Одна моя знакомая, молодая женщина, совершила большой грех. Вернулась она с курорта домой такая счастливая, загоревшая. Через некоторое время вдруг начинает полнеть и превращается прямо в телепузика. Пошла к врачам, одному, второму, третьему. Потом томография. Профессор заключил – опухоль мозга, нужна операция. Стоит она огромных денег, а на бесплатную времени нет. Когда подойдет очередь, операция будет уже не нужна. Эта женщина понимала, откуда у нее такие скорби. Была в храме, покаялась, но улучшения не видно. Тут ей подруга и посоветовала поехать в лавру к отцу Герману – мол, терять-то тебе нечего.

Ездила она на отчитку несколько раз, и вот как-то вскоре я увидела ее и глазам не поверила. Идет стройная молодая женщина, глаза опять струятся радостью. При очередной томографии профессор ничего не нашел. Говорит, есть, мол, такая странная болезнь – «турецкое седло». Она то появляется, то пропадает. Причину этого вот только профессор не назвал. Да и что ему объяснять. Все равно бы не поверил.

Получила знакомая, назовем ее Анна, так сказать, черную метку. На работе объявили, что ее увольняют. Как жить? На руках малый ребенок, мать-инвалид. Прибежала она ко мне, рыдает: что делать? А я говорю: надо у Бога просить помощи. И направила ее к Плащанице в Сретенский. Вы знаете, тогда слева в храме висела вертикальная и горизонтальная фотографии Плащаницы Спасителя. Их ведь во всем христианском мире всего пять. Между киотами маленькое расстояние, но туда можно было втиснуться. Я сама там не раз горевала, и всегда меня обнимали потом спокойствие и тепло. Вот Анна и побывала там. Говорит, вывернула Господу наизнанку всю свою душу, под ней лужа слез была. Возвращается домой, и вдруг затрещал телефон. Звонит школьный товарищ, с которым они давно не виделись, и говорит: «Хочу сманить тебя к себе на фирму, мне нужен надежный помощник. Как, пойдешь?» Анна чуть в обморок не упала. Конечно, она тут же согласилась. Какие же вразумления дает Господь! Только молись и благодари Его.

С сыном моим было просто мученье. С осени до весны болел – аллергия, ангина, простуды. Большую часть времени был не в школе, а дома. Пошли мы на его день Ангела в храм Феодора Стратилата. Стоим, внимаем службе. Выходит диакон отец Георгий с кадилом. Обошел весь храм, подходит к сыну и говорит: «Иди за мной». Ну, парнишка и пошел за ним в алтарь. Там и пономарил всю службу. После службы диакон напутствовал: «Завтра приходи обязательно, помогать некому, все болеют».

Так сын каждый день и ездил в церковь. Через неделю замечаю: так он же здоров! Понадобилась всего неделя участия в службе, чтобы освободиться от той хвори навсегда.

Было это в конце 80-х годов. Поехали мы, несколько паломниц, в Оптину. Со мной был сын. Восстановление обители шло полным ходом, и нам предложили поучаствовать. Вот вручают сыну лом. Парень хоть и подросток, но крепкий. На совесть работал целый день. В конце его обнаружилось, что все ладони в кровавых мозолях. Рукавиц-то не выдали. Стонет мой парень, поскуливает, места себе не находит. Приглашают нас к источнику батюшки Амвросия. Болящий долго держал ладони в родниковой воде. Прохлада снимала боль. Утром снова на послушание. На этот раз выдали ему кайло. Я ужаснулась. Думаю, дали бы хоть рукавицы. А сын, увидев растерянность мою, показывает мне ладони. А на них нет и следов вчерашних ран. Вот вам и монастырское послушание.

Возвращались мы, несколько паломниц, из лавры. После молебна, литургии душа поет. Подъезжаем мы к Хотьково. А там только-только открылся женский монастырь. Еще у него ничего не было, только передали обители приходской храм. Вот одна из нас и предложила осмотреть церковь. Ну, подошли мы к храму, а там идет спевка, да такие чудные голоса. Хор прекрасный. Мы стоим не шелохнувшись. Радость прямо неземная. Стоим, а войти не можем, двери закрыты. Тут подходит женщина, служащая, стоит она за ящиком. Говорим ей, что, мол, понимаем, что мы не ко времени, можем помешать спевке, но уж очень хочется осмотреть храм. Женщина в недоумении, какая, мол, спевка. Тут певчие опять вознесли нас вверх. Женщина замерла. Потом достает ключи, открывает храм. Вошли мы, а там никого нет. Служительница и говорит, что ей многие об этом говорили, а вот убедилась сама в первый раз. Так мы сподобились услышать хор Ангелов. А мне этим был дан знак, что путь-то мой будет монашеский и начнется он с послушания здесь. Когда у меня дети уже выросли, стали самостоятельными, душа позвала в монастырь. Духовник поначалу направил меня в Хотьково на послушание. Поработала я там в свой отпуск, так сказать, вкусила монастырской жизни. Честно сказать, она показалась мне неподъемной по своей тяжести. Однако все потихоньку улеглось, собралась я в путь, и владыка Ювеналий вскоре постриг меня в инокини в Успенском храме Новодевичьего монастыря. Восприемницей была известная всем игуменья Серафима.

В моей жизни это чудо было дважды. После войны жили мы в коммунальной квартире в старом деревянном доме. В кухне была дверь, которая вела на лестницу черного хода и на чердак. Вот стоит мама вечером на кухне, готовит еду и что-то вкусненькое для бабушки. Она тогда лежала в больнице. Вдруг раздается стук в дверь. Мама открывает, а там никого. Утром она приходит в больницу, а ей объявляют: бабушка скончалась в восемь вечера. Именно в это время и был стук.

В другой раз это было уже в Новодевичьем. После пасхальной ночной службы мы еще с одной матушкой убирали Успенский храм. Вдруг я слышу, кто-то стучит в дверь. Думаю, может, кто-то что-то забыл и вернулся в храм. Открываю, никого нет. Через некоторое время стук опять повторился, и опять за дверями никого. В третий раз я ринулась вниз чуть не бегом. На средней площадке лестницы подвернула ногу, упала, ударилась головой обо что-то острое. Поднимаюсь, морщусь от боли, а передо мною плащаница. Как она тут оказалась? Ведь еще в субботу стояла она в храме в море цветов, обносили ее вокруг церкви, потом под пение канона занесли ее в алтарь. Сколько перед ней было пролито слез, сколько было воздыханий, молитв, явного почитания, а теперь вот она где-то сбоку пролежала всю пасхальную службу. Так мне стало горько и обидно, дыхание перехватило. Я побежала к священнику, он еще не ушел. Рассказала все как есть. Иерей вызывает ризничего, и тот покаялся, мол вынес на время и забыл. Плащаницу немедля вернули на свое место. Видите, как Господь всегда рядом, и все мы под десницей Его.

Благословили меня в Новодевичьем стоять за ящиком. Были у нас в продаже великолепно исполненные фотоспособом иконы. Фирма, которая поставляла их нам, предложила сделать фотокопии с икон нашего храма. Матушка игуменья благословила. Фотограф почти закончил работу, осталась только чудотворная Смоленская икона Божией Матери. Дело было накануне Богородичного праздника. Смотрю, фотограф и так и эдак елозит со штативом, ближе, дальше, а резкость никак не наводится. Наконец щелкнул. Через несколько дней звонит, можно ли приехать. Ну, я, конечно, пригласила. Приехал он и рассказывает. Проявили пленку, а снимка нет. И тут он понял, почему долго не мог снять, почему снимок не получился. Владычица не благословила. Перед съемкой, выбирая ракурс, фотограф, глядя на икону, подумал: «Какая же она некрасивая». Именно эта хула на Божию Матерь и Богомладенца и стала причиной неудачи в работе. Фотограф исповедался, покаялся, причастился и, приехав к нам, попросил сделать снимок вновь. Эта возможность, конечно, была ему предоставлена. Снимок получился, и фото вышло на славу.

После службы двенадцати Евангелий нужно было убирать храм. Все сестры на послушании, я одна. Одних заплывших подсвечников более двадцати. Никак, думаю, не справлюсь, а надо. Начала я с правой половины, где Николай Угодник. Закончила в три часа ночи. На уборку этой половины ушло пять часов, а еще такая же левая половина, где Смоленская икона Божией Матери. Нет, думаю, не успею. Люди утром начнут приходить, а храм не убран. Сжалось у меня сердце. Подхожу я к иконе Пресвятой, смотрю, а подсвечник чистый. Подхожу к другому, там такая же картина. Прошла до конца. Все чистые. Мне осталось только протереть начисто иконы, подсвечники, пол. Кто же мне помог? А что тут объяснять. По милости Пресвятой случилось это чудо.