— Фобия, немедленно замолчи.

Её остановил даже не его тон, а то, что он впервые, кажется, назвал её по имени.

Крест ругнулся сквозь зубы, выворачивая руль до отказа. Нагло пересек все сплошные, разворачиваясь прямо посреди дороги, стрелка спидометра испуганно запрыгала, стремясь к страшным цифрам.

Фобия зажмурилась. Высказывать свое негодование резко расхотелось.

Машина остановилась в заброшенном переулке, почти уткнувшись носом в мусорные баки. Крест выволок Фобию наружу, повёл прочь от автомобиля и миллиардов микрофонов, установленных там. Прижал спиной к холодной стене, упёрся руками в камень за плечами Фобии.

— Ты совсем рехнулась — обсуждать всё это в салоне? — спросил он.

— Я устала, — жалобно ответила она. — Я испугалась.

— Теперь мне придётся убить дежурного по обработке информации, — мстительно сказал Крест. Наверное, на её лице отразился ужас, потому что он хрипло рассмеялся.

— Сегодня ты просто сверх-идиотка, — сообщил наёмник. Потом вдруг склонил свою полуседую голову и подул на оцарапанное плечо: — Больно?

— Нет. Не знаю. Не чувствую.

— Это адреналин. Почувствуешь, когда он схлынет.

Дождь. Почему всё время идёт дождь? Каждый чёртов раз, когда Фобия выходит на улицу.

Он, наконец, обнял её, и сразу стало всё равно до дождя, и до Командора, и до номера на запястье.

— Послушай меня, — быстро сказал Крест, прикасаясь губами к её лбу. — Ты должна делать всё, что я говорю. Тогда я смогу вытащить тебя отсюда.

— Ты говоришь или Наместник говорит? Я не знаю, где ты, а где твой повелитель. Иногда мне кажется, что вы одно целое.

— Да? — Крест хмыкнул, его рука уверенно скользнула по её груди. — Вот это совершенно определённо я. И это, — он прижался к ней так сильно, что она ощутила, как нарастает его возбуждение, — тоже я.

— Четыреста лет, а такой придурок, — выдохнула она, задыхаясь.

Крест поцеловал её, и от твёрдости обветренных губ и того, какой у него горячий и нетерпеливый язык, ноги Фобии моментально подогнулись, а в трусиках стало горячо и влажно.

Крест уже добрался руками до застёжки её брюк, когда в кармане его пиджака запиликал мобильник. Наёмник замер, припав лицом к груди Фобии, восстановил дыхание и с великим сожалением отодвинулся.

— Нам пора возвращаться, — сказал он глухо.

Она молчала, слушая, как он резко разговаривает по телефону. Мир снова стал серым и полным уныния. Крест захлопнул сотовый, посмотрел на несчастное бледненькое личико, потом улыбнулся и поцеловал Фобию в нос.

— Я придумаю что-нибудь, — сказал он, и голос у него был тёплым. — Обещаю.

— Возникает резонный вопрос: для чего этой стране многопартийная система, если Командор избирается без всякого участия народа, и дальнейшая смена власти невозможна до самой его смерти? Мы все помним Двенадцатого Командора, который последние пять лет своего правления пребывал в глубоком маразме…

— Хорош, мерзавец, — с чувством сказала Нэна, любуясь на энергичное лицо Мерак Левиа с экрана. Бывшая проститутка с упоением жевала пончик, отчего слова получались не очень отчетливыми.

О том, что проститутка уже бывшая, знала вся страна. С утра Нэна прилюдно раскаялась в прямом эфире и сказала, что решила начать честную жизнь. Командор торжественно объявил, что прощает свою обидчицу и ни в коем случае не желает ей продолжить путь на стезе порока. Поэтому он предоставляет ей «честную и почётную» работу в своей резиденции. Посудомойки, стало быть.

За несколько дней заключения Нэна отоспалась, её лицо слегка округлилось, из глаз пропало загнанное выражение. Видимо, в тюрьме ей было лучше, чем под потными столичными самцами.

В просторном буфете было шумно. За перегородкой гремели посудой невидимые повара, пили чай вобсы, обедали какие-то чиновники.

Фобия протянула вперёд руку и выключила телевизор.

— Меня тошнит от этих мониторов, — вздохнула она.

Система видеонаблюдения в резиденции была устроена так, что на многочисленные мониторы, которые располагались повсюду, даже в коридорах, выводились в случайном порядке самые разные отрывки из жизни обитателей огромнейшего здания. Таким образом, обедая в столовой, можно было увидеть, как повар режет овощи, или охрана проверяет пропуска при входе, а то и как игривый вобс щиплет за задницу хихикающую секретаршу. Каждый раз, случайно ловя глазами кусочки чужой жизни, Фобия испытывала мучительное чувство неловкости и изо всех сил старалась дышать ровно, чтобы не покраснеть. Ей не хотелось, чтобы алое от смущения лицо вывел очередной монитор в очередном кабинете.

После того, как Фобия перешла под непосредственное руководство Креста и стала состоять в личной охране Командора, жизнь стала проще и тяжелее одновременно. По крайней мере казармы остались в прошлом, и она могла относительно свободно перемещаться по резиденции, однако было необходимо повсюду сопровождать главу государства и терпеть его несносный характер, частые придирки и неожиданную жеманность.

И ещё они ничего не знали об Антонио. То ли он всё ещё был внизу, в одной из камер, то ли его отправили вон из столицы, а то ли и вовсе закопали под ближайшей пальмой.

Нэна была нужна живой и относительно благополучной — о ней знала вся страна. Об Антонио не знал никто.

Фобия вздохнула, улыбнулась Нэне и пошла в свою комнату. Был поздний вечер, и совсем скоро охрана объявит отбой, и выйти в коридор можно будет только тем, у кого есть разрешения.

В коридоре её ждала, безумно улыбаясь, тюремное привидение Цепь.

От неожиданности Фобия притормозила, не в состоянии скрыть гримасу неприязни, но призрак злобно на не неё гаркнула:

— Иди как шла, дура. Это я на камерах не отображаюсь, а ты выглядишь словно рыба на ножках — глаза вылуплены, рот открыт.

Фобия поморщилась, но шагнула, проходя сквозь смрад и холод бесплотного тела.

— Что тебе? — спросила она, стараясь не слишком шевелить губами.

— Отстань от него, — сказала Цепь. — Ты убьёшь его. Он теряет свою сосредоточенность.

Ничего не ответив, Фобия пошла дальше.

Потеряет Крест свою сосредоточенность, жди. Последние несколько дней он так сосредоточен, что ей уже кажется, что никогда в жизни она не прикасалась к нему. Что всё это был случайный сон в похмельном бреду.

Ох.

Где же все-таки Антонио?

По крайней мере, Оллмотт знает, что Нэна здесь. Вся страна знает.

На одном из мониторов Фобия увидела, как красивая нечеловеческой красотой женщина входит в резиденцию. Меха, драгоценности, шпильки.

Бывшая русалка Несмея. Её встречал генеральный секретарь Командора лично, раскланивался и расшаркивался. Ах, как жаль, что камеры работали без звука!

Фобия ускорила шаг, едва сдерживая себя, чтобы не побежать. Но бегать без причины здесь было нельзя.

В приёмной Командора сидела за компьютером секретарша и один из вобсов. Их рабочий день еще и не думал заканчиваться. Фобия уточняла у служащей время запланированного на завтра выезда, когда распахнулись двери из кабинета и коридора одновременно. Командор — небывалый случай — вышел сам встречать свою гостью.

— Здравствуй, — с несвойственным ему волнением сказал он.

Несмея посмотрела на него с такой холодностью, как не смотрят на политиков и глав государств. Так смотрят только на вероломных любовников.

— Ты постарел, — сказала она сухо.

Командор суетливо посторонился, одновременно делая приглашающий жест в свой кабинет.

— Ты всё так же прекрасна, — глухо ответил он.

Двери за ними захлопнулись.

Фобия ошарашенно смотрела вслед.

Сколько тузов в рукавах Оллмотта?

Но пора было бегом бежать в свою комнату, если она не хочет неприятностей.

На её кровати лежал Крест и читал женский журнал, который Фобия выпросила у кухарки.

Выглядел он заинтересованным.

— Где тебя носит? — спросил недовольно. — Полторы минуты до отбоя.

— Утешала Нэну. Она боится за Антонио.