К уху растерянного графа склонился Шуан и что-то зашептал, посматривая в нашу сторону. О чем это он там шепчет, – я, конечно же, забеспокоилась за себя. Кто их знает этих аристократов, может быть он сейчас в красках расписывает сцену в кладовке. Да нет, – успокаиваю себя, – этим он делиться не будет, ему там хвастаться нечем.

– Вот как! – Внимательно слушающий Дорье не сдержался, и в его глазах, устремленных на Луизу, вновь зажглось удивление.

– Вы та-самая баронесса Бренер?

Луиза ответила на эту бестактность лишь ледяным взглядом.

– Простите, – граф Артегон смутился, – но не могу сдержать любопытства, кто же тогда ваш жених?

Моя подруга на глазах превратилась в «мраморную статую», от нее аж повеяло холодом. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что имел ввиду этот болван – типа кто же тогда на тебя такую польстился. Нет, ну каков идиот, даже у беспризорной шпаны и то больше такта. Но Луиза молодец, ее голос даже не дрогнул.

– Мой жених, Вийон граф ла Руа.

– Бешеный пес! – Дорье даже не попытался скрыть насколько он поражен. – Ваш жених, Бешеный пес? Он же…

Луиза жестко оборвала графа.

– Легко оскорблять за глаза, но хотела бы я посмотреть на того, кто посмел бы бросить эти слова Вийону в лицо.

Молодец подруга, дай ему еще, – подбадриваю про себя Луизу и злюсь уже и на Шуана. Если все они аристократы такие самовлюбленные кретины, то я тоже не желаю с ними знаться.

Граф Артегон поджал губы, поняв, что был излишне эмоционален и только что спорол редкостную бестактность, но после слов Луизы извиняться уже было поздно, это уже смахивало бы на трусость. В этой ситуации он не нашел ничего лучшего, как развернуть своего коня со словами.

– Всего наилучшего, сударыня,

И уже пуская коня в галоп, вдруг засмеялся, демонстрируя белоснежную улыбку.

– Передайте Вийону, что граф Артегон готов принять его вызов в любое время.

Свита понеслась за своим господином, а перед нами остался лишь Шуан, не сводящий с меня глаз.

Я прям замерла, сейчас этот малахольный что-нибудь выкинет, и мне придется все рассказывать Луизе. Отрицательно машу головой, мол, даже не думай. Хвала Великой богине, этот оказался потолковей, чем его господин, и открывшийся было рот не произнес ни слова. Но уехать просто так, видимо, было выше его сил, поэтому толкнув пятками своего коня, он, разворачиваясь, проехал ровно между мной и баронессой, а в тот момент, когда лошадь закрыла меня от Луизы, быстро нагнулся и прошептал.

– Я найду тебя…

И тут же загрохотали копыта жеребца, рванувшегося в карьер.

От Луизы, конечно, этот маневр не укрылся, и стоило нам остаться вдвоем, как она вопросительно посмотрела на меня.

– Что? – Попыталась я изобразить дурочку.

– Рассказывай, что это было?

Стою молчу и так зла на себя, на этого дурака Шуана, что просто сил нет никаких. Жутко не хочется ей врать, а правду рассказывать стыдно. Кому другому без тени сомнений брякнула бы, – да так, трахались как-то в кладовке, – и еще улыбнулась бы нахально и вызывающе. Кому другому да, а ей не могу – стыдно. Поэтому, отводя глаза, бормочу что-то невнятное.

– Да так. Клеился ко мне, пока я тебя ждала.

До постоялого двора добрались без приключений, баронесса впереди, я за ней, как и положено. Меч перекочевал обратно ко мне на пояс, и шествующая передо мной Луиза практически ничем не отличалась от прочих знатных горожанок разве что своей безупречно прямой спиной и гордо вскинутой головой. Тем более я была поражена, когда войдя в комнату, она тут же скинула туфли и с вымученной улыбкой уселась на кровать.

– Вот оно счастье! – Она вытянула ноги, затянутые в белые чулки. – Натерли проклятые, сил никаких нет.

– Как же вы ходили-то тогда? – Восторгаюсь ее терпением, ведь ни поморщилась даже ни разу.

– Не спрашивай. – Луиза, задрав юбки, стащила с себя чулки и принялась рассматривать здоровенные волдыри на пятках.

Присаживаюсь рядом на корточки и неуверенно спрашиваю.

– Может я к аптекарю сбегаю, видела по пути лавку, тут совсем недалеко возле рынка.

Луиза осторожно тыкает пальцем волдырь и морщится не сколько от боли, сколько от понимания несвоевременности этих болячек. Ведь скоро нам предстоит пройти пешком не один десяток миль, а тут такое. Она закусывает губу, обдумывая и взвешивая все за и против и, наконец, соглашается.

– Ладно сбегай, – еще раз осматривает свои волдыри и вздыхает, – да, с такими ногами далеко не ушагаешь. Затем, сняв с пояса кошель, вытряхивает на стол несколько серебряных монет, и высокий лоб прорезают задумчивые морщинки.

– Не густо.

Голубые глаза строго зыркают на меня из-под длинных ресниц.

– Если аптекарь заломит цену, ничего не бери. Это все, что у нас осталось, и неизвестно, сколько еще на них жить придется.

– Хорошо! – Вскакиваю на ноги, и тут же испуганно замираю от грохота. Эта дурацкая железяка на моем поясе, описав широкую дугу, зацепила и опрокинула тяжелый табурет. Загрохотало в нашей каморке так, словно целый дом рухнул. Поджав губы, извиняюще пожимаю плечами, мол я не специально и смотрю во все глаза на свою подругу-хозяйку. Вижу, как она силится изо всех сил сохранить серьезность, но все же, не выдержав, прыскает и заливается хохотом как ребенок. Глядя на ее смеющееся лицо, я тоже не могу удержаться, и мы «ржем» уже вдвоем, покатываясь друг на друга.

Луиза сквозь смех качает головой.

– Клинок оставь, а то еще зашибешь ненароком кого-нибудь.

Полностью согласна, мне от меча на поясе никакой пользы, одни неудобства, – поэтому с радостью расстегиваю пояс с ножнами, – без этой железяки мне как-то сподручнее будет. Кладу меч рядом с Луизой и выскакиваю из комнаты. Пробегаю уже знакомой дорогой через черной ход и, вылетев на улицу, бегу в сторону рынка. Лавку аптекаря я запомнила хорошо, плутать не пришлось, так что, не успев даже запыхаться от бега, я с разгону врываюсь в полумрак маленького помещения. Нос сразу же морщится от невыносимой вони и, зажав его ладонью, кричу куда-то в темноту.

– Эй, есть кто?

Глаза постепенно привыкают к сумраку после яркого солнца улицы, но разглядеть сухонького старичка за стойкой я смогла, только услышав скрипучее.

– Чего надо?

Под прицелом снисходительно-саркастичного взгляда из-под кустистых бровей начинаю суматошно объяснять ситуацию.

– Да, не тараторь ты так, понял я уже все. – Старик поднялся и поковылял куда-то в закрома лавки.

Через минуту он вернулся со склянкой, наполненной какой-то зеленой кашицей.

– Вот, пусть хозяйка намажет и к утру уже сможет скакать, как и прежде.

Подозрительно кошусь на ту вонючую гадость, что он мне подсовывает.

– А если нет?

Не то чтобы я ему не доверяю, но школа уличной жизни научила – справедливое сомнение лучший способ сбросить цену.

Светлые стариковские зрачки сурово уставились мне в лицо.

– Если не доверяешь, то зачем пришла? Иди в храм, помолись Великой богине, может она поможет.

Тонкие бескровные губы скривились в усмешке, изображая полнейшее равнодушие.

Вижу, торговаться этот аптекарь не любит, поэтому прямо спрашиваю.

– Сколько?

В ответ на названную цену тут же срезаю ее вдвое и смотрю на реакцию. Бесстрастное лицо старика не радует, он лишь пожимает плечами и тянет свою лапу к склянке с явным намерением забрать ее обратно, но и я не вчера родилась. Стою жду. Посудина уже почти скрылась под стойкой, но тут же вынырнула обратно, и беззубый рот старика, пошамкав, снизил сумму на треть. После этого мне удалось выторговать еще пару медяков и выгодный курс размена моей серебряной монеты. Мысленно поздравив себя с победой и схватив склянку, выскакиваю на улицу.

Уф! С наслаждением вдыхаю чистый воздух и, решив, что торопиться теперь некуда, спокойным шагом направляюсь в сторону нашего временного пристанища. Иду себе, довольно насвистываю и уже перед самым постоялым двором вдруг слышу – кто-то насвистывает мою нехитрую мелодию вторым голосом. Поднимаю глаза, и, «мать честная», рука сама рванулась к тому месту, где у меня когда-то висел баронский меч. Прямо передо мной вальяжно рассевшись на крыльце трактира, устроился тот самый рыжий вожак шайки уличных босяков. Заметив мой жест, он расплылся в довольной ухмылке.