Они почувствовали его, как только выехали на прогалину. Этот человек, несомненно, был тем, кого они искали — источником силы, и Энью поморщился от исходящего от него потока холодного света. Он вдруг почувствовал себя настолько беспомощным, что руки в панике затряслись, но он вовремя сдержал порыв страха, сделав несколько ровных вдохов и собираясь с мыслями. Этого человека, нет, для него он был сродни самому Богу — его во что бы то ни стало нужно было одолеть. От этого, от каждого их действия, от малейшего промаха зависело будущее. Энью видел, как забегали глаза учителя. Это был уже не обычный страх. Но об этом не время было думать. Он решил: как бы ни был силён противник, как бы много людей ни сдалось — нужно биться, биться хотя бы за свою жизнь. На стоящем в центре широкой поляны всаднике был лёгкий кожаный доспех, дополненный тяжёлыми железными наручами, поблёскивающими красным и охватывающими всё от кисти до плеча. Поверх был накинул коричневый от пыли плащ, скрывающий рукоять длинного шестопёра. На их стороне, похоже, было только численное преимущество, но с таким разрывом в силах это почти не имело значения.
— Ты — тот человек, кого я ищу? — прохрипел низким басом маг, спрыгивая с лошади и праздным движением руки отправляя её в сторону леса. — Меня зовут Баротиф Ним из Мятежных Земель.
— Может, и так, посланник, — бросил Левард. Энью подумал, что, похоже, события разворачиваются не так плохо и у учителя получится отвлечь его на себя.
— Он сказал, что я узнаю тебя по ауре. У тебя сильная аура.
— Кто это — он?
— Мой Наставник. Ты знаешь, о ком я. Это, — он указал на покрасневшее небо, — его сила.
— Да, точно, припоминаю… И что теперь, всадник? — по лицу Учителя было видно, как он из последних сил старается сохранять спокойствие, но оба ученика чувствовали ауру, прежде никогда не исходящую от мастера — ауру опасности.
Энью показалось, как исказилось лицо врага в неприятной ухмылке, но только показалась. Следующим движением рук он вытащил из-за пазухи минерал — камень жемчужно-синего цвета, перекатывающийся острыми как бритва кристалликами, на вид хрупкими, как сахар, и слабо звенящими в ответ на рокоты ветра. Всадник сильно сжал минерал в ладони, и он искрами посыпался на землю, крошась и рассыпаясь, освобождая что-то кричащее и скомканное, заключённое внутри. В ту же секунду стебель задрожал, разорванный чей-то гигантской рукой, как будто сломались держащие его опоры, заключённые внутри, оттянулись вгрызшиеся в небо корни, разрушительный ветер осел, упав кучами перегноя на застывшие в падении деревья. Но падал он слишком системно и медленно, как будто прежняя магия сменилась на что-то новое, другое, от этого не менее страшное. Над головами разлетелся красным новый поток разрушения, вышедший живым туманом из осколков необычного камня, впитавшийся в стебель и заставивший его свернуться в громадный круг, целиком окруживший прогалину. Магия с грохотом рухнула на землю, взметнувшись вверх языками сотен костров и застыв в наивысшей точке, превращаясь из растения в непроходимый барьер, отделивший поле боя от остального мира.
— Этот барьер тебе не преодолеть, старик. Сколько не бей — он сразу же будет восстанавливаться, — похвастался всадник, сложив руки на груди.
— Это… Это же запечатанное! Как? Такого заклинания… не существует…
— Боишься… Значит, ты не тот, — мятежник надменно хмыкнул и достал из-за спины шестопёр, теперь в его руках казавшийся легче обычной палки. — Тогда сначала устраню помеху, на которую пришлось израсходовать силу Наставника. Нападай, магистр.
Магия свободно потекла в пальцы, как будто только этого и ждала, чувствуя резонанс в окружающем пространстве. Казалось, сама земля колеблется миражами, трещит и ходит ходуном от количества собранных в одном месте энергий. Палец ударил глухой болью, и как по команде гулким эхом на боль отозвалась стена, оттянув её на себя, впитав и сделав собственной частью, сделавшись ещё бордовее и крепче. Синева поднялась по венам до предплечья, выше, чем обычно, и в мозг ударилась волна удовольствия, сдерживаемая только силой воли, и то ненадолго. С мятежником нужно было разобраться сейчас, пока сил ещё достаточно, пока никто не выбыл из строя, и остальные двое, похоже, думали так же. Энью впервые видел, как сражается магистр Арисс, и до этого момента даже не знал, что магию можно поднимать и до локтей, как сделал его учитель.
Левард сделал первый ход, не давая противнику накопить достаточно сил в большее вместилище, и Энью только успел изумиться скорости, с которой тот буквально подлетел ко врагу и нанёс первый, проверочный удар в тело левой рукой. Как ни странно, всадник тоже не стал дожидаться разрешения — сверкнула глуповатая широкая улыбка, и в ту же секунду он оказался на пару шагов левее, делая круг по короткой амплитуде и намереваясь покончить со стариком одним ударом. Скрипнули наручи, потревоженные вырывающимся огнём, врезающимся в полое древко двуручного шестопёра, и Левард еле успел отпрыгнуть, снесённый ветром от удара, на пути доставая из ножен прямой короткий меч. Как будто обменявшись мыслями, все трое одновременно рванулись вперёд с клинками наголо, нанося один-единственный удар с трёх сторон, надеясь хоть как-то попасть по незащищённому месту. Энью наконец-то смог рассмотреть лицо — широкое, прикрытое ухоженными чёрными паклями, испещрённое морщинами на лбу и ямочками на щеках, немного кривое в пропорциях лицо знати, выдающее происхождение надменностью смотрящих сверху вниз затуманенных властью глаз. Этот человек привык к власти, привык склонять на вою сторону или уничтожать влиянием, деньгами, связями. С того времени изменилось только средство.
Резкий взмах шестопёра, прокрученного справа налево, отразил атаки с такой силой, что магия в мечах Энью и Энн встрепенулась и чуть не рассеялась, откинув их на несколько метров назад и заставив перекатиться, смягчая падение. Левард устоял на ногах, но следующий удар по широкой дуге с разворота всё-таки заставил его отступить, хоть и ненадолго. Меч легко лёг на руку и старик на всей скорости, которая у него была, вылетел вперёд, оттолкнувшись и подмяв под себя пласт земли. Ученики не так быстро, но последовали за ним, и в тот момент, когда всадник очередным ударом шестопёра отбил атаку учителя, Энью бросился вниз, под ноги, и, схватившись за землю, немного повернул тело в другую сторону, появляясь за спиной у врага, оказавшегося на самом деле чуть ли не на голову выше него. Ним предугадал движение каждого и, молниеносно сделав единственный шаг вперёд, схватил оказавшегося медленнее Леварда за запястье, швырнул его в сторону, одновременно задевая не успевшую уклониться и полетевшую вслед за учителем Энн. Энью не стал медлить и нанёс колющий удар в ногу, от которого Баротиф ловко увернулся и нанёс такой же шестопёром в голову, при попадании становившийся смертельным, но Энью на это и рассчитывал. Используя силу противника в свою пользу, он, вместо того, чтобы ставить блок, подставил вылетевший из рук меч и дал одному из широких лезвий пролететь в каких-то сантиметрах от лица, для того, чтобы самому приблизиться на достаточное для рукопашного боя расстояние. Маг сделал еле заметное движение корпусом, и Энью, будучи всего в полуметре от брони, со всей силы, со всей скопившейся ненависти ударил в область сердца, выплёскивая в атаку всю магию из правой руки, разорвавшей костяшки. Мгновение замерло, съеденное встретившимися враждебными потоками энергии, будто сам воздух исчез и превратился в застывшее время.
— Открылся, надменная тварь! — выкрикнул он, как будто эти слова, эта насмешка давала ему преимущество, давала статус героя, статус особенного. Под кулаком что-то хрустнуло.
— Неверно, — усмехнулся маг в ответ.
Удар шестопёром по рёбрам выбил из Энью всю уверенность. Он почувствовал, как сжимаются органы, выплёскивая кровь от сломанных рёбер, как безвкусная краснота заполняет гортань, как становится невозможно вдохнуть и как магия заполняет раны, проникая в организм инородным, похожим на желе потоком. Когда Энью, крича и корчась от боли, роняя меч и выплёвывая потоки сине-красной крови, утекающей в барьер, распластался на траве, Ним запустил руку в карман и всё так же надменно посмотрел на остальных, стоявших, опершись друг на друга и тяжело вдыхающих горький спёртых воздух. Из сжатого кулака посыпались знакомые искры второго минерала.
