— Готова? Пора идти, — Джон натужно выдохнул и мельком заглянул ей в глаза. Она посмотрела в ответ.

— Ты чего?

— Рука у тебя… тёплая.

Над городом повис полукруг луны, такой большой, что казалось, заполнил собой целое небо. Энью шагал в сторону богатых районов, овальной полосой светлых окон окружавших центральную крепость. Он слушал стук ботинок по мостовой, ветер, раздувающий пламя внутри него, шорох листьев редких деревьев, отдельные слова запоздалых прохожих. Мир говорил с ним всеми своими голосами наперебой, прерывая и смешивая один с другим, создавая из воздуха атмосферу ночи. Ему нравилось дышать прохладой — она очищала разум, делая мысли быстрыми и ясными. Он достал из кармана смятую бумажку и, прочитав ещё раз, сжёг прямо в руке, сжав пепел насколько сильно, насколько хватало злости. Энью прошёл открытые ворота внутренней, невысокой стены, и мир сразу преобразился: если снаружи уже царила ночь, здесь всё играло огнями фонарей, они били в глаза и отсвечивали бликами от металлических частей одежды.

Место, куда он шёл, было совсем недалеко, и было видно из любой части внутренней стены — высокое, четырёхэтажное, украшенное колоннами, разными узорами и завитками здание, верх которого охраняли четыре каменные горгульи, сидя на острых квадратных углах. Перед входом — высокими деревянными дверьми — стояли двое охранников, привалившись к стене и неторопливо болтая. Изнутри звучала музыка, а света из всех окон было больше, чем из всех домов рядом вместе взятых. Энью прижал руку к груди, ненадолго успокоив бешеное биение сердца, исходивший от него жар. В нём теплилось нечто его собственное: магия, взятая из самой души, из циркуляции крови, из движений мысли, частички реальности, скреплённые пониманием работы процессов, но кроме неё был целый организм — Фатум, — живущий с ним в неком симбиозе, в разделении полномочий.

Он глубоко вдохнул и вышел из переулка, направившись прямо к зданию, над входом которого красиво отсвечивала позолотой надпись «Приёмный дом». Он двигался как-то слишком быстро, хотя пытался сохранять спокойствие, может, из-за переполнявших его эмоций. Охранники вытянули руки, пытаясь его остановить, и Энью уже было приготовился отвечать, но, как только обе их руки легли на его плечи, что-то внутри проснулось, он увидел маленькие, тонкие и извилистые ниточки их судеб, и теперь было только одно желание — уничтожить, пожрать, не оставить после себя ничего. Вспыхнули синим пламенем плечи, и человеческие тела в мгновение осыпались пеплом вместе с одеждой, доспехами и оружием, развеявшись прахом в налетевшем ветре. Может, Энью показалось, но он почувствовал, как отдельно от всего остального тела губы подёрнулись лёгкой усмешкой. Он с шумом открыл двери и шагнул внутрь, занося на вычищенный пол грязь от ботинок. Человек в официальном костюме что-то ему сказал, потом преградил путь в залу, но Энью двинул рукой, сделав еле заметный жест, и в угол комнаты улетела ещё одна горстка пыли.

За дверями было светло, громко и очень людно. Казалось, вся знать города собралась в одном месте, только чтобы поболтать, обменяться новостями и открытиями, посплетничать и пообсуждать, поесть хорошей еды. Всё было белым, золотым и деревянным, во всей комнате витал аромат роскоши, праздности и цветочных духов. Странно, но на его появление сначала почти никто не обратил внимания, — наверное, считали, что без приглашения сюда не попасть, но Энью это было даже на руку. Человека, которого искал, он заметил почти сразу — статный, в возрасте, и традиционный костюм, в отличие от остальных, тёмно-синий. И ещё сильно выделялись глаза — карие, как земля, и сощуренные, как бы настороженные, будто всегда ищут подвох. Сила вела его вперёд, протискивала сквозь толпы говорящих к маленькому столику в самом углу. Только сейчас некоторые стали показывать на него или осторожно сторониться — одежда и плащ изорвались, а от ножен вообще остался только небольшой кожаный ремешок, держащий оголённый меч. Кое-кто поднялся, может, чтобы задать ему пару вопросов, но Энью посмотрел на него настолько властно, что тот поспешно ретировался, и со временем всё вернулось в норму. Старик сразу понял, что нужно оставаться на своём месте, и, заметив, что незнакомец направляется к нему, показал ему рукой на стоящий недалеко опустевший стул, предлагая сесть. Энью бесцеремонно придвинулся и закинул ногу на ногу.

— Эллисон Маргрей, — собеседник протянул руку, всё так же дотошно всматриваясь в его выражение лица. Энью в ответ взял со стола бокал и залпом осушил. — Представитель торговой гильдии Давиира.

— Энью Джехой.

— Джехой? — Маргрей нахмурился, силясь что-то вспомнить. — Джехой… Дай вспомнить… Шанир Джехой не твой отец, случаем? Мне кажется, я помню, что у него был сын.

— Всё верно.

— Ох! — старик расплылся в улыбке. — Мы с ним были хорошими друзьями! У него, кажется, какое-то предприятие на востоке?

— Да, было время.

— А теперь что?

— Отец умер много лет назад, — Энью поперхнулся. — А дело заброшено.

— Соболезную.

— Не стоит, я здесь не для этого.

— По делам отца?

— Не совсем, скорее, по моим собственным, — он проговорил это как можно холоднее, но глубоко в душе всё ещё теплилось желание вспомнить отца: вряд ли в мире осталось так уж много знакомых с ним людей. — Но если у него есть перед вами какой-то долг, я с радостью его верну.

— Нет-нет-нет! — запротестовал старик. — Шанир был исключительно трудолюбивым, гм, то есть самодостаточным, и уж точно не просил в долг у таких, как я. Я даже сомневаюсь, занимал ли он когда-либо вообще!

— Он часто говорил мне, — вдруг вспомнил Энью, — что мы сами должны менять мир вокруг. А сам не дожил до изменений.

— Ничего не поделаешь, — улыбнулся Маргрей, положив парню руку на плечо. Тот, к удивлению обоих, не одёрнул. — Даже хорошие люди уходят, но нужно помнить их наставления.

— Как вам здесь? — внезапно сменил тему Энью. — Вся эта вычурность, разговоры, иногда танцы?

— Нравится ли? — переспросил Маргрей. — Не совсем. Но это как моя работа: если не буду приходить, потеряю статус, не буду узнавать последние новости, потеряю инициативу. Иногда бывает, конечно, интересно, но это редко.

— Вот как… — Энью закинул руки за голову. — Я всегда думал, что такая жизнь, как у вас, это то, к чему нужно всю жизнь стремиться. По крайней мере, мне так говорили. Об этом все говорят.

— Может, это и неплохо, ещё и детям сразу будущее устроено, но все эти интриги, встречи, ужины, обязанности, — старик улыбнулся, — скажу по секрету: ужасно выматывает эта борьба. Иногда хочется заняться чем-то повеселее, а уже нельзя, видишь. Был бы твой отец здесь, может, что и посоветовал бы. Он такого не хотел никогда, говорил, что…

— «Мы не выживаем, а пытаемся жить», верно? — закончил за него Энью.

— Верно, — кивнул Маргрей. — Ты и правда его сын.

— У вас есть дети, да?

— К чему такие вопросы? Ну да, двое: старшему десять, младшему пять. Мы живём в особняке в соседнем городе, на юге, здесь по делам, если хочешь, когда решим все вопросы, заходи в гости.