Все, ждать больше нельзя? – Чувствую под собой напрягшийся мужской член. – Сейчас!
Широкая ладонь, на мгновение отпустив меня, ложится на подлокотник кресла и меня словно прошивает озарение. Короткий взгляд на маленький ножичек на столе.
Сейчас! Стремительно метнувшись к блюду, моя рука хватает клинок и что есть силы втыкает его в тыльную сторону волосатой ладони.
– Аа-аааа! – Раздается громоподобный рев и тонкое лезвие, прошив ладонь насквозь, припечатывает здоровяка к креслу.
Я свободна! Вскакиваю и хватаю столик. Слышу звук разбившегося кувшина, покатившихся по полу фруктов и ошарашено-бешеный крик раненого мужика.
– Ты что делаешь, дрянь!
Теперь вперед! Выставив стол вперед, как таран несусь на закрытое окно. Хрясь! Вылетают рамы и стекла. Дзень! Посыпались сверкающие осколки. Стол вместе с тяжелой шторой полетели куда-то вниз. Вскакиваю на подоконник и остолбеваю…
Внизу вместо темной улицы светло как днем. Поднятые вверх удивленные лица мужчин и женщин, несколько опрокинутых столов, разбитая вдрызг посуда и застывшее тягостное молчание.
Глава 3
Вот черт! – Застываю на подоконнике. Окно выходит во внутренний дворик, заполненный гостями и радушными «хозяйками».
Вылетевший из окна стол, надо сказать, произвел фурор, все повскакивали с мест и ошарашенно уставились наверх, где достойным завершением выступления показалось мое полуголое тело.
Взгляд отщелкивает всю картину по отдельным моментам. Визжащие тетки, испуганные взгляды мужчин сменились на удивленные. А вот с краю два мордоворота со злыми лицами, не спуская с меня глаз, движутся к окну.
Эти по мою душу. – Не решаясь ни на что, все еще стою на подоконнике. – Кажись, доигралась!
Слышу сзади яростный рев и шум опрокинутого кресла. Резко оборачиваюсь. Раненый мужик, вырвав из руки нож, вскочил, и его бешеные глаза не сулят мне ничего хорошего.
– А-а-аааа! – Отталкиваюсь изо всех сил и лечу вниз. Приземляюсь на край длинного стола, и другой его конец, как качели, тут же взлетает вверх. Раскинув руки, качусь на пол, в ушах грохот, все летит кувырком. Ноги, руки, мясо, фрукты, осколки посуды, все завертелось сумасшедшим смерчем.
Хрясь! Мой собственный затылок остановил свободное падение. Больно жутко, но не до этого. Стремительно переворачиваюсь и на карачках, лавируя между столами и ногами, ползу к забору.
– Киска! Иди ко мне! – Какая-то пьяная рожа хватает меня за ляжку и тянет к себе.
Развернувшись, оставляю на ошалелой морде борозды от своих ногтей и, не останавливаясь, ползу дальше. Впереди кусты и деревья. Вскакиваю на ноги и несусь к забору. Одним прыжком взлетаю на дерево и, повиснув на суку, закидываю тело на широкий кирпичный забор. Последний взгляд назад.
Разгромленный двор, перевернутые столы, в самом центре отчаянная пьяная драка и все это в какофонии женского крика и визга.
Будете меня помнить, – промчалась радостно-злая мысль и, оттолкнувшись от забора, прыгаю в непроглядную темноту. Секундное торжество и сразу же удар обо что-то твердое. Не удержавшись на ногах, качусь по булыжной мостовой, обдирая коленки.
Отдышавшись, поднимаюсь и вглядываясь в темноту, решаю куда же бежать дальше. Делаю первый шаг и понимаю – бегать я смогу теперь не скоро. Каждое движение отдается болью в левой ноге. Прихрамывая, плетусь вдоль забора, чернота такая, что и на два шага вперед ничего не видно. Только-только немного успокоилась, как вдруг прямо перед носом распахивается невидимая калитка, и в свете горящих факелов я нос к носу сталкиваюсь с двумя охранниками, и их злоозабоченные рожи моментально расплываются в довольной ухмылке.
– Что, добегалась, дурища!
Действительно, дурища! От обиды на собственную тупость у меня аж похолодело и опустилось все внутри – как можно было все так испортить. Хочется сжаться в комочек, реветь и выть от обиды, но все же не позволяю себе такой слабости. Пригнувшись, уклоняюсь от пытающейся схватить меня руки и что есть силы прыгаю в сторону. Может со здоровой ногой у меня и был бы мизерный шанс, но сейчас я не пробежала и пяти шагов, как толчок в спину опрокинул меня на брусчатку.
Зарычав как кошка, изворачиваюсь и вцепляюсь когтями в наклонившуюся морду, но тут же получаю кулаком в лицо. В голове вспыхивает фонтан искр, и на миг сознание просто вырубается. Очухиваюсь, в висках звон, чувствую, как меня перевернули на живот и, приперев коленом к земле, вяжут руки. Голова безвольно падает на землю и, отчаяние, дождавшись своего часа, находит лазейку в моей броне. Слезы текут рекой, заливая глаза и останавливая дыхание, реву, шмыгаю носом и задыхаюсь от обиды и досады. Как глупо все получилось, ведь была же в шаге от свободы.
В прижатом к мостовой ухе вдруг отчетливо раздается размеренный стук лошадиных копыт. Кто-то едет! Ни на что не надеясь, ору из последних сил.
– Помогите, убивают!
И тут же слышу злобное шипение в затылок.
– Ты чего орешь, дура! Хочешь, чтобы тебе язык отрезали?
Да режьте вы что хотите, меня уже не остановить, ору как бешеная.
– Помогите!
Ору заполошно, завывая по-бабьи до тех пор, пока меня с силой, разбивая лицо, не тыкают в булыжную мостовую.
Теперь все, – замираю разбитая и опустошенная, и вдруг откуда-то издалека до меня доносится тонкий девичий голос.
– Отпустите ее немедленно!
Никакой реакции я не почувствовала, жесткое колено все также врезается мне между лопаток, а завернутые за спину руки продолжают стягивать веревкой. Зато появился знакомый слащавый голос.
– Ехали бы вы мимо, юная госпожа, и не вмешивались бы в дела наши грешные.
С замиранием сердца жду ответа и с радостью слышу появившиеся в нем стальные нотки.
– Я – баронесса Луиза Бренер, и я требую, чтобы вы немедленно объяснились в том, что здесь происходит.
Поднимаю голову и вижу, как толстяк поморщился словно от зубной боли, – что, не хочешь связываться с дворянкой? Слежу за его взглядом и отмечаю, как оценивающе он осматривает сидящую на лошади девушку. Изворачиваюсь и тоже поднимаю на нее глаза. К своему сожалению не нахожу за ее спиной никакой свиты и это мгновенно тушит вспыхнувшую было надежду.
Слащавый, видимо, тоже оценил, как отсутствие всякого сопровождения, так и простую, дорожную одежду путницы, а оценив, решил, что с худородной дворянкой особо церемониться не стоит.
– Ехали бы вы, баронесса, от греха подальше, – в его голосе засквозила скрытая угроза, – нехорошо, когда приличные дамы ездят одни по ночам, всякое ведь может случиться.
После этих слов наступило минутное молчание, которое мои тюремщики расценили явно неверно. Они подумали, что аристократка поняла куда влезла и струхнула, но я то видела ее лицо. В свете факела мне отчетливо была видна мгновенно вспыхнувшая в ее глазах ярость и ненависть. Было в этом что-то глубоко личное, шедшее из самой глубины ее души.
Не обращая больше внимания на баронессу, бугай, затянув веревки на моих руках, подхватил меня и забросил на плечо. Хозяин борделя, презрительно скривив губы, кивнул второму охраннику – пошли мол, нечего тут больше время тратить. Зарвавшаяся аристократка получила свое и больше не полезет, но оказалось совсем не так. Моя нежданная спасительница просто ждала момент, и он наступил – вся троица, не ожидая нападения, повернулась к ней спиной. Вороной жеребец взвился на дыбы, а в руке у девушки блеснул обнаженной сталью клинок. Одним рывком лошадь сбила с ног слащавого толстяка, а охранник схватившийся за дубинку тут же залился кровью. Я успела только охнуть, девчонка орудовала мечом, как заправский рубака, сразу было видно, что ей такое не впервой.
Мой носильщик резко развернулся на звук, и теперь я уже ничего не могла увидеть кроме булыжников мостовой. Оставалось следить за перипетиями схватки только на слух. Вот, звякнув о нагрудную бляху, острие меча уперлось в мужскую грудь и прозвучал жесткий, не допускающий сомнения, голос моей спасительницы.