Теперь мне нужно было заняться пропагандой своего предложения. Это была моя первая попытка оказать влияние на решение общественных вопросов, и с тех пор я считаю это чрезвычайно утомительным, но стоящим и увлекательным делом. Прежде всего я должен был заручиться поддержкой общественного мнения в Вашингтоне и в самой Великобритании.
Комитет Уайта был самой влиятельной организацией в США, выступавшей за помощь, поэтому в то время я часто встречался с Уайтом и писал ему. Вот одно из таких писем:
"Мне все время слышатся ваши слова "необходимо что-нибудь сделать для Великобритании", и я чувствую себя таким беспомощным — проходит день за днем, а мы ничего не можем добиться! С болью читаю я утром в газетах, что английское правительство обратилось к домохозяйкам с просьбой пожертвовать кастрюли, так как стране нужен алюминий, или что Англия с целью экономии валюты ограничила поставки продуктов питания населению — и эти люди сражаются за нашу свободу! Каждый день задержки поставок делает их положение гораздо более опасным (как, впрочем, и наше собственное). Вчера мне сказали, что эвакуация английских детей в нашу страну прекращена из-за отсутствия пароходов. Если бы сегодня Англия получила миллиард долларов, она смогла бы воспользоваться для перевозки детей пароходами, которые привозили бы из США закупленное на эти деньги продовольствие. А если у них вообще нет пароходов, то они по крайней мере смогли бы их купить".
Уайт оказывал мне неоценимую помощь, знакомя с нужными людьми в Вашингтоне, так как я хотел передать мое предложение на рассмотрение конгрессу. Сами англичане относились к нему менее положительно.
Британское посольство в Вашингтоне избегало официальных заявлений по поводу американской помощи: оно хотело бы ее получить, не демонстрируя при этом всю безвыходность своего положения. Страна отдавала на военные цели последние ресурсы, но гордые англичане не хотели обращаться к миру с протянутой рукой. Любая информация, свидетельствовавшая о том, что Британской империи не по карману война с Гитлером, вызывала ликование пропагандистской машины Геббельса в Берлине. Вопрос о производимом ими впечатлении настолько волновал англичан, что они не могли даже достаточно активно действовать в политических кулуарах Вашингтона.
В течение лета 1940 года я несколько раз встречался в Британском посольстве в Вашингтоне с советником посла Пинсентом. Он сообщал мне данные, необходимые для осуществления моего предложения, и неофициально поддерживал мои усилия, но его официальная позиция в этом вопросе была другой. 18 октября 1940 года я получил от него такое послание:
"Думаю, мне следует быть с вами совершенно откровенным по этому вопросу и сообщить наше мнение, что любое публичное обсуждение его в настоящее время не принесет нам пользы, а, возможно, наоборот. Мы сожалеем о дебатах, возникших в связи с предложением закона сенатором Кингом, и о других подобных разговорах и предпочли бы, чтобы эта тема больше не обсуждалась, по крайней мере до выборов".
Мне до сих пор трудно поверить в реальность этого письма. Оно как нельзя лучше демонстрирует так расстраивающую меня показную сторону характера англичан. Чувство справедливости вынудило их, наконец, выступить против Гитлера, однако, оказавшись в довольно плачевном состоянии, они уделяли слишком большое внимание вопросам "пристойности". Думаю, они только бы выиграли, если бы проявили немного прямолинейной американской напористости.
Наконец, 30 сентября 1940 года сенатор Кинг представил мое предложение на рассмотрение сенату. В этом месте мне хотелось бы иметь основания сказать, что сенат одобрил его быстро и без единого возражения. Однако этого не случилось. В действительности оно навсегда застряло в одной из сенатских комиссий, так и не попав на голосование.
Но я не смирился. Чтобы оказывать помощь Великобритании, нужно было доказать, что большинство американцев поддерживают эту идею. В октябре 1940 года я организовал через американские газеты анализ общественного мнения. Для выполнения этой работы я нанял специальную организацию, которая работала в тесном контакте с моими сотрудниками. Результаты оказались убедительными: 92 процента американских газет, выписывавшихся тридцатью четырьмя миллионами американцев, выступали за помощь.
28 ноября 1940 года меня пригласили в Белый дом на встречу с президентом, на которой я собирался сообщить ему результаты анализа.
Перед встречей в Овальном кабинете нам с бывшим послом США в Польше и Ирландии Джоном Кудахи пришлось довольно долго ждать в кабинете генерала Уотсона — секретаря, ответственного за встречи президента. На столе Уотсона лежала пара игральных костей необычно большого размера, подаренных Белому дому строителем Панамского канала генералом Геталсом. Кости были вырезаны из шпалы, использовавшейся во время строительства канала. Я выразил вслух восхищение по поводу этих костей. "Хотите сыграть, пока вы здесь ждете?" — предложил генерал. Мы уселись на ковер, достали деньги и стали бросать кости. Через полчаса президент освободился, и Уотсон ввел меня в Овальный кабинет.
"Господин президент, — сказал он Рузвельту, — думаю, вам следует внимательно выслушать этого человека. Ему действительно везет! Мы тут с Джоном Кудахи полчаса играли с ним в кости, так он выиграл у нас три сотни".
Откинувшись, Рузвельт издал характерный смешок и сказал: "Надеюсь, он не пустил вас по миру".
Президент Рузвельт излучал непреодолимое обаяние. Он с таким вниманием меня слушал и так глубоко и с пониманием дела обсуждал каждую деталь! Острота его ума прекрасно сочеталась с жизнерадостностью и непревзойденным чувством юмора. Если и до разговора в Овальном кабинете я был его преданным поклонником, то теперь полностью попал под его влияние.
Я передал ему газетные вырезки, и он принял их с большим интересом (на следующий день он даже принес их с собой на пресс-конференцию в Белом доме). Президент знал обо мне и моих намерениях. Он обратил мое внимание на целый ряд трудностей, связанных с обменом авианосцев на военные базы, но дал понять, что в принципе поддерживает подобный план действий и хочет, чтобы я помог его разработать.
Рузвельт считал, что Англия еще не исчерпала своих финансовых возможностей и вопрос об активной помощи должен быть отложен до того времени, когда это произойдет. ’’Господин президент, вы думаете, что Гитлер тоже будет ждать?” - спросил я.
Он криво усмехнулся и, мгновенье подумав, ответил: ’’Англичане могут бомбить Германию, а Германия - Англию, однако у Англии есть Соединенные Штаты, которые Германия никогда не сможет подвергнуть бомбежке”.
Я заметил, что это преимущество — временное: если Германия победит Великобританию и захватит ее острова в Карибском море, то у нее будут базы, с которых она сможет бомбить восточное побережье Соединенных Штатов. Президент не возражал.
Он сказал, что мой друг Бердсли Рамль обсуждал мое предложение с министром торговли Гарри Гопкинсом, вскоре после этого разговора возглавившим группу, осуществлявшую выполнение программы ленд-лиза (система передачи Соединенными Штатами вооружения, боеприпасов, стратегического сырья и продовольствия странам — союзницам по антигитлеровской коалиции в период второй мировой войны). Рузвельт попросил нас с Гопкинсом совместно разработать план действий. В течение следующих нескольких месяцев мы с Гопкинсом несколько раз встречались для этого у меня в конторе антикварного магазина. В конце концов был принят один из вариантов моего первоначального предложения, и Великобритания, наконец, получила 50 американских авианосцев, которые сыграли решающую роль в ее военных успехах 1941 года до вступления в войну Соединенных Штатов. Я знаю, что сыграл очень скромную роль в этом деле, но и она наполняет меня гордостью.
Одновременно я делал все, чтобы способствовать переизбранию Рузвельта на пост президента в 1940 году. Помимо оказания финансовой помощи избирательной кампании, я принял участие в деятельности организации, которая называлась ’’Писатели за Рузвельта”. Мы организовали серию радиопередач, в которых в художественной форме рассказывали о значении созданных Рузвельтом государственных программ оказания помощи бедным и пожилым жителям Америки. Газеты назвали наши передачи ’’новыми и исключительно интересными”, а Элеонора Рузвельт прислала мне письмо, в котором отмечала: ’’Какое замечательное дело вы организовали, чтобы помочь президенту!”
