– Наш миротворческий проект доказывает, что и сейчас правительство Бесподобной принимает свои решения с учетом интересов всех ее жителей. Только те, кто желают ополчиться друг против друга, останутся безучастными к вдохновляющему свету этого маяка, символизирующего сотрудничество и взаимопонимание.

Под конец речи Рамиро поймал на себе взгляд Агаты. Проверка Лилиной теории не удостоилась упоминания – печальный факт, если учесть, что только это из их будущих наблюдений не грозило им разочарованием. В чем бы ни состояла истинная природа гравитации, знание о ней в любом случае принесло бы пользу.

Тарквиния уже направлялась в сторону шлюза. Оглядев толпу, Рамиро, наконец-то, снова заметил Розиту; она стояла у одного из столов с едой. Сдержанно кивнув на прощание Грете, он пробрался через оказавшиеся у него на пути препятствия и подошел к сестре.

Винченцо был неподалеку, но пока Розита накладывала себе на тарелку пряные караваи, он с кем-то разговаривал. С момента их последнего с Рамиро разговора она заметно набрала вес.

– Как скоро? – спросил он.

– Через пару черед, – ответила она.

– Надеюсь, все пройдет удачно.

– Со мной все будет в порядке, – сказала Розита. – И с детьми тоже. Ни о чем не волнуйся.

– Хорошо. – Рамиро понял, что она привела Винченцо не затем, чтобы унизить своего брата. Она хотела обнадежить его, показав, что невзирая на неудачи, продолжает жить своей жизнью.

– Удачи, – пожелала она.

– Спасибо. – Задним зрением он видел, как Тарквиния нетерпеливо машет ему руками. – Увидимся, когда я вернусь.

Отвернувшись, он почувствовал нечто, навалившееся на него подобно тоске – бремя, от которого он увиливал всю свою жизнь, так до конца и не отказавшись, для него теперь было безвозвратно потеряно.

Он догнал Тарквинию, Агату и Азелио у входа в шлюз. Выход был отрепетирован полдюжины раз, и теперь, пока они надевали свои корсеты, охладительные мешки и реактивные ранцы, Рамиро пытался смягчить свое положение, погружаясь в знакомую ситуацию.

– Подумай о том, как Ялда прощалась с Евсебио, зная, что никогда не вернется, – сказала Агата. – Все это пустяки.

– Ялда – просто выдумка, – невозмутимо отозвался Рамиро. – Она такая же реальная, как персонажи из саг.

Агата уставилась на него, шокированная столь откровенной ересью, но прежде, чем она успела хоть что-то сказать в ответ, Рамиро надел шлем. Когда она, наконец, разразилась импровизированной речью, доказывающей реальность Ялды, он лишь нахмурился, словно извиняясь, и сделал вид, что не слышит ее.

Для вывода Геодезиста в космос Верано построил отдельный шлюз, но блестящая хрусталитовая камера, перед которой стояли члены экипажа, закрывала небольшой проход, находившийся здесь еще со времен Марцио. Рамиро протиснулся в нее последним; закрыв раздвижную дверь, он увидел, как из обвязки дверного проема начала сочиться голубая смола, которая по мере расширения и затвердевания приобретала зеленоватый оттенок и превращалась в герметичную спайку.

В коммуникаторе его шлема раздался голос Тарквинии.

– Откачиваю воздух из шлюза. – Рамиро почувствовал, как ткань, вслед за понижением давления, стала раздуваться вокруг его конечностей.

Встав на корточки, Тарквиния вскрыла герметичный шов, которым был защищен выход, и поворотом рукоятки открыла круглый люк. Она первой ступила на веревочные ступеньки и, держась руками за короткую каменную лестницу, выдававшуюся над люком, стала спускаться вниз.

За ней последовал Азелио, а затем и Агата. Рамиро кольнуло от досады: он поспорил с Тарквинией, что Агата передумает в последний момент – а Тарквиния ясно дала понять, что не станет принимать отказы после того, как они окажутся на борту. У входа в люк он замешкался; он видел, как собравшиеся гости глазеют на них из-за кордона. Он мог бы прямо сейчас пойти на попятную, и отчасти это бы того стоило – просто ради удовольствия дать понять этим идиотам, что он все же не станет разгребать устроенный ими бардак.

Отчасти, но не совсем. Он ухватился за верхнюю часть лестницы и начал спускаться.

Когда Рамиро оказался снаружи, его лицо было обращено к черной полусфере пустеющего неба. Пробивавшийся сверху свет вполне сносно указывал направление, и по мере того, как он мерк, глаза Рамиро привыкали к темноте. Взглянув вниз, он увидел темный диск Геодезиста, опутанного опорными канатами – тот по-прежнему располагался на боку, но висел вверх ногами по сравнению с тем, каким Рамиро видел его в мастерской.

На лестнице под ним оставались только две фигуры в шлемах; Тарквиния была уже на борту. Ради сеянцев Азелио внутри корабля поддерживалось давление, поэтому каждому из путешественников приходилось дожидаться своей очереди, чтобы пройти через небольшой шлюз Геодезиста. Когда Азелио открыл люк, Рамиро представил, как выпускает из рук лестницу и, запустив свой реактивный ранец, удирает по склону горы. Если бы он не тянул так долго, то, возможно, придумал бы, как инсценировать собственную смерть. Среди оставшихся на свободе антисообщистов, пожалуй, нашлось бы несколько человек, готовых предоставить ему убежище.

Агата вошла в шлюз. Гордость Рамиро все же взяла над ним верх – он не собирался вручать моральную победу преклонявшейся перед предками сообщистке. Он стал медленно спускаться по лестнице, рассчитывая шаги так, чтобы не добраться до цели раньше времени.

Оказавшись рядом с кораблем, он отчетливо видел в переднем иллюминаторе Тарквинию, которая уже возилась с навигационной консолью. Мгновением позже на панели у входа в шлюз погас первый предупредительный сигнал – закрылась внутренняя дверь. Он ждал, пока из шлюза откачивался воздух; экипаж не собирался разбрасываться воздухом понапрасну, учитывая ограниченные запасы солярита, который можно было использовать для выработки газа.

Погас второй предупредительный сигнал. Рамиро принялся вращать рукоятку, ухватившись за нее ногой. Стоит пройти через люк, и сбежать отсюда он сможет не раньше, чем через шесть лет. Сюда его, впрочем, привели как внешние обстоятельства, так и его собственный характер; он не просто менял одну тюрьму на другую. А как только он преодолеет все эти временные неудобства, по ту сторону его и всех, кто последует за ним на Эсилио, буду ждать поистине бескрайние пространства.

В каюте на него снова нахлынуло ощущение знакомой обстановки, приобретенное после репетиций полета. Запечатав внутренний люк, Рамиро спустился по веревочной лестнице на ближайшую из трех кушеток, расположенных рядом с Тарквининой. Форма кушеток была выбрана с тем расчетом, что сила тяжести будет перпендикулярна ее теперешнему направлению, а пока что ему приходилось лежат на спине, задрав вверх согнутые ноги и касаясь ступнями поверхности, которой вскоре предстояло стать полом.

Когда Рамиро пристегнулся к своей кушетке, реактивный ранец и шлем стали казаться нелепой обузой, но стоило ему соединить кабель своего корсета с расположенной перед ним консолью, как панель загорелась, подтвердив факт соединения. Пока автоматика могла считывать любые рельефные знаки, которые он изображал на своей коже, подвижность его конечностей не имела никакого значения.

– Все в сборе? – посетовала с притворным разочарованием Тарквиния. – А я надеялась увеличить свой паек.

– Как только мы совершим посадку, я подумаю, что можно с этим сделать, – сказал Азелио.

Рамиро мельком глянул на Агату, которая лежала на кушетке слева от него; сквозь шлем прочитать выражение ее лица было непросто.

– Если говорить об излишках еды, то здесь приоритет должен быть за Агатой.

– Почему? – спросила она.

– Когда Геодезист потерпит крушение и мы застрянем на Эсилио, кому-то придется заселять планету.

– Не переживай, Рамиро, – сказала Тарквиния. – К тому моменту Бесподобная накопит столько знаний из будущего, что сможет переслать нам подробные инструкции для инициации деления у мужчин.

Прежде, чем Рамиро нашелся, что ответить, его консоль издала звуковой сигнал, и на ней отобразился обратный отсчет. До запуска оставалось три маха. Рамиро попытался расслабиться; он доверял Верано и его бригаде. И даже если корпус корабля развалится на части, у них будут неплохие шансы остаться в живых – при условии, что авария произойдет как можно раньше.