Глаза девушки наполнились слезами, она с трудом мотнула головой. Лишь слегка. Насколько позволяли мои руки.

– Потому что мир полон таких людей как ты, – злобно прошипел я.

Две мокрые дорожки расчертили ее лицо.

– А теперь иди. – Я отпустил ее голову и отошел на шаг назад. – Наше знакомство было лишним.

Не оборачиваясь и не говоря ни слова, она бросилась бежать вниз по дорожке, по которой еще минуту назад ковылял бездомный.

– Жестоко ты с ней, не находишь?

Я обернулся на голос Полторашки и взглянул прямиком в ее голубые глаза. Взгляд она выдержала и лишь слегка поджала губы.

– Ничего, выдержит. Придет домой, скинет обувь…

– Ага, примет душ, сядет в свое огромное кресло, перед о-о-огромным телевизором, – передразнила меня Полторашка и, взяв под руку, с силой потянула вперед.

– Я не всегда могу тебя понять, продолжала она, – положив голову мне на плечо. – Не всегда могу понять, хороший ли ты человек, или…

– Или?

– Или просто дурак.

Я иронично приподнял бровь, но девушка этого конечно не увидела.

– А что, я не могу быть хорошим дураком?

– Хорошим можешь, – согласилась девушка. – Но ведь тебе надо всегда быть особенным.

Я открыл было рот, чтобы ответить, да не нашелся с ответом. Иногда, не часто, но иногда, Наташка попадала точно в цель. Настолько точно, что становилось не по себе. Чертова девка!

– Ну, извини, – наконец произнесла она.

– Извинить за что? – переспросил я. – За «особенного» или за то, что вот уже второй месяц подкладываешь под меня своих чокнутых подруг?

– За второе, – ответила Наташка, не раздумывая ни секунды.

Я усмехнулся и закатил глаза. Я вообще мог делать что угодно, пока она не видит.

– И не все мои подруги чокнутые.

– Та, что ты привела прошлый раз, таскала огнетушитель в своей «сумочке», Наташа! Огнетушитель!

Полторашка хихикнула, прикрыв рот и кивнула:

– Ну да, было дело.

– А эта? – я махнул рукой в неопределенном направлении за моей спиной. – Что это за «типа»?

– Типа чего?

– Типа того!

Я поймал взгляд ее глаз устремленных ко мне, и мы рассмеялись. Получилось вполне естественно. Никакие ни ее слова, ни мои слова не могли обидеть нас. Пусть знали мы друг друга не долго, но пережили вместе многое. Это сблизило нас. Нас всех.

– Ну ладно, – вздохнула Полторашка. – Я больше так не буду.

– Честно?

– Не знаю, – ответила она и показа мне язык.

– Чертова девка.

– А ну, цыц!

Острый локоток врезался мне между ребер и я согнулся чуть ли не пополам.

– Думаешь, стоило ей все это говорить? – спросила Полторошка, делая вид, что не замечает моих страданий.

Мы были почти на месте. Высокое грязно-белое здание нависало над нами с вершины холма. Людей видно не было. Скорее всего, приемные часы закончились. Все как обычно.

Я с трудом выпрямился и посмотрел на красный ржавый забор-сетку, убегающий вперед вдоль инфекционного отделения городской больницы. Он всегда навевал на меня какую-то непонятную, но вполне осязаемую тоску. Словно тоску по чему-то давно утраченному. Я не мог просто откинуть это чувство или как-то его контролировать. Не мог даже его классифицировать. И мне просто пришлось смириться с фактом, что оно есть. Просто есть и все.

– Определенно стоило, – ответил я своей подруге. – Только вот…

– «Только вот», что?

Я взглянул на нее, а она смотрела на меня. Полторашка была такой низенькой, что мне приходилось опускать голову, а ей задирать подбородком вверх. Иногда я даже забывал, почему именно прозвал ее Полторашкой. Она все еще сжимала мою руку и уверенно вела меня вперед. За ней всегда было просто идти. Я привык, что люди всегда шли за мной, но с появлением Полторашки я мог иногда себе позволить отпустить вожжи и просто следовать по течению.

– Стоило ей рассказать, что мир полон не только таких людей, которым все равно, людей как она, но и таких людей, которые только и могут, что говорить. – Я глубоко вздохнул и печально улыбнулся. – Таких людей как я.

Я потянул на себя дверь незаметного приземистого здания и пропустил Наташку вперед. Нас окутал полумрак обшарпанного подъезда – а иначе как подъездом это помещения я назвать не мог – и свет за нашими спинами умер в хлопке массивной входной двери. Я поежился и втянул носом отвратительный запах плохо вымытых ступеней, табачного дыма, едких больничных химикатов и громко выругался. Добавь к этому запах мочи и картина сложится полностью.

– Пахнет как в нашем штабе, – попыталась пошутить Наташка.

– Женщина! Тебе еще придется взять эти слова обратно.

Я дождался, когда глаза привыкнут к темноте подъезда, впился уничтожающим взглядом в подругу, и первым двинулся на второй этаж. Наташка засеменили следом.

В приемную хирургического отделения нас естественно не пустили. Было ли дело в том, что время приема посетителей давно закончилось, или в нас самих и грязи, налипшей на кроссовки, я не знал. Да и мне было все равно. Главное, что вообще не погнали ссанными тряпками.

– Сын Людмилы? – медсестра в приемном покое смерила меня нагловатым высокомерным взглядом. – Подожди, сейчас позову твоего друга.

Мы переглянулись с Наташкой и дружно пожали плечами. Связи моей мамы в медицине всегда играли нам на руку.

– Там, – махнула в нашу сторону медсестра, – там подождите. За дверью.

Мы молча повиновались, так как спорить было абсолютно бессмысленно, все равно ни к чему хорошему это бы не привило, разве что, нас действительно бы отправили восвояси. Мы спустились на площадку между этажами и, прислонившись к подоконнику большого окна, принялись ждать, ни о чем конкретном не разговаривая, лишь изредка бросаясь дежурными фразами.

– Темновато тут, – заметила Наташка.

– Угу.

– А на улице светло.

– Угу.

С минуту стояла гнетущая тишина. Наташка посматривала на меня украдкой.

– Ты злишься?

Я оторвал взгляд от каменного пола и посмотрел на Наташку. Выглядела она встревоженной. Смотрела из-под упавших на лицо коротких прядей светлых волос.

– Нет, – кивнул я и приобнял девушку за плечи, пододвинув ближе к себе. – Нет, что ты. Ты же знаешь, я люблю тебя и не могу долго злиться или обижаться.

– Ну, слава богу, – облегченно выдохнула Наташка. – Я уж думала, что и наговорила всякого и подставу эту со свиданием устроила…

– Я же знаю, что ты просто беспокоишься обо мне. Но я в порядке. – Опустив взгляд на девушку, я улыбнулся: – Честно.

Наташка кивнула и улыбнулась в ответ.

– Эй, – толкнула она меня в плечо, когда двери приемного покоя распахнулись, – я тоже тебя люблю. Не забывай этого.

– Да с тобой забудешь тут, – пробурчал я, довольно потирая руку, куда пришелся ее удар.

Мы смотрели, как к нам спускается Стас, одетый в больничный то ли халат, то ли накидку в горошек. Он держался одной рукой за перила, а вторую прижимал к правой нижней части живота.

– Как дела, колокол? – весело спросил я.

Стас поморщился и кивнул.

– Почему колокол? – не поняла Наташка.

– Ну, посмотри на его накидку, она словно колокол. А там внутри есть и стержень, который, – я несколько раз покачал в воздухе указательным пальцем так, словно это мятник, – ну, ты поняла.

– Дурак! – прыснула Наташка.

Стас остановился возле нас, смущенно улыбаясь.

– Не обязательно ко мне приходить каждый день, со мной все в порядке, – заверил он нас.

– Просто сегодня жребий выпал нам, – ответил я. – Вчера Сане. Думаешь, мы бы захотели плестись в такую даль, да еще и по жаре?

– Ну, думаю, ну, нет.

– Стас? – Наташка перевела на меня взгляд. – Андрюш? Ну?

Я пожал плечами, Стас кивнул. Площадка погрузилась в тишину. В словах не было смысла. Его не было никогда. Мы и так все прекрасно знали, все понимали.

– Это, ну, а может закурить найдется? – нарушил тишину Стас.

– Ну а как же, – кивнул я и достал пачку Мальборо.