Нянюшка Йокк сбивчивую речь выслушала невозмутимо, не выпуская из рук своих спиц.

— Какая у тебя добрая душа, — восхитилась она, когда Фобия замолчала. — Наконец-то мальчик по человечески выспится.

Больше просить о помощи было некого.

Конечно, Фобия под шумок наведалась ещё раз в домик Креста, но обнаружила под подушкой только тетрадный листок с нарисованным кукишем.

День прокатился своим чередом. Уроки, корова, прогулка с Антонио перед отбоем.

Ближе к ночи Фобия уселась на крылечке их домика с Несмеей и твёрдо решила воздержаться сегодня ото сна.

Пролетела мимо зловредная Цепь.

— Звонили родители Холли Грин, — сообщила она с явным удовольствием. Фобия вспоминал беспроводной телефон на столе, стоящем посреди поля, — Ругались с Соло. Просили вернуть их малютку-дочку домой. Соло их успокоил.

Фобия не сразу сообразила, кто такой Соло.

Надо же, родители Холли Грин. Противная, противная Цепь.

Фобия так и уснула — привалившись спиной к стенке домика. А проснулась — вернее выпала из липкого удушья одиночной камеры — на рассвете. Долго мотала головой, не в силах сообразить, кто она, где она.

От холода руки и ноги тряслись.

Как там было? Чужая сила бонусом к чужим снам?

С трудом сконцентрировавшись на этой мысли, Фобия встала, пошатываясь побрела к лагерю. Остановилась в нескольких метрах от домика Креста, ухватившись рукой за дерево. Сосредоточилась на своей ненависти, на своей злости.

Ненависть — самое сильное чувство на свете.

Домик вспыхнул поначалу слабыми язычками пламени по периметру. Огонь с голодной похотливостью прильнул к деревянным стенам.

Лагерь спал. Почему-то не взывала сирена. Не выбежала Сения Кригг с прыгающим на голове пучком рыжих волос. Не появился даже вездесущий Оллмотт.

Лагерь спал. Домик горел. Крест так и не показался. Слишком крепко уснул без своих кошмаров?

Фобия испугалась. Попыталась потушить домик силою мысли, но ненависть покинула её душу, и ничего не получалось. Логичнее всего было закричать о помощи, что она и сделала во всю мощь своих легких. Но домик горел так быстро, а народ всё никак не просыпался и не просыпался.

Страх воды.

Страх огня.

Страх упасть в открытую могилу.

Страх сойти с ума.

Страх близкого присутствия — не ближе, чем на метр, пожалуйста.

Страх чёрной масляной краски.

Страх быть затоптанной стадом антилоп.

Черт бы побрал это лагерь!

Она не сразу поняла, почему огонь стал так близок. Оказалось — Фобия уже возле самого дома. Оказалось, лицо ей обжигает исходящий от пламени жар. Оказалось, что она уже совершенно не может размышлять здраво.

Подвывает от ужаса — огня? Смерти Креста? Она не хотела, не хотела! Он должен был проснуться. Просто обязан.

Чьи-то руки перехватили её на самом крыльце.

— Идиотка!

Она ещё и вырывалась — там же Крест! Там же огонь! Она не убийца. Убийца — это Цепь. Она нет. Ни за что.

И только потом сообразила, что именно дежурный по лагерю тащит её прочь от горящего домика.

— Идиотка.

И тишина, поглотившая лагерь, лопнула. Захлопали двери. Зазвенели голоса.

Фобия громко рыдала, вцепившись скрюченными пальцами в майку Креста.

Он стоял неподвижно, даже руки опустил, не удерживая её. А она всё не могла выпустить ткань его майки, перестать плакать, вспомнить, что нужно испугаться такой близости.

— Я не могла, — бормотала Фобия. — Это не я. Это что-то другое. Как будто кто-то управлял мною. Я не могла!

— Бывает, — недружелюбно ответил он. Высвободил свою одежду и сам отошел в сторону.

С громким треском обрушилась крыша домика. Крест сделал быстрое движение рукой, будто что-то бросая в огонь.

Ловушку для снов, поняла Фобия и заплакала ещё сильнее — уже от облегчения.

— Что ж ты такая слабая, Грин, — вздохнул Крест. — Где твоя сила воли? Три ночи. Всего три ночи. И ты уже не творишь чёрте-что. Ты уже не принадлежишь себе.

— А кому?

— Не поняла?

Он посмотрел на неё. В отблесках огня Крест казался ещё более мрачным, чем обычно. И на секунду Фобии показалось, что сквозь полуседую щетину проявляется другое лицо — властное, некрасивое. Лицо мёртвого Наместника.

На утреннюю тренировку она опоздала, и у неё было такое лицо, что Крест сразу отошёл от псевдомагов, махнув им рукой, мол продолжайте в том же духе, уроды, и быстро подошёл к Фобии.

Она была совершенно белой, глаза наливались безумием, губы тряслись.

— Что такое, Грин?

— Он… он во мне. Я ощущаю его. Этот ваш грёбаный мёртвый Наместник! Это ведь его была магия? — она кричала и ей было всё равно, что на них стали оглядываться. — Вытащите его из меня! Пожалуйста!

Крест ругнулся, схватил её за руку и потащил подальше от учеников.

Она почти бежала за ним, поминутно спотыкаясь, и ей было плевать, что Крест держит её за руку. Какой там к чёрту метр свободного пространства, когда чуждое существо копошилось внутри неё, бродило по уголкам сознания, оглядываясь подобно новосёлу, въезжающему в новый дом. Вот сюда мы поставим диван, а здесь будет телевизор!

Осьминог её паники даже не пытался поднять голову. Какие там выплески, не до них сейчас. Сейчас — надо упасть на колени перед Крестом и умолять. И тогда, может быть, он сжалиться над ней и освободит от всего этого.

— Почему я?

Их торопливое бегство от ненужных свидетелей закончилось на какой-то полянке. Фобия, всё ещё в майке и шортиках, в которых пыталась спать, но вместо этого всю ночь тонула в кошмарах, без сил опустилась на землю.

— Неужели Наместнику мало вас?

— У тебя есть сердце, — ответил Крест.

Он сел на траву перед ней, скрестив ноги, и крепко ухватил её за руки.

— Грин, посмотри на меня, — твёрдо сказал он. — Да чтоб тебя слопы съели! Посмотри на меня, Фобия. Дыши. Нам нужно поговорить.

Она смотрела. Выцветшие глаза Креста были… в них было сочувствие?

— Я не смогу вытащить его из тебя, — медленно сказал дежурный по лагерю. — Он решил, что ему нужна другая сила. Сила, которой у меня давно нет, да и не было никогда. Ты забралась в мои сны, а это его территория. Я не мог предугадать, что он начнёт использовать тебя.

— И что же теперь? — всхлипнула Фобия. Твёрдость его рук дарила некую иллюзию надёжности. Надо же. Никогда бы она не могла подумать, что прикосновения к другому человеку будут наполнены таким драматизмом.

— Теперь… — Крест тяжело вздохнул. Кажется, он не хотел этого говорить. — Теперь нам нужно помочь Наместнику вернуться. И тогда он уйдет из тебя.

Фобия смотрела на него во все глаза. На тонкий шрам, рассекающий верхнюю губу. На узкое обветренное лицо. На загорелую кожу. Так близко.

Очень хотелось закатить истерику. Шикарную такую, с завываниями и возгласами.

Ну очень.

Вместо этого Фобия тихо спросила:

— Помочь Наместнику вернуться?

— Ради чего, ты думаешь, я болтаюсь в этом грёбаном лагере с этими избалованными псевдомагами? Как ты думаешь, я смог продержаться сто пятьдесят лет в камере-одиночке? Впрочем, тюремное заключение — это непредвиденное обстоятельство. Мы с Наместником не предусмотрели такой долгой задержки. Он должен был вернуться почти сразу, как только я выберусь из охваченной революцией столицы. Всё было подготовлено для этого. А после заключения… Пришлось начинать всё заново. Столько лет впустую…

— Что будет, когда он вернётся? Еще одна гражданская война?

— Я не знаю. Может, нет. В наше время не принято бороться за власть при помощи оружия. По-ли-ти-ка. Слышала про такую мерзость?

— А он не может вернуться и стать поэтом? Купить домик в деревне?

Крест засмеялся.

— Нет. Ему нужна эта страна. За двести лет своего правления он к ней привык.

Фобия подумала. Она старалась не прислушиваться к тому, что происходит в её голове — на многие голоса там завывали многочисленные ужасы и другие эмоции. Например, жалость к себе.