Она протянула руку, в надежде притронуться ко мне, но мое резкое подергивание плеча пресекло её инициативу.
- Прости, прости меня за всё, - тихо произнесла она и вышла из машины. Елена направилась в гостиницу, так ни разу не обернувшись. Просто встала и ушла, так же, как и двадцать один год назад.
Что же я могла сделать этой женщине, что она так легко от меня отказалась? Это был вопрос на миллион, за ответ на который я не собиралась платить.
-2-
Сжимая руль дрожащими руками, я свернула с главной дороги на улицу, где располагался мой дом. Та часть пути, которую я проехала, как только высадила Елену, прошла словно в тумане. Автопилот сработал на отлично, потому что я совершенно не помнила, как доехала до дома. Злость ушла, и на её месте образовался вакуум, я была в полной растерянности от случившегося.
Принято считать, что самое страшное чувство – это когда тонешь. Возможно… ну, а если вокруг нет воды, а ты продолжаешь тонуть, захлёбываясь воздухом, и понятия не имеешь, что тебе делать, теряя силы и себя, в то время, как окружающая действительность просто не замечает тебя. Порой, даже сказать себе: «Эй, я в порядке, всё будет хорошо», – стоит очень многого.
Дом казался спящим, свет не горел. Я поняла, что Алины не было дома, потому что подъездная дорожка была пуста. Я решила немножко повредничать и поставила свою машину на Алинино место.
Еще несколько минут я сидела в машине, пытаясь понять, отчего меня трясёт. Но когда сидеть уже стало невыносимо, я вышла из машины и прошла к крыльцу дома. Вытащив из сумки ключи, которые едва только ржавчиной не покрылись, так долго ими никто не пользовался, я вошла внутрь.
Моё сердце бешено колотилось, когда я очутилась в доме. Я обратила внимание на то, что обстановка не поменялась. Всё, как было в тот день, когда я уезжала отсюда, так всё и осталось на своих местах.
На диване в беспорядке валялся тёплый вязаный плед, которым Алина любила укрываться, сидя за просмотром фильма. На широком подоконнике красовалось множество различных живых цветов – гордость моей тётки, а на барной стойке – забытая упаковка молока. Казалось бы, такие незначительные мелочи, но для меня они словно путеводитель во времени. Я вижу, как я аккуратно складываю за Алиной вязаный плед, а потом ворчу на неё за прокисшее молоко, оставленное вне холодильника, а она в ответ пилит меня за то, что не полила её джунгли.
Мы прожили отдельно два года, и я уже не смогу просто так вернуться сюда, как в свой дом. Говорят, дом там, где родные и любимые люди. Безусловно, это так, но моё время упорхнуть из родительского гнезда настало еще тогда. Я не привыкла жалеть о поступках, да и нет в этом нужды.
Я поднялась наверх и прошла в свою комнату. Здесь ничего не изменилось. Всё, что я не взяла с собой, аккуратно лежало на своих местах.
Измотанная длинной дорогой и неожиданной встречей я совсем выбилась из сил. Я прошла к кровати, забралась на неё и укрылась тем самым пледом, который стащила снизу из гостиной.
Я легла на спину и уставилась в потолок. Сквозь легкий тюль внутрь проникала узкая полоска лунного света. Казалось, прошло несколько часов, а я всё ворочалась и не могла уснуть из-за терзавших меня мыслей.
Я была так погружена в эти думы, что даже не услышала, как к дому подъехала машина и хлопнула входная дверь.
В тот момент, когда дверь в спальню скрипнула, открываясь, я лежала к ней спиной. Затаив дыхание, почувствовала легкие торопливые шаги к кровати.
Кровать немного прогнулась под лишним весом, и я почувствовала, как Алина устроилась сзади, тихонько обнимая меня со спины и прижимаясь всем телом.
Я по-прежнему молчала, не в силах выдавить ни звука.
– Я рада, что ты приехала, – услышала я шепот Алины.
– Кто-то же должен был убрать молоко в холодильник, – Алина прижала меня еще сильнее к себе, и мне стало по-домашнему тепло.
– Наконец-то я добавлю в кофе нормальное молоко, – хмыкнула в ответ она, сделав паузу, она продолжила, – мне тебя очень не хватало.
Я услышала легкую грусть в её голосе, и сама еле-еле сдерживала слезы. Мне было безумно тяжело возвращаться в родные края, хоть я и была на волне эйфории, уезжая из своей столичной квартиры.
– Скажи, Алин, только правду, – я тихо вздохнула, – я когда-нибудь была для тебя обузой?
Я почувствовала, как окаменело её тело, как она замерла, переваривая мой вопрос.
– Что за ужасные вещи ты у меня спрашиваешь? – Алина приподнялась и облокотилась на локоть, а я перевернулась на спину и уже смотрела ей в глаза. Что я там пыталась увидеть? Ложь?
Человек, обманутый однажды кем-то близким, запрограммирован на недоверие ко всем и вся.
– Ты даже представить себе не можешь, каким счастьем ты стала для нас с твоим отцом, когда родилась. А когда случилась трагедия, я ни секунды не сомневалась. Ты итак большую часть времени проводила со мной, когда папа был в рейсах, так что для меня ничего не изменилось. Мне больно и обидно слышать от тебя такое, – Алина в запале вывалила на меня свою речь, и я обрадовалась, что не услышала в ней ни капли оправдания, только лишь истинную любовь, – и мне очень интересно узнать, какого лешего тебя посетили такие мысли?
Я смотрела на нее и чувствовала, как из глаз потекли тоненькие дорожки слез, затекающие прямо в уши.
– Я встретила её, – Алина смотрела на меня пристально.
– Кого, милая? – я не ответила, и тогда её глаза увеличились в размере, и она выдохнула. – Не может быть.
Я могла лишь покивать головой в подтверждении своих слов.
– Но как? Где ты могла её встретить?
– Не поверишь, я остановилась её подвезти, когда ехала сюда. Она стояла на автобусной остановке возле кладбища, – в темноте казалось, что Алинины глаза стали еще больше от удивления, – она ездила к папе, представляешь? – сокрушалась я.
Я вкратце пересказала Алине наш с Еленой разговор, и мне стало не по себе от невольного участия в её исповеди. Надо было сразу рассказать, кто я есть и не мучить себя, но нет же. Мазохизм – мое второе имя.
– Боже, Алина, после меня она не могла иметь детей, и они с мужем взяли из приюта малыша, – я уже вовсю шмыгала носом и даже не пыталась сдерживать слезы.
- О, дорогая, - Алина кинулась меня обнимать, - я так хотела, чтобы тебе никогда не пришлось встречаться с этой женщиной. Попадись она мне, я бы ей лохмы-то повыдирала, - я прыснула, представив себе эту картину.
- Ты думаешь, тем самым она наказала тебя, милая? - Алина держала меня в своих крепких теплых объятиях, и я мысленно ругала себя за то, что у меня хватило совести усомниться в ней, - поверь, этим она наказала лишь себя.
Алина раскачивалась вместе со мной на руках, будто убаюкивая меня маленькую, я чувствовала её запах и понимала, что это именно тот аромат, который я ощущала всю свою жизнь. Именно эта девушка заменила мне мать однажды. Несмотря на свою юный возраст, она не побоялась трудностей.
- То, что тебе пришлось пережить сегодня, я бы никогда не пожелала даже врагу, но запомни одну вещь, Венера. Бурю легче перенести гибкому, чем жесткому. Гибкое признает право окружающей действительности меняться и само меняется в ответ на внешние условия.
- И как мне стать хоть чуть-чуть похожей на гибкое? - всхлипнула я.
- Чтобы быть похожей на гибкое, нужно быть уверенной в себе и не игнорировать свои чувства. Просто нужно следовать своим путем и принимать свою собственную суть, - ответила она.
Я закрыла глаза и почувствовала себя в безопасности. Мне было уютно в родных объятиях. Более того, я почувствовала, что обо мне заботились. Это делали и другие люди, с которыми я была близка, но забота человека, который меня вырастил, дала мне ощущение той самой уверенности в себе и понимание того, что я всё-таки что-то значу в этой жизни для отдельных людей.
С этими мыслями я и провалилась в ночную темноту.
***