Всю дорогу мы молчали, как будто в рот воды набрали. Лишь однажды Ник задал мне бессмысленный вопрос:

— Может, ты передумаешь?

Я упрямо тряхнула головой, давая понять, что этот вопрос можно считать закрытым. Мне сложно было понять, чего он так боится. Неужели думает, что нас могут убить? Сомнительно. Если бы хотели, то давно уже это сделали. Да и не верилось мне в то, что дьявол так легко выпустит то, что принадлежит ему по праву, но…

Это касается только скрипача, а вот со мной все не так уж безоблачно.

Я подумала, что не представляю какую-то ценность для этой темной половины скрипача. А если учесть то, как активно я ему сопротивлялась, то, по идее, ничего, кроме раздражения, я не должна у него вызывать. Да и Золотому Жорику я тоже не нужна.

Отогнав неприятные мысли, я уставилась в окно и незаметно для себя уснула. Если университет я все равно пропустила, то стоило воспользоваться случаем и немного поспать. Разговаривать при постороннем человеке не хотелось, тем более что я слышала о том, будто у Жорика везде есть свои люди. Кто его знает, этого таксиста, может, и он работает на Жорика?

Заплатив водителю требуемую сумму, Ник направился к небольшому трехэтажному дому. Я знаю, такие строили пленные немцы после войны. Вся улица состояла из таких вот потрепанных временем и людьми домиков, похожих один на другой. Окрашенные в один и тот же противный грязно-розовый цвет, они стояли стройной шеренгой, почти касаясь друг друга.

— У нас этот район называется «немецким кварталом», — объяснил Ник.

Я не стала спрашивать почему — и так было ясно. Под ногами чавкала жидкая грязь, и все вокруг казалось таким убогим и унылым, что мне стало понятно, почему Ник отсюда уехал.

— Жалкое зрелище, да? — спросил он, словно услышав мои мысли. — Я жил здесь с самого рождения и всегда ненавидел этот занюханный, грязный городишко. Мне всегда казалось, что здесь жизнь замерла, и плевать, что люди одеты по-современному, а в руках у них мобильные телефоны — этот город остался где-то в середине прошлого века, а может быть, и раньше. Он не живет и не умирает.

Я готова была с ним согласиться. Есть маленькие уютные городки, полные жизни и света, но этот… Этот произвел на меня гнетущее впечатление. Хотя, может быть, все дело в погоде? Когда на улице слякоть и небо затянуто темными тучами, все вокруг кажется угрюмым и мрачным.

— А как ты оказался у нас в «Империи»? — спросила я. — Я слышала, что Гурьев не очень охотно берет иногородних, да и вообще к нему сложно устроиться на работу.

— Он сам меня пригласил, — ответил Ник, — они с моей мамой учились в одном классе. А ты разве не знала, что он из нашего городка? Как-то на свадьбе дочери их одноклассника, куда меня пригласили играть, он услышал мою игру и позвал к себе работать. А я был рад до безумия, что смогу, наконец, вырваться из этой помойки. Впрочем, — он задумался, — город еще сам по себе ничего, а вот наш район…

Он не договорил, и я ждала, что же он скажет дальше. Нам пришлось протискиваться в узкий проход между двумя домами, когда дорогу нам преградила компания подростков.

— Вот о чем я говорю, — сказал Ник что-то малопонятное и приобнял, словно заявляя свои права на меня.

Я вздрогнула, решив, что вернулся дьявол, но Ник шепнул мне на ухо:

— Спокойно, не дергайся. Эти малолетние отморозки только и ждут, когда кто-то из нас проявит слабость. Ничего не бойся.

— Моро-о-озов, что ли? — протяжно спросил один из парней, долговязый и прыщавый. — Ты, говорят, стал крутым перцем. Говорят, что у тебя теперь бабок немерено. Поделился бы со страждущими.

— Заработай, — спокойно посоветовал Ник, незаметно заслоняя меня от приближающихся подростков.

— А ты бы не хамил, скрипач, а то мы тебе все пальцы переломаем, и ты не сможешь играть на своей балалайке, а бабу твою прямо здесь и оттрахаем, она так ничего из себя.

— Трахалка не выросла, — зло огрызнулся Ник.

Их было пятеро, и они чувствовали себя довольно уверенно, чего нельзя было сказать обо мне. Знала я такие компании. Они напоминали мне стаю бездомных собак, где один всегда заводила, а остальные просто озверевшие твари. Один неверный жест, одно неправильное слово — и они разорвут на куски. Невольно я вцепилась в руку Ника так, что даже пальцы побелели, ища у него защиты и поддержки, хотя прекрасно понимала, что он один с этой сворой не справится. Глазами я искала хоть что-то, чем можно было бы себя защитить.

— Слышь, Морозов, — продолжал гнусить парень, — а не проще ли дать нам то, что мы просим, и спокойно идти себе дальше? Обещаю, что мы вас даже пальцем не тронем.

Я готова была отдать им все, что у меня есть, но беда в том, что в тот момент у меня ничего не было, даже мобильник и тот в спешке забыла дома. А Нику, казалось, нравилось злить этих отморозков, он сплюнул под ноги прыщавому и спокойно сказал:

— А я тебе сказал, что, если нужны деньги, заработай себе столько, сколько требуется.

Парень размахнулся и… упал прямо в грязь. Я ничего не заметила, лишь услышала глухой удар. Из сломанного носа у подростка хлестала кровь. Остальные неуверенно топтались на месте, не зная, что же им предпринять. Потом один из них, мелкий и рыжий, попытался схватить меня за руку, и сразу же он, как и первый, полетел в лужу, обдав нас всех мутными холодными брызгами. Он что-то прошипел и выплюнул на асфальт сломанный зуб вместе с кровавой слюной. Ник тряхнул рукой и потер сбитые костяшки пальцев. Такого я от скрипача никак не ожидала. Без дьявола он казался мне совершенно беззащитным и слабым, каким и положено было быть музыканту и болезненному в прошлом мальчику. Я с удивлением посмотрела ему в глаза, боясь увидеть в них желтый огонь. Встретив мой взгляд, он улыбнулся. И глаза у него оставались все теми же, темными и глубокими, без каких-либо намеков на дьявольские всполохи. Человек как человек.

Когда эта свора набросилась на нас, я успела поднять с земли обрезок трубы и, не сомневаясь ни секунды, огрела одного из них по лицу. Если бы раньше мне кто-нибудь сказал, что я способна на такое, ни за что не поверила бы.

Никогда в своей жизни я не дралась. А уж о том, чтобы ударить человека по лицу, да еще и обрезком металлической трубы — об этом не могло быть и речи. Это было похоже на помутнение рассудка. Я даже подумала, а не крутится ли где-то поблизости наш дьявол, не его ли это работа, настолько необычным показалось мне этот состояние. С оставшимися двумя Ник разобрался довольно быстро, раскидал их в разные стороны, словно колоду карт. Они валялись испуганные и ошарашенные, даже пошевелиться боялись, лишь тихо постанывали, как будто это были не живые люди, а мягкие игрушки.

Переступив через распластанного на земле парня, Ник уверенно направился к подъезду, таща меня за руку, как маленькую девочку. Обрезок трубы я выбросила только перед дверью. Обернувшись, чтобы посмотреть, не преследует ли нас местная молодежь, я увидела, что они молча расползлись по домам.

— Вот уж не думала, что ты умеешь драться, — искренне сказала я. — Где ты научился этому? Если честно, то ты казался мне хлюпиком. Хотя от себя я тоже ничего подобного не ожидала.

— Здесь, — рассмеялся он. — Говорю же, что город у нас еще ничего, а вот наш «немецкий квартал» — это нечто. Он всегда был самым неблагополучным местом в городе. Что только ни делали, чтобы как-то облагородить этот гадюшник — бесполезно. Люди уезжали, приезжали новые, но почему-то всегда здесь селились только те, кого принято называть неблагополучными: алкаши, преступники, наркоманы — одним словом, отбросы общества. Чтобы здесь спокойно жить, надо уметь постоять за себя. Вот я и научился еще в детстве. Точнее, в подростковом возрасте, когда выздоровел, — он нахмурился, вспоминая, чем ему пришлось заплатить за жизнь. — Мне ведь в детстве прохода не давали. Я был не таким, как все. На физкультуру не ходил — у меня было освобождение. Всегда держался в стороне, и плюс к тому же еще и скрипка. Ботаник, одним словом. Сама знаешь, что таких всегда выбирают в качестве козлов отпущения. А потом мне пришлось все наверстывать. Если бы на месте этих сопляков был кто-то из старшего поколения, то они бы даже не подумали на нас нападать. Меня хорошо здесь знают и, поверь, не с самой лучшей стороны. Я даже боксом какое-то время занимался, но пришлось бросить, чтобы не травмировать пальцы. Пришлось выбирать между скрипкой и боксом. Это я только кажусь хилым, руки у меня сильные.