Кейто не раз смотрела в глаза Синигами, но выживала она не за счет фатализма, а благодаря змеиной изворотливости, что когда-то купила ей место порученца госпожи Акико. Изворотливости и умению в мгновение ока подстраиваться под ситуацию, импровизируя на ходу, даже быстрее собственных мыслей. Вот и сейчас идея пришла быстрее, чем она ее обдумала, а Кейто уже потянулась к лицу почти убившего ее гайдзина.

Тот, наверное, посчитал, что риск быть укушенным в горло не стоит потери преимущества и отпускать почти вывороченную шею отказался, подставив вместо горла губы и подбородок: даже если у нее во рту лезвия, серьезной раны не нанесет. Кейто могла поспорить с таким суждением, ведь при правильной подготовке и укус может оказаться ядовитым, куда там морской гадюке! Жаль, что у нее ядовитого укуса не было. Зато была капсула с ядом под коренным зубом, как раз на случай пленения и допроса — если умирать, то на своих условиях. Впрочем, тут она не умирать собралась.

Наверное, этот гайдзин удивился таком внезапному поцелую. По крайней мере, откусить ей губы и язык не успел и даже давление на позвонки чуть ослабил от неожиданности. А потом конечности перестал его слушаться и он просто сполз на землю, причем сползал уже трупом. Один из самых ценных трофеев, оставшихся еще со времен ее карьеры на воздушном корабле — крайне мощная убийственная мерзость. Зато теперь можно не беспокоится о том, что видевшего ее лицо, пусть и прикрытое маской (в таком насыщенном поединке было не до поддержания маскировки) гайдзина допросят мастера смерти. Этот яд надежно предотвращает возможность призвать тень чужой жизни и заставить ее говорить.

Осторожно поведя шеей, проверяя не осталось ли там трещин после таких объятий, Кейто обошла Кацмана стороной, не показываясь ему на лицо, после чего сломала парализованному ядом полноватому мужчине позвоночник. Не смертельно, но чтобы никуда не убежал. За подчистку следов и допрос она возьмется чуть позже, ведь сейчас сюда спешат двое «сменщиков» из Бурятного, встревоженных тем, что нет вестей от самого первого убитого ею ублюдка. Того, что уже плавает на дне реки.

Допрос Кацмана был быстрым и ускоренным за счет зелья правды. Есть ли у него легкодоступные тайники, не знает ли кто-то о том, куда он пошел, есть ли еще дегенерат, что будет мстить еще и за него, почему вообще пришел мстить лично. Потом снятие с него всех ценностей (в отличии от младшего брата, старший почти не таскал на себе золота и камней, зато владел парочкой интересных амулетов) и хруст позвонков, чтобы не марать кровью и без того изрядно запятнанный домик.

До самого утра она таскала трупы ко все тому же омуту, избавляясь от самых заметных свидетельств прошедшего сражения. Деревенский мужик, вроде как действительно обработанный искажением мыслей, хоть она и до конца не уверена, получил удар по голове, для не слишком притязательного ока выглядящий, как следствие случайного падения головой об угол стола. Был он обработан чарами или нет, но он попытался способствовать преступникам, а наказание за такое только одно. Если бы не необходимость соблюдения тайны, то она и ему устроила бы очень болезненный уход из жизни. А то как-то слишком легко все эти черви погибли… впрочем, она не мастер боли, чтобы настолько озадачивать себя соразмерным наказанием для взятых живьем противников.

Кровь из тел убитых сюрикенами она удалила еще одним хитрым и недорогим препаратом. Все ценности с тел покойников были припрятаны в одном из ее тайников, а следующие несколько дней обещали быть куда насыщеннее, чем ей хотелось. Это один труп в омуте могут не заметить, а вот сразу десяток — совсем другое дело. Так что еще одна маска, купленная там же, где и прошлая, позволяющая дышать под водой аки на суше, после чего мажем тело особой мазью, делающей тебя непривлекательным для речных хищников и вперед, оттаскивай тела по дну от берега. И мазь регулярно обновляй, если жизнь дорога. А уж посреди реки их сожрут быстрее, чем сменится луна. Намного быстрее — это же Сибирь.

Кейто отлично владела теорией вербовки — как вербовать и какие средства выбирать для разных типов характера, расы, национальности и общественного положения. Знала, чем купить верность китайской черни и как получить благосклонность стамбульского торговца живым товаром. Знала она и о том, как обмануть тех, кто попытается завербовать уже ее, чтобы позволить клану либо поймать в ловушку недоброжелателя, либо провести сложную интригу, либо просто отдать обманку вместо ценного знания. Без высокоранговой ментальной магии, любая попытка купить ее верность была малость глупой — весомость ее верности клану перевесит любой объем золота, будто пушечное ядро жалкое перышко.

Немного смешно осознавать, что ее верность получилось забрать вообще того не желая. Она не обманывала себя, чтобы считать, будто готова отдать жизнь за нового господина… но и в обратном не обманывала. Если бы в ту злополучную зиму она хотя бы провела больше времени (не обязательно в одной постели) с пощадившим ее калекой, просто прощупав его характер и слабости, то наваждение исчезло бы если и не полностью, то изрядно ослабнув.

Но разговора не вышло. Вообще ничего не вышло — ни службы клану, ни восстановления своего положения, ни даже подохнуть, как собаке. И вот, пережив множество невзгод, врагов, лишений и встреч с Синигами глаза в глаза, у Кейто не осталось вообще ничего. Она ведь почти не врала о том, что не может жить без чего-то, ради чего жить стоит. Ей не нужен был именно господин, не нужно было само служение, хотя она не отказалась бы убедить мага в обратном. Ей нужно было просто быть хоть кем-то, хоть для кого-то.

Не составит труда найти себе нового хозяина — ее действительно хорошо учили и если бы она пожелала, то давно получила бы и службу, и должность, и даже положение. Ее зацикленность на спасшем ее мальчишке была не благодарностью за оное спасение (побойтесь Ками, ну откуда у шиноби такая глупость?), не попыткой хорошо устроиться в жизни (хоть и не без этого) и даже не простой прагматичностью (хотя ее как раз было больше всего). Просто мальчишка, оставшийся таким же мягкохарактерным глупцом, лишь едва-едва зачерствевшим, оказался единственным для кого ее жизнь, да и она сама, хоть что-то значили.

Не проданная вместе с вирой отработанная макивара, не полезный актив, могущий дать какие-то дивиденды, не грелка в постель, не источник интересных чар и клановых методик подготовки но что-то другое. Что-то, что он тогда, давным-давно, отказался продавать ради благосклонности своих господ или возможного исцеления. Она не испытывала к нему той бесконечной верности, почти обожествления, что вызывала в ее сердце госпожа Акико. Зато была уверенна в том, что случись с ней очередная беда, ошибка или поражение, конкретно этот глупец, поднявшийся из почти самых низов мальчишка, не выбросит ее верность прочь, даже не удостоив взгляда в ответ.

И вот ради этого, ради того, чтобы не стать вновь еще одной заменимой деталью, чтобы никогда больше не сдерживать желание разрыдаться подобно маленькой девчонке, кутаясь в чужую ей рясу посреди холодной кельи, никому не нужной и забытой даже раньше, чем выброшенной… Ради этого она продолжит убивать, предавать и резать глотки во имя того, кто, будучи тысячекратно ниже, слабее и глупее ее прошлых господ, так и не научился смотреть на окружающих его людей словно на материал.

Возможно он прав был в том, что она лгала тогда, лгала о том, что этому клику был нужен господин.

Но Кейто точно знала, что этому клинку нужна та рука, которая не выбросит его вновь.

— Олег, я уже начинаю волноваться то ли за себя, то ли за тебя, — слабо улыбнулась Анжела, одевая сначала резиновые перчатки, а потом окровавленный фартук. — Просыпаюсь рано утром, а тебя в нашей каюте нет. Ты в своей походной лаборатории, занимаешься чем-то странным с этим прикованным телом и смотришь на него так пристально, что невольно возникает вопрос: «А не пора ли мне начать ревновать?».