Это замечание Раиса восприняла как скрытую издевку и вспылила:

— А вот вы бы, пани Красецкая, последили бы за порядком вместе со мной, глядишь, и не резали бы у нас во дворе людей, словно кур!

Подозреваю, что Раиса Петровна всей своей мятежной душой завидует Аглае Дмитриевне. Как-то случайно я услышала, как она жаловалась Никишину с третьего этажа:

— Конечно, эта хитрожопая интеллигентка хорошо устроилась в жизни. Дня в своей жизни не работала. Сперва муж-профессор содержал, теперь вот сын-кардиохирург из Америки постоянно переводы шлет. А вот попробовала бы она попахать на железобетонном заводе, как я, да ей бы еще мужа-алкаша, и сына-придурка, и пенсию копеечную…

— Я не нанималась здесь соглядатаем работать, — ответила с вызовом Аглая Дмитриевна.

— А между прочим, — голос Раисы стал медово-въедливым, — если бы ваш сынок не уехал за границу, то я бы первым делом подумала на него.

Бедная воспитанная пани Красецкая даже задохнулась от возмущения, не в силах выдавить из себя ни слова. Потом кое-как взяла себя в руки и дрожащим голосом спросила:

— Это почему же вы так подумали, Раиса Петровна? Мой сын — доктор, а не мясник. Он не убивает людей, а спасает.

— А потому, любезная, что эти порезы были нанесены явно не кухонным ножом, а чем-то гораздо более острым, например, скальпелем, — объяснила, довольная тем, что смогла вывести старушку из себя, чертова карга, — и нанесены они профессионально. Уж я-то знаю — двадцать лет проработала медсестрой в больнице. На завод я пошла, чтобы пенсию себе заработать, меня же никто не содержал никогда.

Слушать дальше их спор я не стала, развернулась и пошла обратно домой. Идти в универ после всего случившегося мне совершенно не хотелось. Один раз за полтора года я могла себе позволить прогул, особенно если учесть, что у нас в группе есть такие виртуальные студенты, которых никто вообще в лицо не видел. Они появлялись, словно призраки, перед сессией, протягивали преподавателям зачетки со вложенными в них купюрами, получали свой зачет и исчезали до следующей сессии. Я же как полоумная добросовестно писала конспекты, не позволяла себе пропускать занятия даже тогда, когда у меня была температура, и принимала посильное участие в самодеятельности, гори она синим огнем!

Только дома я почувствовала, как меня трясет. Перед глазами вновь и вновь возникала страшная картина распоротого и выпотрошенного Светкиного живота и эта алая полоса на ее горле.

Забравшись с ногами на диван и укутавшись в шерстяной плед, я задумалась. А ведь я могла бы оказаться на ее месте! Жуть какая! Сразу же вспомнились слова Раисы о том, что, скорее всего, это работа маньяка. Да уж, вот маньяка нам здесь только и не хватало. Кое в чем зловредная бабка права: наш двор нельзя назвать спокойным. В заброшенном доме постоянно появляются разные сомнительные личности, и вечером в неосвещенном дворе могло произойти все что угодно.

Я взяла свой мобильник и позвонила Галке. Только она со своим неисчерпаемым оптимизмом и неугомонностью могла прогнать навязчивые жуткие картинки, возникающие в моем воображении. Да и надо же с кем-нибудь обсудить это незаурядное событие.

— Что там у тебя опять случилось? — услышала я в трубке звонкий голос подруги. — Обычно ты мне в такое время не звонишь. Опять ночные приключения?

— Хуже, — тихо призналась я.

— Еще хуже? — удивилась Галина. — Но ты ведь не с того света мне звонишь, значит, все не так уж плохо.

— Галюнь, — робко попросила я, — ты не могла бы ко мне прийти сейчас? Я в универ не пошла сегодня.

— Ого, — удивилась Галка, — это что-то новое. Жди, сейчас приду. Я и так собиралась кое-что тебе рассказать.

Не знаю, что там у нее за новости, но подозреваю, что очередная магическая ерунда. Главное — сразу же оглушить ее своим рассказом об этом убийстве, иначе потом ее уже будет не остановить. Иногда мне кажется, что Галина не только говорит, но даже думает скороговорками. Но хуже всего то, что она еще и старается срочно воплотить в жизнь все свои «грандиозные» планы. «Что ж, — подумала я, — новость о маньяке должна отвлечь ее от моих проблем».

Мой прогул все еще не давал мне покоя, я чувствовала себя преступницей и постоянно придумывала себе оправдания, хотя и не нуждалась в них. Разве убийство у самого моего подъезда — это не достаточно уважительная причина для того, чтобы позволить себе такую маленькую слабость?

Галка появилась через полчаса. Ворвалась в квартиру, как ураган, бросила на кресло шубу и принялась трещать без умолку. И так с ней всегда.

— Ну, говори, что там такое экстраординарное произошло у тебя, что ты даже в универ не пошла? — спросила она и, не дав мне даже слова сказать, продолжила свой монолог — Галина всегда говорит монологами, потому что у ее собеседников просто нет возможности вставить хотя бы слово.

— Слушай, я тут такое узнала! Обалдеть можно. Но ты, как всегда, мне не поверишь.

Она вскочила и принялась метаться по комнате. Неожиданно споткнулась обо что-то незаметное. Наклонилась и подняла с ковра маленький желтый комочек.

— Что это за хрень такая? — спросила удивленно.

— Канифоль, — просто объяснила я.

— Что это ты тут паяла? — удивилась моя подруга.

— Ничего я не паяла, это я вчера свою скрипку доставала. Помнишь, ту, детскую? Ностальгия замучила. Вот кусочек канифоли и вывалился из футляра, а я не заметила.

— Вот! — заорала Галка. — Вот о скрипке я и хотела тебе рассказать! Представляешь, у Гурьева в «Империи» завелся какой-то потрясающий музыкант. Ну, ты знаешь, у Гурьева вечно какие-то понты. Решил из своего кабака сделать приличное заведение и заманил откуда-то первоклассного скрипача. Так там теперь такое творится!..

Я насторожилась. Что-то в последнее время слишком часто в моей жизни стали возникать разговоры о скрипке и скрипачах. Вот теперь и Галка туда же!

— И что там такое невиданное творится? — уточнила я.

— Да говорят, что его музыка действует на людей, как наркотик. Представляешь, там все с ума сходят, когда он играет. Какие-то бешеные танцы, оргии. Там девки раздеваются догола и пляшут на столах. Просто дьявольская музыка.

— Ужас какой! — возмутилась я. — Но я сомневаюсь, что дело в музыке. Скорее всего, там наркоту во всю продают. Не пойму, если дела обстоят так, как ты говоришь, то почему Гурьев терпит этого музыканта? Выгнал бы в шею, и все проблемы решились бы.

Галюня посмотрела на меня, как на какое-то чудо заморское. Моя дремучесть ее всегда поражала. Многие до сих пор понять не могут, как мы, такие разные, столько лет дружим и никогда между нами не было ссор. Наверное, потому и дружим, что слишком уж разные. Мы с ней идеально дополняем друг друга. Когда-то у нас была еще одна подруга — Ани, вернее, Анна Светлова. Анютка…

Сердце сжалось от боли. Всегда, когда я вспоминаю ее, мне становится не по себе, как будто это я виновата в том, что у нее случилась эта чертова лейкемия. Это чудовищная несправедливость, когда шестнадцатилетняя девушка умирает через два дня после своего выпускного бала!

Она никогда не унывала. Даже за неделю до смерти она ухитрялась шутить. Глядя на свое отражение в зеркале, на бледное лицо и темные круги под глазами, она, потирая свою лысую голову, — волосы вылезли после химиотерапии — хихикала и говорила: «Я похожа на лысого мишку панда». Мы с Галкой долго не могли смириться с ее смертью. Зато потом она мне часто снилась. И всегда старалась меня успокоить…

— Гурьев держится за него всеми конечностями и готов за него глотку перегрызть любому, — отвлекла меня от грустных мыслей подруга. — После того как этот скрипач у него появился, в «Империю» не попасть. Люди ломятся туда, как в рай. Говорят, что даже записываются предварительно. Там длиннющая очередь.

Я пожала плечами. Рассказ Галки не внушал мне доверия. Конечно, музыка может оказывать на человека сильное воздействие, но не настолько. Почему-то мне казалось, что все эти россказни о волшебном музыканте и его влиянии на людей — это всего лишь удачный пиар. Люди любят всякую там мистику и с удовольствием попрутся куда угодно, лишь бы увидеть все своими глазами.