Он подошел поближе и негромко кашлянул.

Старичок подскочил на месте, схватился за алебарду — не слишком грозное орудие в его дрожащих руках. Мотнул головой направо— налево, прежде чем остановить взгляд на Фрэнке.

— Кто идет?! — спросонья старик часто моргал, но попытался принять боевую стойку.

— Вы распугаете всех молельщиков, мой добрый человек, — сказал Фрэнк, пряча улыбку. — У вас такой грозный вид.

— Мы — Ищейки, Старик, — рявкнул Красавчик. — Не видишь плащи?

Одинокая молельщица, преклонившая колени у алтаря, тут же поднялась и заспешила к выходу, опасливо косясь на вновь пришедших.

— А-а, Ищейки, — старик опустил алебарду. — Опять вы. Не много же толку от вас покамест было.

— Так и от тебя тож, — огрызнулся Красавчик. — Ежели б ты хоть одним глазом разглядел людей, которые преспокойно тебя оглушили…

Сторож поморщился словно от боли. — Бесшумно подкрались, злодеи. Будто демоны.

— Если бы он что-то увидел, они бы его убили, — прозвучал холодный голос Кевина. — Повезло, что спал на службе. Лучше скажи, старик, ты что-нибудь вспомнил? Кого-нибудь подозрительного, незнакомого, кто заходил в храм или ходил вокруг него незадолго до преступления?

Сторож покачал головой. — Ничего. А уж как мне по башке заехали, тут все вообще как черным-черно.

— Позови пастыря, — велел Грасс. — И бросай эту железку. Чтобы на вашу нору опять кто позарился, это едва ли.

— Да? — задиристо возразил старик. — А кто мог подумать, что на нее первый раз позарятся, а? На наш храм, а не на ентот новострой, Агнца Победоносного. Пусть туда и ходит больше народу, а нечестивцы осквернили наш храм. Видать, здорово он Темному Владыке поперек зубов встал, ежели он послал своих слуг сюда, свершить это черное дело.

Фрэнк подумал, что маленький храм могли выбрать как раз потому, что его меньше охраняли. И все же — почему именно храм? Зачем такие сложности, если для второго убийства подошел пустырь на окраине города?

— Я вам скажу: в старых храмах силы будет поболе, — продолжал разошедшийся сторож. — В них сами стены намолены, столетие за столетием. А уж наш — из самых древних…

— Да, да, наверняка, — прервал поток его излияний Красавчик. — Зови своего пастыря, друг мой.

Сторож захромал во внутренние помещения, а Фрэнк с Красавчиком воспользовались паузой, чтобы отвесить поклон перед алтарем и сотворить в воздухе знак руна.

На алтаре, изображавшем ясли, лежал, поджав под себя ноги, Агнец, перед ним — страшный серп, который скоро вскроет ему горло. Ангелы, светлый и темный, склонились над ягненком, в слабом тельце которого воплотилось Божество.

Статуи из дерева не были украшены, как в храмах побогаче, драгоценными металлами и каменьями, но эта простота придавала белой фигурке агнца трогательный вид. На древесине уже виднелись трещинки, но фигуры недавно подкрашивали, а крылья ангелов светились свежей позолотой.

— Интересно, почему злодеи не убили самого сторожа? — подивился Фрэнк. — Зачем было затаскивать сюда постороннего?

— Я тоже об этом думал, — признался Кевин. — Может, первая жертва — тоже из отъявленных негодяев, вроде Нечестивца. Может, это такой ритуал — у жертвы должно быть черное сердце. Так или иначе, а убивать впустую они не любят, даром что жестокие мерзавцы.

Скоро к ним вышел пастырь, седой и щуплый. Даже в тусклом свете на его черной робе были заметны следы долгой носки, а полоса оторочки обтрепалась так, что из белой превратилась в серую.

Увидев Ищеек, пастырь сердито нахохлился. — Сколько можно?! Только вчера приходили! Неужто вы не понимаете, что коли мы что-нибудь вспомним, то потрудимся сообщить властям?

Кевин нахмурился. — Я вас допрашивал лишь единожды.

— Вы, еще кто-то, я должен разбираться, кто из вас кто? Я не понимаю, кто вы-то такие! Ищейки! Вы что, собаки? Лаете на прохожих?

Тайная служба, понял Фрэнк. Уже принялись за дело.

— Мы — псы закона, мой пастырь, — Красавчик чмокнул руку, протянутую ему с явной неохотой. — Ведем охоту на тех, кто его нарушает.

— Ну, это ужасное богохульство произошло почти месяц назад, так что, похоже, след вы потеряли, — ядовито процедил священнослужитель. Потом вздохнул, и плечи его обмякли. — Конечно, прежде всего я виню себя. Можете поверить, с тех пор, как нас постигла сия беда, я не знал ни единой спокойной ночи. Пресветлый посылает мне страшные сны, чтобы я помнил о своей вине.

— Как можете вы быть в чем-то виноваты! — воскликнул Фрэнк.

— Наш сторож — старик, а мой домишко стоит вплотную к храму. Я должен был их заметить, этих злодеев, остановить прежде, чем произошло осквернение святого места.

Кевин фыркнул. — Не воображайте, что вам бы это удалось. Те люди приволокли сюда здорового мужика, обездвижили и разделали, как свиную тушу.

— Тогда я пострадал бы, защищая Дом Божий. Это лучше, чем бояться сомкнуть глаза, — Пастырь снова вздохнул, и казалось, что каждый вздох старит его на пару лет. — Но нам никогда не приходило в голову, что подобное может произойти. И сторожа-то мы держим, чтобы дать бедняге Гарету работу. Конечно, в наше ужасное время есть люди, способные дойти до того, чтобы ограбить даже храм, но у нас и брать-то нечего. Разве что серп с серебряной ручкой и чашу Преобразования, а их мы достаем только во время церемоний… И все же служители Всетемного нашли, что у нас забрать — самое драгоценное, покой и чистоту.

Фрэнка переполняла жалость к пожилому священнослужителю. Было ясно, что ему нанесли удар в самое сердце, оставив рану, продолжавшую кровоточить. Да и могло ли быть иначе? Пастырь и его храм — одно.

Кевин выслушал эти излияния с каменным лицом. — Раз так убиваетесь, не упрямьтесь, а помогайте нам искать.

Пастырь снова нахохлился. — Никто не жаждет поймать богохульников больше меня! Но к чему эти расспросы? Вы их никогда не отыщете, разве что схватите на месте, когда они опять попытаются совершить новое богомерзкое преступление.

— Они это уже сделали.

— Еще один храм?! — Бледное лицо стало еще белее. — Какой?

— Нет, второй труп нашли на Плеши. Это пустырь рядом с…

— Знаю, — Пастырь покачал головой. — Но ничего не понимаю.

— А вас и не просят, — отрезал Грасс. — Просто ответьте на пару вопросов, и предоставьте нам делать наше дело.

— Если будете так любезны, — поторопился прибавить Фрэнк.

Пастырь сердито глянул на него, ничуть не смягченный.

— Я велел вам разузнать у местных жителей, — продолжал Грасс, — не ошивался ли рядом с храмом или в округе кто-то подозрительный…

— Он велел мне! Как будто я не делал этого сам, по собственной воле, не нуждаясь в указаниях от людей, прозывающих себя в честь нечистых животных! И разумеется, узнай я что-то, немедля сообщил бы куда следует.

— Если вы и впрямь не ленились задавать вопросы, почему ничего не выяснили? Прежде чем вломиться в храм, убийцы должны были все разузнать, осмотреться, а в вашей сонной дыре каждый подозрительный чужак должен быть на виду.

— Вы меня спрашиваете?! — вспыхнул пастырь, багровея. — Кто из нас тут Ищейка?

— Убитого тоже никто не вспомнил?

— Я же сказал — нет! — рявкнул пастырь, доведенный до крайней степени раздражения. — Я слышу эти вопросы уже в третий раз. Боги отвечают нам неслышно и незримо, а когда мне, их скромному слуге, есть что сказать, я делаю это прямо, при помощи слов!

— Иногда память — как мутный водоем, — вкрадчиво заметил Красавчик. — В ней надо хорошенько покопаться, чтобы поднять на поверхность то, что похоронено в иле. Подумайте, может, вы видели где-то поблизости смуглого андаргийца с черными усами, ястребиным носом и шрамом через все лицо?

— У меня небольшая паства, — Короткие седые волосы пастыря топорщились, как у сердитого воробья. — Я знаю каждого по имени. Если бы в округе объявился андаргиец, тем более с черными усами и клювом вместо носа, я бы заметил!

— Может, попрошайки? — предположил Красавчик. — Злодеи могли переодеться… Эти везде пролазят, и никто не обращает на них внимания.