В 1973 году Брежнев принял участие в посвященной мне часовой телевизионной программе под названием ’’Торговля с русскими”. Он появляется на экране в конце, как всегда, широко улыбаясь, и рассказывает о моих торговых сделках с Советским Союзом и о наших с ним отношениях. ’’Арманд Хаммер делает очень большое дело, - говорит он. - Я помогаю ему, он помогает мне. У нас нет секретов, только деловые отношения”.

При Брежневе моя фирма подписала несколько торговых соглашений с Советским Союзом, одно из которых привело к заключению крупнейшей в то время сделки, когда-либо заключенной между Советским Союзом и иностранной корпорацией, на общую сумму около двадцати миллиардов долларов. Во время переговоров по этим соглашениям нам приходилось постоянно встречаться для их обсуждения, и разговор непременно переходил на более общие вопросы торговли между США и СССР.

Таким образом, совершенно верно, что мы обсуждали бизнес.

Но мы также обсуждали ограничение вооружений, детант и многие другие вопросы.

Моя связь с Советским Союзом, более или менее ослабевшая после ухода Хрущева на пенсию в начале семидесятых годов, приобрела новую силу. Благодаря улучшению отношений между Брежневым и президентом Никсоном условия для торговли между нашими странами значительно улучшились. Я сыграл в этом не последнюю роль.

(В 1978 году Советское правительство наградило меня орденом Дружбы народов за мои усилия в установлении дружеских отношений и экономического сотрудничества между нашими странами.)

Во время своего второго срока в Белом доме Никсон старался добиться серьезного сдвига в отношениях Соединенных Штатов с другими странами, и особенно с коммунистическими сверхдержавами — Советским Союзом и Китаем — после окончания войны во Вьетнаме. Он хотел похоронить холодную войну вместе со своей репутацией маккартиста и преследователя красных и войти в историю как президент, установивший мир между Востоком и Западом.

Политические и экономические причины такого резкого изменения направления американской иностранной политики были достаточно ясны: экономики Японии и Южной Кореи бурно развивались, оказывая влияние не только на район Тихого океана, но и на весь мир. Между промышленными странами Запада была провозглашена более или менее открытая торговая война. Чтобы удержать свое экономическое превосходство, Соединенным Штатам необходимо было вытеснить японцев с главных новых рынков, особенно с китайского и советского. Никсон стремился добиться этого, став торговым партнером обеих сверхдержав.

Для этого необходимо было установить мирные и терпимые отношения между тремя самыми могущественными странами на земле, от чего мир только выигрывал. Торговля стала ключевым вопросом не только для создания новой эры политических отношений, но также для обеспечения безопасности и расширения сфер влияния Соединенных Штатов.

Естественно, я следил за осуществлением идей Никсона с величайшим интересом и энтузиазмом: никакая другая политика не была так близка к моим собственным убеждениям.

Я хотел, чтобы фирма ’’Оксидентал” взяла на себя ведущую роль в новой политике детанта и воплотила в жизнь мою идею ’’разрядки путем торговли”. Наша корпорация была в лучшем положении для выполнения этой роли, чем любая другая американская фирма.

К этому времени были готовы все документы для заключения сделки по обмену удобрениями, которую я обдумывал и готовил в течение многих лет. В июле 1972 года фирма ’’Оксидентал” подписала с Советским Союзом пятилетнее соглашение о научно-техническом сотрудничестве во многих областях, включая обмен удобрениями. Я знал, что между подписанием соглашения и его осуществлением может пройти очень много времени. Мне нужна была помощь Брежнева.

В этот период Брежнев не принимал участия в рожденных детантом деловых связях, не встречался с американскими бизнесменами и практически не знал о нашей работе в Москве. Однако семидесятилетний опыт работы научил меня следовать правилу: если хочешь добиться успеха, имей дело с боссом.

В Советском Союзе все предприятия и учреждения подчиняются правительству, поэтому в каком-то смысле его можно рассматривать как гигантскую корпорацию, где глава правительства выступает в роли председателя правления директоров. Вскоре мне представился случай лично встретиться с Брежневым.

В середине 1972 года мне позвонил владелец антикварного магазина Сент-Этьен в Нью-Йорке по имени Отто Каллир. Он сказал, что у него есть два письма Ленина.

Он предлагал отдать их мне для передачи русским, если мне удастся убедить моих московских друзей подарить Каллиру несколько картин из коллекций ленинградского Эрмитажа или музея Пушкина.

Вот так сделка! Предложение было абсурдным, больше похожим на шантаж. Я считаю, что такие методы никогда не приносят успеха в отношениях с русскими. Тем не менее если Каллир говорил правду, то у него были документы огромной исторической важности. Я договорился о встрече, надеясь, что мне удастся его уговорить.

Я принес с собой несколько фотокопий полученных от Ленина писем. Внимательно рассматривая письма антиквара через увеличительное стекло, сравнивая форму каждой буквы с моими оригиналами, я пришел к выводу, что, насколько я могу судить, они подлинные.

Одно из писем, написанное по-французски в 1919 году, было адресовано ’’товарищу Лориоту и всем французским друзьям Третьего Интернационала”. Второе было написано по-немецки в 1921 году Кларе Цеткин и товарищу Леви.

Для полной уверенности с разрешения антиквара я сделал их фотокопии и отослал в Москву на экспертизу в Институт марксизма-ленинизма. В ответ я получил телеграмму с подтверждением подлинности писем.

Теперь мне предстояло убедить Каллира в очевидном: письма должны быть переданы Советскому Союзу. Я предложил ему несколько картин из своей коллекции и значительную сумму наличными. После многомесячных переговоров сделка наконец состоялась.

В октябре 1972 года, отправляясь по делам в Москву, я взял с собой письма Ленина.

В то время я больше всего был связан по работе с заместителем председателя Комитета по науке и технике при Совете Министров СССР Джерменом Гвишиани. Я передал ему письма Ленина с моим письмом Леониду Брежневу, в котором говорилось, что эти письма — мой ”дар правительству и народу СССР”.

Ответ пришел немедленно.

Мы с Френсис, как всегда, остановились в гостинице ’’Националь” в номере, где в октябре 1917 года жил Ленин. Через несколько дней после того, как я послал письма Брежневу, ко мне в гостиницу пришел Гвишиани и сказал, что, поскольку Брежнев в отъезде, письма Ленина были переданы Михаилу Андреевичу Суслову, секретарю ЦК КПСС, который хочет со мной встретиться.

Это была удивительная новость. Суслов считался идеологом марксизма-ленинизма, и иностранная пресса часто представляла его как сурового и негибкого человека.

Когда мы встретились, мне сначала показалось, что он соответствует своей репутации. Суслов был чрезвычайно высок, с худым лицом с высокими скулами и проницательными серо-голубыми глазами за толстыми линзами очков.

Но скоро я понял, что внешность Суслова не соответствовала его истинному характеру. Он произвел на меня впечатление скромного, чрезвычайно застенчивого человека, очень доброжелательного, несмотря на казавшееся безразличие. У него было интеллигентное лицо ученого и добрая улыбка. Когда он говорил о Ленине, лицо его озарялось внутренним светом.

На столе Суслова я заметил несколько томов Ленина с закладками. Очевидно, он читал его письма, в которых говорится о моей деятельности в Советском Союзе в двадцатые годы.

Суслов зачитал резолюцию Центрального Комитета Коммунистической партии, где мне выражалась благодарность за подаренные письма, и преподнес портрет Ленина, сделанный из серебра и других металлов, добываемых на Урале. После окончания встречи, провожая меня через секретариат, Суслов указал на дверь, выходящую в то же помещение, что и дверь сусловского кабинета, и сказал, что это кабинет Брежнева. ’’Генеральный секретарь Брежнев сожалеет, что не смог быть здесь сегодня, но по возращении в Москву он вам напишет, а когда вы приедете в СССР в следующий раз, поблагодарит вас лично”, — сказал Суслов.