеплела — все-таки Бэзил не был сделан из мрамора. К облегчению молодой женщины, потеплел немного и сам Бэзил, особенно после того, как она с восторгом отозвалась о том, как изысканно сочетаются в его наряде мягкие осенние тона.

— Мне всегда приходится искать что-то новое, — томно проговорил Бэзил, — от меня ждут указания, в какую сторону двигаться моде. Любая новинка, в которой я покажусь, будет повторена множество раз.

— О большем успехе и мечтать нельзя! — воскликнула восхищенная Ренэ, которая определенно высшей славы представить была не в силах.

— Это прежде всего огромная ответственность, — отозвался молодой Картмор. — Хотя не скрою, меня вдохновляет пример лорда Мерраса, чье имя сохранится в веках. Ему было двадцать лет, когда этот великий человек первым начал накидывать плащ на одно плечо — теперь мы зовем это "а-ля Меррас".

— А что еще он придумал? — спросила Ренэ с живым любопытством.

— Только это, и этого вполне достаточно. Самое забавное, — прибавил Бэзил, когда они начали спускаться по мраморной лестнице, — это люди, которые сперва посмеиваются над тобою, восклицают: "как можно такое носить!", а через пару месяцев даешь бал, — и вот они, среди десятков других болванов, разнаряженных в то, над чем недавно смеялись. И приходится срочно менять гардероб, дабы твой наряд не походил на наряд глупца.

— Мне так понравилось, — заметил он мгновение спустя, — как вы оборвали Денизу. Ах, как вы должны скучать по своей провинции! А расскажите, как там у вас в провинции? — он весьма удачно передразнивал голос невестки. — Вот ведь стерва! Я ее обожаю.

— Я ничего такого не имела в виду, — пролепетала Ренэ, окончательно запутавшись. — Поверьте, это замечательное средство. А она и в самом деле довольно… Я хочу сказать, ведь каждый желает иметь светлую кожу, правда?

Бэзил усмехнулся. — Моей невестке уже удалось ввести темную окраску в моду, хотя белизна алебастра никогда из нее не выйдет. Вы должны прислать мне ваше средство на пробу.

— Но у вас и так идеальная кожа, — заметила Ренэ, потупясь.

— Знаю. Тот, кто не бережет свою красоту ежедневно, не заслуживает ее иметь, — заявил Бэзил безапелляционно, и Ренэ согласно кивнула.

Ренэ уже обращала внимание на высокие двойные двери в конце холла и охранявший их почетный караул. Сейчас, сойдя с лестницы, Бэзил и Ренэ оказались прямо перед ними. Двое великанов-слуг, статуями застывшие на своем посту, ожили ненадолго, чтобы распахнуть тяжелые створки, будто вылитые из цельного золота.

Пройдя внутрь, Ренэ на миг замерла — им навстречу скакали два рыцаря, с копьями на перевес. Нет, конечно же, это были пустые доспехи, как те, что стояли в главном зале ее родного замка. А закусившие удила кони, в латах и длинных парчовых попонах, лишь только выглядели как живые.

Это был великолепный зал, в роскошном, воинственном убранстве которого все было рассчитано на то, чтобы поразить посетителя: позолота и красный крапчатый мрамор, шитые золотом пурпурные портьеры, богатая роспись потолка и стен, вычурные светильники, военные мотивы медальонов.

— Это Зал Доблести. Здесь должны дожидаться аудиенции послы иностранных держав, и, по задумке, глядя по сторонам, всем сердцем трепетать перед военной мощью Сюляпарре, — объяснил Бэзил. — Правда, с тех пор, как из Великого Наместника он превратился в Лорда-Защитника, отец почти не использует ни этот зал, ни Тронный. Росписи здесь частенько меняются, и это довольно поучительно. Взгляните хотя бы сюда.

На плафоне, занимавшем почти всю восточную стену, художник изобразил хаос битвы, где смешались кони, гибнущие и победоносные воины, знамена, дым пушек. На заднем плане горел город, освещая небо алым, на переднем — гарцевал на коне лорд Томас, величественный и суровый.

— Это отец при Ардатру, где он одержал победу над войсками Андарги на их собственной территории. А когда я был ребенком, здесь изображалась почти та же картина, только на ней отец подавлял восстание против Императора в Лессее. Забавно, не так ли?

Позолоченная лепнина разделяла потолок вокруг главного плафона на шесть равных прямоугольников. Их украшали сцены различных сражений, а в центре, во главе сияющего войска, летела на коне дева в черненых доспехах, вздымая к небу меч. Огненные локоны ореолом горели вокруг прекрасного лица. Что-то в нем показалось Ренэ знакомым, и она разглядывала потолок, пока у нее не заболела шея.

— Это…

— Принцесса Ортлинда, и да, она похожа на мою мать. Моя бабка была уверена, что в маме возродилась принцесса Ортлинда. Конечно, мы знаем про знаменитую воительницу лишь то, что у нее были огненные волосы, много любовников, и много смелости. Сходство объясняется просто — художник хотел польстить маме и отцу, да лучшей модели не нашлось бы. А до того, как отец возглавил восстание, послы могли созерцать на этом месте картину того, как Проклятый принц приносит присягу андаргийскому Императору.

— Вот здесь раньше был портрет Императора, — Бэзил прошел по залу, остановившись у следующих дверей. Висевшая над ними картина изображала красивого мужчину, обращавшегося с речью к войску. Его светлые волосы развевались на ветру, одухотворенное лицо сияло неземным светом, а вокруг головы светился нимб. — Возможно, вы догадались, что перед вами Последний принц, вдохновляет войска перед сражением с армией Андарги. Насколько я понимаю, принцу Адану тут очень польстили. Вот любопытно, что повесят здесь еще лет через пять.