– Разве для такого корабля подходит название «москит»? – спросил Рамиро.

Верано зажужжал.

– Пожалуй, нет. Но именно здесь мой дед построил первоначальный москит – тот, что совершил первый полет к Объекту.

– Вы внук Марцио?

– Да.

Рамиро почувствовал, что его тревога немного улеглась. О мастерстве Марцио ходили легенды, и хотя подобный талант едва ли передавался по наследству, большая часть его умений вполне могла передаваться от поколения к поколению, благодаря обучению и опыту.

– Для этой цели мы приспособили модель корабля, которую одна группа инженеров разработала за несколько лет до разворота, – объяснил Верано. – Их цели ограничивались созданием опытного образца шаттла для перелетов между Бесподобной и нашей родной планетой, но спланировали они, тем не менее, все до последней мелочи.

– Вот это я называю оказаться в первых рядах. Как они назвали эту модель?

– Объединитель, как это ни печально, – ответил Верано. – Полагаю, если мы и правда займемся массовым производством этих кораблей, нам придется подумать над более подходящим названием серии.

– Дезертиры? – предложила Грета.

Полдюжины мастеров цеплялись за строительные леса, орудуя всевозможными инструментами от стамесок до когереров. Рамиро подошел ближе; Грета, припустив цепь, последовала за ним. Верано предложил ему подняться по лестнице, ведущей в атриум, чтобы осмотреть корпус корабля с высоты. Оказавшись наверху, Рамиро увидел сквозь зазор во внешнем кольце жилые помещения корабля: четыре смехотворно крошечных прямоугольника, разделенных несколькими разъемами в полу, который сейчас занимал вертикальное положение – впоследствии каменщики воспользуются ими для установки перегородок. Сбоку располагалась кладовая для провизии, по размеру превосходившая все четыре каюты вместе взятые. Для выращивания собственного урожая им не хватит места. Если в зернохранилище проберется хоть один веретенник, экипажу грозит голодная смерть.

– Двенадцать лет в таком месте? – тихо пророкотал Рамиро. – О чем я только думал? – Он начал спускаться.

– Теперь отказываться поздно, – сказала в ответ Грета. – Передумаешь, и те же двенадцать лет тебе придется коротать безо всякой смены обстановки.

На этот счет у Рамиро были сомнения. Приближались выборы, и Советники неизбежно будут испытывать давление по поводу интернированных граждан. Расследование обстоятельств взрыва, впрочем, могло затянуться на несколько лет – к тому же в сознании некоторых граждан любой из противников новой системы должен был так или иначе взять на себя часть общей вины – но среди жителей Бесподобной было слишком много избирателей, чьи друзья или родственники оказались под стражей безо всякой веской причины, и Совет не смог бы закрыть глаза на их негодование.

Он остановился, спустившись до середины лестницы.

– Я всегда восхищался Евсебио. Ему хватило ума убедить своих друзей, что Бесподобная станет спасением для их родной планеты, а самому остаться, возложив на них всю реальную работу. Останься дома и сохрани молодость – мне и себе стоило взять такой девиз.

Грета не нашла в его словах ничего забавного.

– И кто же все эти люди, которые избавят тебя от путешествия? Агата – пока что самая вменяемая сторонница новой системы, и будем надеяться, что семья Азелио не отговорит его от полета, потому что другого агронома нам ни за что не найти. Возможно, из них двоих и выйдет команда, но сами по себе они этим делом заниматься не станут. Если ты откажешься, на всей затее можно ставить крест.

– Рамиро?

Обернувшись, Рамиро увидел поодаль приближавшуюся к нему женщину. Она немного прихрамывала и была настолько высокой, что, находясь на возвышении, он не видел ее лица, скрытого за изгибом потолка. На нижней половине ее туловище были видны следы недавнего отторжения; съежившаяся плоть придавала ее бедрам болезненную асимметрию.

Он все еще силился распознать ее голос, искаженный необычной акустикой помещения, когда ее голова, наконец, оказалась в поле зрения.

– Тарквиния? – Рамиро спустился на пол, одной рукой удерживая свою цепь, чтобы не дать ей натянуться. Затем он направился к своей подруге, предоставив на усмотрение Греты, хочет ли она составить ему компанию. Она бросила цепь и отпустила его.

Чем ближе он подходил, тем лучше понимал, какому истощению подвергла себя Тарквиния. Рамиро сомневался, что даже женщина, лично прошедшая все эти тяготы, могла без содрогания взглянуть на растянутую и скрепленную швами кожу, скрывавшую под собой столь глубокую пустоту.

– Ты мне об этом не рассказывала, – посетовал он. – Когда это произошло?

– Два дня назад.

– Как твоя дочь?

– Мой сын в порядке, – поправила его Тарквиния. – Его зовут Артуро.

– Ты сначала родила сына?

– Нет. Его сестра родилась три череды тому назад.

Рамиро был шокирован; ему еще не доводилось слышать, чтобы кто-то выбирал для себя настолько суровый график. Он не хотел подвергать сомнению целесообразность этих сроков, но обойти ее слова молчанием было нельзя.

– Как справляется твой брат?

Его слова позабавили Тарквинию.

– Раньше мужчинам приходилось растить сразу четырех младенцев. А ему помогает дядя, так что двое детей – это сущие пустяки.

– Женщинам легко говорить.

– Легко? – Она опустила глаза на швы, покрывавшие ее тело.

– Я не говорил, что тебе было легко переложить ответственность. Так что ты здесь делаешь? Сейчас тебе нужен покой.

– Кое-кто рассказал мне, что ты здесь, – объяснила Тарквиния, – вот я и подумала, что, может быть, получится тебя перехватить. Я спрашивала в тюрьме, но меня бы к тебе не пустили. К тому же мне все равно хотелось взглянуть на Геодезист, прежде, чем официально оформить свое решение. – Ее немного пошатывало; Рамиро сделал шаг вперед, чтобы она могла опереться рукой о его плечо. – Самым сложным было дойди сюда от входа, – сказала она. – Я забыла, какая здесь сильная гравитация.

– Я удивлен, что твои ноги выдержали. – Рамиро мельком взглянул на Геодезист. – Какое решение?

– Подать заявку на должность пилота.

Рамиро не знал, как на это реагировать.

– Ты серьезно?

Тарквиния указала на свои скелетоподобные бедра.

– Я ведь не шутки ради исполнила свой семейный долг.

– Семейный долг? – Рамиро еще ни разу не слышал, чтобы она говорила так прямо.

– Что – по-твоему, я слишком бесчувственна? – судя по голосу, Тарквиния не обиделась на его слова, ей просто было любопытно, как именно он воспринимал ее поступки.

– Воспитывать их придется твоему брату, – неохотно признал Рамиро. – Но все-таки четыре года в таком возрасте – долгий срок.

– Разве предки грустили по своим матерям? – спросила Тарквиния. – Или матери по своим детям?

– А у них были причины поступить иначе? Совершеннее мертвых только те, кто еще не родился. Но у моей матери нет ничего общего ни со мной, ни с моей сестрой, и нас это совершенно не беспокоило.

– У моей тоже. – Тарквиния выпрямилась. – Так ты покажешь мне эту штуку?

Рамиро провел ее к корпусу корабля и познакомил с Верано. Грета перехватила его взгляд; по какой-то причине на ее лицо появилось выражение самодовольства. Но союзника все-таки приобрела не она, а Рамиро.

- Как мы будем ориентироваться в пространстве? – спросила Тарквиния, обращаясь к Верано. – Развернуть сеть маяков достаточно далеко, чтобы от нее была хоть какая-то польза, мы не успеем, а звездные шлейфы из скопления родной планеты не дадут всех необходимых данных о положении корабля.

Верано бросил беглый взгляд на Грету.

– Как только ты подашь заявление и примешь договор о неразглашении, – ответила она, – мы сможем обсудить любые детали по твоему усмотрению.

На мгновение Тарквиния была озадачена, но затем приняла ее ответ без всяких возражений.

Верано подвел Тарквинию поближе к корпусу корабля, и вдвоем они завели разговор с кое-кем из каменщиков. Грета повернулась к Рамиро.