«Рита, Риточка, Ритуля, моя королева Марго!

Ты лучшая, прекрасная, умная и замечательная, и я тебя очень и очень люблю. Не думай, что я пропал, потому что испугался родителей. Я глупо, совершенно непредсказуемо заболел воспалением легких. Меня держат под домашним арестом, но это ничего не значит. Как только я разгребу завал в своей жизни, я обязательно, слышишь, обязательно к тебе приеду, и мы больше никогда не расстанемся.

Смысл жизни — это любовь. Мой смысл — это ты! Люблю тебя, звездочка моя! Скучаю так сильно, что готов выть на луну. Потерпи еще чуть-чуть, малышка. Скоро я буду рядом.

Твой бестолковый мажор Антон».

— Антошка, — в дверь заглянула Арина Ивановна, — приехали из кафе.

— Кто? — я мгновенно оказался у входа.

— Толстяк какой-то.

— Зови его.

Я подпрыгивал от нетерпения на пороге, а когда увидел пыхтящего Азамата, поднимавшегося по лестнице, выскочил в коридор и затащил его к себе в комнату.

— Э, дорогой! — Азамат хлопал глазами с такими длинными ресницами, что ему позавидовала бы любая женщина. — Знал бы, что тебе везу, не поехал бы.

Он развернулся и хотел уже уйти, но я не позволил.

— Подождите, послушайте, что я скажу.

Я усадил хозяина кафе на стул и стал излагать ему свой план. Он только головой качал и удивленно хмыкал.

— Любишь, значит, нашу Ритулю?

— Очень. Жить без нее не могу. Каждый день скучаю.

— Тогда чего дома сидишь? За наследство держишься? А чо, богато живете, — он огляделся. — Зачем отказываться.

— Нет, дело не в деньгах. Я хочу, чтобы все счастливы были.

— О, твой план родителей не обрадует.

— Согласен, но я единственный сын, позлятся и простят.

— Антоша, — в спальню заглянула Арина Ивановна. Ее глаза возбужденно блестели, — сиделка приехала.

— Все, спасибо большое за чохохбили. Записку Рите передайте, только проследите, чтобы не выбросила. И скажите, что мы встретимся через несколько дней.

Азамат тяжело поднялся, сунул мое послание в карман и вовремя: в комнату вошла сиделка. Она подозрительно оглядела нас, но я схватил ложку и демонстративно засунул в рот еду.

— Вкусно, дорогой? — засуетился Азамат.

— Очень! Вы просто спасли меня от голодной смерти.

Как только они ушли, я кинулся к окну. Окна спальни выходили на дубовую аллею. Я смотрел как уходил хозяин кафе, как его провожала наша кухарка, и за обе щеки уплетал рагу, которое и вправду было невероятно вкусным.

Вечером приехала мама, которой сиделка доложила о случившемся. Но повар из кафе кавказской кухни не вызвал подозрений, а мой проснувшийся аппетит доказал, что я стою на пороге выздоровления.

— Мама, завтра я еду в университет. Скоро зимняя сессия, нужно сдавать зачеты.

— Ты еще не поправился.

— Мамочка, я не могу больше сидеть в четырех стенах. Ну, пожалуйста!

— Хорошо. Еще три дня. Я хочу, чтобы ты окреп.

— Убери тогда от меня своего соглядатая.

— Зачем? Клавдия Ивановна прекрасно за тобой ухаживает.

— Можно тогда хотя бы телефон. Я будто в клетке сижу, или на необитаемом острове.

— Да, пожалуйста.

Мама открыла сумочку и вытащила смартфон последней модели. Я был все себя от счастья и кинулся ее целовать. Она хитро улыбнулась и пошла к выходу.

— Да, сынок, можешь выходить на прогулку в сад. Но помни, за ворота ни ногой. Иначе…

— А если я уйду, что будет? — я не отрывал глаз от мобильника и не мог дождаться, пока она исчезнет.

— Иначе отправлю в Швейцарию в клинику. Сама отвезу и буду караулить, пока не поправишься.

— Хорошо, не волнуйся, я не нарушу нашу договоренность.

— Вот и славно.

Мать вышла за дверь, я провел пальцем по экрану и сразу открыл журнал вызовов.

Это была совершенно новая и чистая симка. В памяти светились только пять телефонов: родителей, Макса, Пашки и Маши.

— Вот зараза! — прошипел я, но почему-то совершенно не расстроился: контакты — дело наживное.

Главное, можно звонить в кафе. Я полез в интернет: он тоже был отключен. Мама постаралась по полной программе. Не страшно! Мы договорились с Азаматом на субботу, а сегодня был понедельник. У меня осталось несколько дней, чтобы завершить домашние дела и соединиться с Ритой.

Я настолько сгорал от нетерпения, что сжал нервы в кулак и сцепил зубы, чтобы выдержать это испытание.

Предложение Анжелы — плюнуть на все и выйти за Антона замуж, пока он зовет, — разбилось, как старая чашка с трещиной, на мелкие осколки. От мажора не было ни звука. После первых звонков и смс он будто исчез с этой земли. Растворился в воздухе, распался на атомы и нейроны.

Несколько дней пролетели как в тумане. Я механически ела, умывалась, шла на занятия и на работу.

— Рит, куда твой мажор пропал? — каждый день спрашивала Людочка.

— Он не мой. Живет своей жизнью, — отвечала я

Сердце так и сжималось от боли. Больше ни за что, никогда не буду доверять таким парням, как Антон. Их сладкие речи туманят мозги, лишают опоры под ногами. Хорошо еще до интима не дошло.

Как только за Людмилой закрывалась дверь, я яростно принималась мыть тарелки, а непрошенные слезы капали и капали в мыльную воду: я скучала, тосковала так, будто он был последним человеком в этом мире.

— Ритка, хватит выть! — опять врывалась в мойку Людочка. — Мужики, они такие: козлы и подонки, особенно детки богатых родителей.

Я убеждала себя, что Людмила права: надо мной посмеялись, и все. Но почему-то хотелось верить в другое. Я не знала, что и думать, и по вечерам как белуга ревела в подушку.

— Все, хватит! — не выдержала однажды Анжела. — Поехали к нему!

— Куда?

— В университет.

— Я не знаю, где он у-у-у-чится, — выла я.

— Черт! Как не знаешь?

— Он… говорил, что студент. Экономического факультета. Кажется… Ой, ничего не зн-а-а-а-ю!

— А вуз какой, дуреха?

— Не зн-а-а-а-ю…

— Так, зато тебе известна фирма матери. Поехали к ней.

— Ты что! Я ее как огня боюсь! Страшная женщина.

— Плевать! Мы в полицию обратимся, если она посмеет тебя обидеть.

— Она уже в прокуратуру жаловалась. Меня в декан-а-а-а-т вызывали. Нет, Анжелка, я хочу закончить учебу. Последний курс остался.

— Мать твою за ногу! Что же делать?

— У Антона отец хороший.

— Вот! Поехали к нему.

— Он свободный художник, я не знаю, где он обычно рисует.

— Господи! Ты вообще хоть что-то знаешь? В парках они стоят, и на рынках. Собирайся. Каждый день по одному месту будем проверять.

— Ты сошла с ума? — я даже реветь перестала, представив, во что мне обойдется дорога. — В Москве столько таких точек, что до конца жизни не успеем все обойти.

— Да, ты права. В общем, у тебя два варианта: смотаться к его матери на работу или ехать к ним в особняк.

— Никуда я не поед-у-у-у, — этот разговор вызвал новый приступ отчаяния.

— Слушай, а если это все-таки спор? Ну, порезвились мажоры и плюнули: надоело с такой несговорчивой, как ты, возиться.

Я села на кровати и будто в ступор погрузилась. Вспоминала, как Антон со мной разговаривал, как защищал меня от Павла, как в драку с ним бросился. Нет, не может быть, чтобы все это было хорошей игрой и только.

Что-то мелькнуло у меня под носом, и я вздрогнула. Анжела скакала передо мной и щелкала пальцами.

— Ты чего?

— Я уже не знала, как тебя привести в чувство. Застыла, как статуя, смотришь в одну точку и губами шевелишь. Жуть просто!

— Я думала. Нет, я точно Антону нравлюсь. Не ради пари он со мной общался.

Анжелка налила нам чаю, сделала бутерброды с маслом, щедро посыпав их сахаром. Она протянула мне один и замолчала. Видно было, что в голове ее шел настоящий мозговой штурм: хмурились и выравнивались брови, закрывались и открывались глаза, и только рот исправно выполнял свою работу.

У меня же мыслей не было совсем, но и плакать уже не расхотелось. Неожиданно на меня напал жор. Я съела один бутерброд, потом второй, и тут соседка сказала: