– Что? Что?! – закричала мама, мгновенно оказавшись рядом с ней. – Ты что, шутишь? Он твой брат!

– Мне ведь не обязательно рожать от него детей. Хотя, может, мне и захочется…

– Авелла! Ты с ума сошла? Он тебя ненавидит! Он всю жизнь тебя ненавидел!

Заглянув матери в глаза, Авелла улыбнулась:

– Ничего-то ты про нас не знаешь, глупая. Он никогда меня не ненавидел. Он ненавидел только себя, тебя и папу. Я ухожу. Свадьба послезавтра. И помни свою клятву.

***

Лореотис всё так же сидел у лечебницы и курил.

– Что, погасить трубку? – спросил он, завидев Авеллу.

– Нет, принеси гортензии.

– Чего? – изумился рыцарь.

– Цветы такие. Гортензии, белые. Росли в саду возле дворца Искара, может, ещё остались.

Лореотис несколько раз моргнул, глядя на юную главу своего клана.

– Что, сейчас?

– Нет, послезавтра. На мою свадьбу.

– О… Так ты выходишь замуж?

– Приходится, – развела руками Авелла.

– И кто этот счастливчик?

Он, кажется, боялся. И Авелла его понимала. Обзавестись столь бесполезной женой для Лореотиса – смерти подобно. Несколько секунд помучив его, Авелла сказала:

– Зован.

Хорошенько подумав, Лореотис негромко рассмеялся:

– Ну, лихо… Что ж, это, наверное, наименьшее зло.

– Ага. Наверное.

– Гортензии?

– Гортензии. Белые!

– Посмотрю, что можно сделать, – пообещал Лореотис и от души затянулся.

– Ты был там? Как они? – спросила Авелла, кивнув на дверь.

– Только что оттуда. Как по мне – прекрасно. Но ты, конечно, сходи.

***

Роды обеих девушек закончились ещё засветло. С тех пор там перебывали все, а теперь было пусто и тихо. Авелла посидела пять минут в палате Тавреси, посмотрела на их с Ямосом крепенького мальчишку. Но там она чувствовала себя лишней: Ямос, Тавреси и их пока безымянный малыш были семьёй, и вокруг них будто невидимый круг очертили.

Попрощавшись, Авелла прошла в соседнюю палату, где в одиночестве лежала Боргента, баюкая на руках малыша. Авелле она улыбнулась от всей души. Скрепя сердце, Авелла подошла ближе, взяла ребёнка на руки. Боргента без колебаний ей это позволила, а Тавреси – так и не решилась.

– Девочка? – шепнула Авелла, глядя в крохотное лицо спящего младенца.

– Да, – прошептала в ответ Боргента.

– Красавица…

Подержав с минуту свою не то дочь, не то… Стихии знают, кого, Авелла вернула её матери.

– А из твоего рода никто не придёт на ночь? – спросила она.

Боргента погрустнела.

– Нет… Они не желают со мной знаться.

– Так они что, вообще не заходили?

Боргента покачала головой.

– И ты тут всё время совсем одна?!

– Ну, почему… Днём тут чуть ли не все кланы перебывали. Всем было интересно поглядеть на Огненнорождённую.

– Ужас. Кто это выдумал?

– Не знаю. Слышала от разных…

Авелла молча вышла, в соседней палате подняла взглядом пустую кровать и перенесла её в палату Боргенты, поставила рядом.

– Я останусь здесь, – заявила она.

– Да… Не надо, что ты. Тебе вовсе не обязательно…

Но Авелла уже легла, сбросила туфли и подтянула колени к груди. В такой позе ей было комфортнее всего засыпать, особенно когда вокруг творилось не пойми что, и хотелось куда-нибудь спрятаться.

– Если что-то понадобится – просто разбуди меня, – прошептала она.

– Спасибо, – откликнулась через несколько секунд Боргента.

Авелла очень хорошо умела слышать то, что доносил до неё воздух. И в голосе Боргенты она услышала самую настоящую благодарность. Никто не должен быть один, особенно когда мир разваливается на части.

– А я послезавтра замуж выхожу, – шепнула Авелла, уже в полусне.

– Ого… Я… Мне нужно поздравить тебя?

– Нет, не нужно. Это не тот брак, с которым нужно поздравлять.

– Тогда – удачи. Желаю тебе выстоять.

– Вот! – Авелла улыбнулась. – Ты понимаешь. Главное – выстоять. Я чувствую, не так уж долго осталось. Что-то… изменится.

И, сказав последнее слово, она провалилась в глубокий сон без сновидений.

– Ди-и-има! – донеслось из ванной.

Я как раз стоял в обесточенной кухне и смотрел в холодильник, пытаясь спрогнозировать дальнейшие действия. Мама сварила на обед суп, но микроволновки я лишился. Что теперь? Правильно, бутерброды и кукурузные хлопья! Но мне за это потом выговорят, а маму лучше не бесить, её, вон, и так завтра в школу вызывают. Что остаётся? Остаётся газ – ты всегда думаешь о нас.

Я вытащил кастрюлю на плиту и прошёл в ванную комнату. Настя стояла там. Увидев меня, ткнула пальцем в саму ванну, пожала плечами. Потом зачем-то погладила вентиль и снова пожала плечами. Типа, она из такой развитой страны, что там везде сенсорные смесители?.. Ну ладно, допустим. А с ванной-то чего? А, да…

– Это ноутбук, – сказал я. – Так получилось… Принимал ванну, решил покончить с собой, но батарея разрядилась, и меня только пощипало. Сейчас уберу.

Я наклонился за растерзанным ноутом, мысленно себя проклиная. Вот опять, как всегда, в присутствии девушки. Либо у меня полный паралич речевого аппарата, либо – словесный понос, несу какую-то чушь. Что она, интересно, обо мне думает? Хотя…

Я выпрямился и, прижимая к груди останки ноутбука, посмотрел Насте в глаза. Она, кажется, не просто обо мне думала, она меня знала. Каким-то непостижимым образом – знала. И, если судить по её поведению, знала довольно близко. Соответственно, и я её знал. Мы с ней дружили, или даже не просто дружили?.. Я – и она?!

Нет, будем реалистами. Такого просто не может быть. Такие девушки уместно смотрятся рядом с известными актёрами, спортсменами, ну, на худой конец, с олигархами. С людьми, умеющими брать от жизни всё, в общем. А я?

А сундук с золотом? Может, в этом и весь секрет?

Смутившись под моим взглядом, Настя вновь коснулась смесителя и на этот раз случайно повернула вентиль. Из лейки брызнула вода. Настя что-то удовлетворённо сказала и закрыла воду.

– Пойдём, – сказал я, решив провести следственный эксперимент.

Настя двинулась за мной, в мою комнату.

Если всё же рассуждать логически, если смотреть только на факты. Вот красивая девушка, которая хитроумным способом проникает ко мне в дом и тут же, просто моментально, вытаскивает из сундука деньги. Ну хорошо, я-вчерашний даже не обратил бы на это внимания. Сам факт наличия девушки у меня дома перечёркивал бы всё, даже если бы она начертила на полу пентаграмму, зажгла чёрные свечи и зарезала козла (при условии, конечно, что этим козлом был бы не я). Но я-сегодняшний смотрел на мир более широко открытыми глазами.

– Вот, – сказал я, вытащив сундук из-под стола.

Настя непонимающе смотрела.

– Забирай! – Я, как мог, жестами объяснил, что сундук мне отвратителен, и Настя вполне может с ним удалиться.

Кажется, до неё дошло. Во всяком случае, правая щека у меня взорвалась болью, я, кажется, на миг потерял сознание, а очнулся на кровати. Хлопнула дверь комнаты, послышались злые удаляющиеся шаги.

Уйдёт?..

Хлопнула вдалеке ещё одна дверь – в ванную комнату. Через несколько секунд зашумела вода. Не уйдёт…

***

Великолепный был день, как ни крути. День первой пощёчины от разгневанной красавицы. Такое, наверное, забыть невозможно, даже если тебе память лазерным лучом будут выжигать, оно где-то глубже прописывается, может, в сердце. Также, наверное, нельзя совершенно забыть и первый поцелуй, и первый секс…

С такими мыслями я шёл обратно в кухню, на всякий случай по широкой дуге огибая дверь в ванную, с матовыми стеклянными вставками. Вставки были тёмными. Света-то нет. Как она там, в темноте, справляется? Может, предложить помощь? Господи, да откуда у меня такие мысли?! Мне только что по морде дали, я, наверное, должен в депрессию на месяц уйти, может, даже с собой покончить. Но я почему-то вхожу в кухню, ищу спички. Замираю…

А что если правда – вот взять и войти туда? Нет, ну а что я теряю-то вообще, а? Ну даст ещё разок по роже. А может, и не даст… А может, и вообще убьёт. Как она в школе всех этих подонков положила – я глазом моргнуть не успел. Вот я зайду, а у неё рефлекс сработает. Нет, на фиг, подождём пока с решительным действиями.