— Я сам только к войне начал курить. Ну, год назад.

— Ясно… — огонёк наконец-то поджёг свёрток. Парень натужно, с дрожью выдохнул. — А что… родители?

— Кто? — Юнмин будто не расслышал. — А, эти…

— Ну так что?

— Мне кажется, они ничего не думают. Собственно, нет, не «кажется», а «знаю», — он сделал ещё затяжку — глубокую, долгую. — Им насрать. Они сбежали от войны, в Америку вроде.

— Уверен? — Джон улыбнулся. — Будь я на месте твоего отца…

— Ты и так на его месте, — усмехнулся Юнмин.

— …Я бы не дал тебе так растрачивать нервы. Я бы прочитал тебе лекцию о вреде наркотиков или просто отобрал, — он тихо засмеялся, делая первую затяжку и ощущая, как дым окутывает горло. Захотелось кашлять, но он сдержался. — Но делать я этого не буду.

— Хорошо, — сигарета Юнмина перелетела через ограду и неслышно упала дотлевать на бетон. — Как скажешь.

***

— Ты преодолела первый рубеж — барьер энергии, — Бог Пустоши сидел напротив неё, подложив под себя ноги. Вайесс следовала его примеру — глаза закрыты, руки на коленях. Толпы проходили мимо, разговаривая о своём и не замечая ничего вокруг, будто двоих, сидящих на тротуаре, не существует вовсе. Это не было иллюзией или очередной Его причудой — люди просто не замечали того, во что не верили. — Теперь представь то, чего не существует.

Первый образ, возникший в голове, был воспоминанием — с испытания — облики двух сущностей, пристально разглядывающих её, чернота бескрайнего космоса, потом Храм, мёртвая вода, наполнившая доверху комнаты, Красная, разговаривающая с ней через невидимое стекло… Но всё это существовало, как ни крути, это её собственные мысли, и даже если физически ничего не было, в её воображении оно чувствовалось более чем реально. И тут она догадалась — пустота, пустоты не существует. Невозможно не думать, невозможно отрицать существование, пока существует феномен жизни.

— Феномен, о котором ты говоришь, — это линия, поток, перетекающий из прошлого в настоящее, из настоящего в будущее. Линия не бесконечна — она ограничена твоим восприятием времени, твоими планами и твоими воспоминаниями. Энергия твоей жизни неизмерима, она числится такими масштабами, которые человек даже не может постичь, но всё же она не бесконечна. Время растягивает её, забирает по крупице на каждый момент, концентрируясь на мгновениях эмоциональных всплесков, застывая неприятной памятью в голове. Энергия портится, деградирует, деструктуризируется, застывает в граните сознания как замёрзшая вода, и, наконец, умирает, утекая в глубины неосознанного, вместе с тем делая человека слабее и старее, уязвимее к внешнему.

Они больше не были на площади отступников — теперь это была пустота, и самой Вайесс там тоже не было — только её сознание, пока полупрозрачное, похожее на расплывчатый мираж даже для неё самой. Потом появился Он, и ничто раскрасилось, поплыло бело-чёрным по бесконечному горизонту. Вайесс протянула руку — теперь у неё было тело. Рука погрузилась в молоко, смешанное с нефтью, и от пальцев полетели брызги ускоряющегося водоворота, разряжая воздух солёными искрами. Потом появились вещи, и горизонт стал отдаляться, постепенно превращаясь в одно разноцветной зарево, а они всё возникали в воздухе — все переменчивые формы и очертания, меняющиеся так быстро, что глаз физически не успевает следить.

— Это место — невозможность. Здесь всё, что существует, разделяется на бесконечность, а бесконечность собирается в точке.

— Это что-то вроде белого мира? — Бог сел в кресло и прислонился к кожаной спинке, мягко отклонившейся назад. Одежда его переливалась. Он взмахом руки создал в воздухе три образа, и Вайесс где-то на подсознательном уровне поняла, что это — Прошлое, Настоящее и Будущее.

— Твоя энергия — это комок, частичка энергии Вселенской. Её триггеры — плохие воспоминания, переживания, страх, волнения о грядущем и волнение о прошедшем. Всё это — не «сейчас», и пока ты держишь что-то в себе, оно не даёт раскрыть потенциал, сковывает, держит в тобой же установленных рамках, но если соединить линию в точку, если сделать различное единым, оно становится цельным, нерушимым, как твои убеждения, как твоя любовь к миру, — Бог соединил три образа в один, и на небольшом шарике, оказавшимся у него в руке, что-то полыхнуло. — Призма мира — эмоции. Вместе с линиями времени они перемещаются сквозь тебя, перемешиваются с ощущением окружения, оставляют свой отпечаток на памяти. Призма — ещё не мир. Каждое чувство, возникающее в голове — это набор из маленьких частичек памяти, окрашенный личным отношением. Спроси себя: то, что ты чувствуешь сейчас: это — истинно, это — искренне? Эмоции, проходящие через тебя — они приемлемы?

Вайесс вспоминала, как уходила Макри, как уходили Бен, Келли, Мэл, Корас, пожранные ненасытным зевом загробной жизни, но ей не было ни горько, ни страшно. Это были просто воспоминания, и ей просто было радостно от того, что это «прошлое» было когда-то «настоящим», что те события произошли именно с ней, что некто принёс в её жизнь частичку, изменившую её как личность, сделавшую её сильнее, упорнее, правильнее. Вайесс подумала о том, что чувствует, и вдруг поняла, что наслаждается. Наслаждается преодолением себя, выходом за недоступную грань реальности, самоанализом. Ей нравился масштаб, который принял её, воспитал её, сделал из неё что-то большее, чем просто конечная линия времени. И ей нравился Он — само воплощение масштаба, квинтэссенция силы и твёрдости, нравился пылающий в Нём незаметный недалёкому взгляду огонь свободы убеждений.

— Своими руками убив своё прошлое, ты отказалась от сожалений. Пройдя через испытание, ты сделала своё будущее неопределённым. Теперь тебе нужно принять радость пути из ниоткуда в никуда, перехода от состояния к состоянию, движения твоей личной, отличной от всего остального истории. Принимать — значит в то же время отказываться. Удовольствие идёт параллельно страданию, сила — параллельно слабости, ошибки — параллельно правильности. Не совершив одного, не достичь другого. Взаимосвязь противоположностей — основа понимания мира, и когда ты поймёшь, какую силу рождает в тебе понимание, ты сможешь её использовать. Последствия — порождение не ошибок, но закономерностей. Эти закономерности необходимо вычислить, подчинить себе циклы собственного времени и превратить в нечто большее, чем просто «жизнь». Так боль, которую не способно вместить человеческое тело — боль мира — с принятием себя дарит энергию, жизненную силу, возможности целой реальности, искажённой в живом сосуде меньших масштабов.

— К этому ты меня готовил, для этого были тренировки на истощение, сражение на арене, проход через Стену? — Бог отрывисто кивнул. Или ей показалось. В Этом сгущающемся чёрно-белом мареве почти не было видно, и Он продолжил, почти не обратив внимания на вопрос.

— Научись идти вскользь обстоятельствам, сделай их своим союзником, а не врагом. Пусть они, как препятствия на пути реки, не останавливают тебя, а только переводят в новое русло — гораздо шире и просторнее прежнего. Линия существует всего одна, и прежде чем обвинять, вспомни, что только твои действия приводят к твоему будущему, только они в большей мере определяют, кем ты станешь или не станешь, чего добьёшься и как повлияешь на других. Твоя суть в том, что ты повторяешь изо дня в день — твои мысли: как ты думаешь, говоришь, размышляешь, воображаешь. Мысль становится действием, действие превращается в привычку, принося статичный результат — какое-то явление, которое будет существовать независимо от тебя. Всё это складывается многоуровневой, системной судьбой, потоком, в свою очередь проектирующим реальность.

***

Джон Фолкс и Юнмин патрулировали, то вышагивая взад-вперёд за укреплениями, то садясь подальше — наблюдать за шугающей ветром темнотой, пластом прятавшейся за светом ламп. Иногда они спускались вниз — зажигать пару автоматических прожекторов, водящих по округе копья-лучи. Юнмин больше не курил, зато завёл привычку держать руки в карманах. Джона это не раздражало, как остальных, он даже не обращал внимания, так, мельком только. Джон молчал, как бы боясь сломать ночную тишину давлением дыхания, словно небо было из хрусталя, и готово было обрушиться на их головы в любой момент — либо градом звёзд, либо градом пуль.