Я с ума сходил, все думал, как сообщить Рите, что я не бросил ее, потому что испугался родителей, а заболел. Но время, проведённое в постели, помогло успокоиться, собраться с мыслями и принять несколько сложных решений.
И главное: я понял, что идти на таран родительского упрямства нет смысла. Нужно действовать хитрее и умнее. План новой жизни в голове уже созрел, разложился по полочкам и ждал, когда планировщик оправится настолько, чтобы приступить к реализации задуманного.
Через неделю я чувствовал себя вполне несносно: боль в боку почти прошла, кашель стал легче, только слабость заставляла большую часть дня валяться в постели. Не знаю, может быть, мне кололи снотворное, но я все время спал, даже любимый спортивный канал смотреть не мог: десять минут — и снова в отключке.
Мысли о Рите постоянно бродили в голове. Как она? А вдруг тоже заболела? У нее нет таких возможностей, чтобы организовать лазарет на дому. В промежутке между сном и бодрствованием я сходил с ума от неизвестности, но помощи ждать было не от куда: в мою спальню входили только сиделка и родители.
Наконец, когда чувство тревоги и тоски пересилило мою немощность, я обратился к отцу:
— Пап, я ничего больше не попрошу, но, пожалуйста, съезди, навести Риту. Вдруг она тоже заболела.
— Ты в своем уме? Мать только расслабилась немного.
— Пап, девушка спасла меня. Неужели она не заслуживает награды? Я тебе адрес напишу. Ты только посмотри на нее издалека, если не хочешь общаться. И сфотографируй.
Отец нехотя согласился. Он вернулся к вечеру и, дождавшись, пока мы останемся в комнате одни, прошептал:
— Все в порядке с твоей королевой, не переживай. Она сильнее тебя оказалась. Живет, учится, работает. Грустная только.
— Правда? Грустная? Ох, батя!
Отец оказался настоящим другом: по памяти он написал мини-портрет Риты и на следующий день принес мне этот листок картона, залитый в целлофан. С этой минуты моя любимая всегда лежала меня под подушкой.
***
Сегодня был восьмой день моего заточения. Я умылся и подошел к окну. Утренний легкий морозец припорошил пожухлую траву и остатки листьев, Яркие лучи солнца отражались в серебре, весело играли бликами, и кое-где появились мокрые темные пятна талой воды.
Хотелось выйти в сад нестерпимо, а оттуда вырваться на волю, но я даже боялся об этом заикаться. Цербер в виде сиделки следил за каждым моим шагом. «Ничего, — убеждал я себя, — будет и на моей улице праздник!»
В дверь постучали, я даже не повернулся: кроме родителей и медсестры ко мне не допускали никого.
— Как ты, Антоша?
Арина Ивановна стояла с подносом у стола и улыбалась. Я, обрадованный, кинулся к ней и обнял добрую кухарку.
— Видишь, уже хожу, даже плясать могу, только не разрешают. Показать?
Я пустился вприсядку, но пошатнулся от головокружения и чуть не упал.
— Стой! Оглашенный! Успеешь еще, попляшешь. До свадьбы заживет, — засмеялась Арина Ивановна.
«Надо, чтобы зажило», — подумал я, но вслух спросил другое:
— Дама кто-то есть?
— Да. Охрана и прислуга, — ответила Арина Ивановна и поставила поднос на стол. Иди завтракать. Я с аппетитом сделал несколько глотков кофе. — Ох! Ну, ты и напугал нас! Ты даже в детстве так сильно не болел. Мать чуть не поседела.
— В ее тонированных прядях вряд ли можно заметить седину, — усмехнулся я, откусывая бутерброд с ветчиной. — У-у-у, как вкусно! Надоели эти жидкие каши. Арина Ивановна, а как вы моего Цербера обошли?
— Она на час домой отпросилась. Что-то ей там надо. Вот я и принесла тебе вкусняшек.
Стоп! Дома никого нет! Путь свободен!
Я сорвался с места и осторожно выглянул за дверь — пусто, потом заметался по спальне.
— Скорее, где моя одежда? Арина Ивановна, помоги мне сбежать. И деньги! Дай хозяйственные.
— Ты что? С ума сошел? — всполошилась кухарка и закрыла своим пухлым телом вход. — Только через мой труп! Не пущу! Да и вся охрана тебя караулит. Ты за порог выйти не сможешь, как схватят. Мать строго-настрого наказала.
— А отец где?
Я тяжело опустился на стул, пытаясь успокоиться. Опять чуть дров не наломал. Решил же действовать строго по плану.
— Этюды ушел писать. Они с Анной Анатольевной все время ссорятся из-за тебя. Ох, Антон, отстань ты от этой девчонки!
— Телефон с собой есть?
— Ну, а тебе зачем? — она подозрительно посмотрела на меня и шагнула к двери.
— Арина Ивановна, выручайте. Очень надо!
— Ритке звонить будешь?
— Нет. Я же не знаю ее номера. Вернее, не помню. Максу хочу. Арина Ивановна, миленькая, постой на стреме!
— Выпей сначала лекарство.
Она протянула мне блюдце со знакомыми уже пилюлями. Я проглотил их все разом и протянул руку.
Кухарка недоверчиво на меня посмотрела, вытащила из кармана мобильник и пошла к двери. Я обрадовался, и сразу залез в интернет. Номер телефона Риты я не знаю, а вот кафе, где она работает, наверняка есть в сети. Нашел я его сразу и теперь подпрыгивал в ожидании ответа.
— Да, — раздался в трубке веселый голос официантки.
— Людмила, это я, Антон.
— Да, пошел ты, говнюк, в баню!
Услышав в ухе короткие гудки, я недоуменно посмотрел на телефон: это что еще за сюрприз? Хотя… я же пропал на восемь дней. Естественно, что со мной никто не хочет разговаривать.
Я нажал кнопку вызова снова — никакой реакции. Смс я написать не мог, потому что звонил на стационарный номер, вот и набирал раз за разом без перерыва.
— Антошка, давай быстрее! — заволновалась у входа Арина Ивановна. — Кто-то приехал.
— Сейчас!
Я покрылся холодным потом и сел на кровать. От слабости клонило в сон. Черт! Надо перестать жрать таблетки! Наконец в ухе опять щелкнуло.
— Чего тебе надо, дарагой?
— Слушай, Гарик, или как там тебя? — я обрадовался так, что чуть не завопил от счастья. — Позови хозяина, быстро.
— Сам зови! — отключился усатый кавказец.
У меня внутри все дрожало от разочарования и злости. Я набрал снова.
— Арина Ивановна, поговорите вы, — зашептал яростно я.
— Не втягивай меня в свои игры! Хочешь, чтобы я без работы осталась? — замахала руками она.
— Просто скажите, что я тяжело заболел и как поправлюсь, обязательно приду.
— Да, — услышал я и сунул трубку в руку кухарки.
— Здрасте! — выпалила она. — Меня зовут Арина Ивановна, а вас как? Очень приятно Азамат Григорьевич, вы заказы на дом принимаете?
— Чт-о-о-о? — заверещал я одними губами.
— Нет? Очень жаль. Мой внук тяжело заболел, — я вытер пот со лба и устало опустился на кровать. — Он ничего не ест, все просит…
— Чохохбили, — подсказал я, догадавшись о задумке сообразительной кухарки.
— Чохохбили. Он пробовал это блюдо у вас, и теперь каждый день мечтает о нем, — она замолчала, прислушиваясь к ответу. Я тоже приник ухом к телефону, но ничего не разобрал. — Мы хорошо заплатим, — я показал три пальца, — в тройном размере за доставку и еду.
Арина Ивановна отключилась и посмотрела на меня. Я крепко прижал к груди кухарку.
— Спасибо! Спасибо!
— Привезут через час. Думаешь, Рита приедет?
— Нет, она сейчас на занятиях. Наверняка отправят Людмилу или Гарика. Я напишу записку. Хотя, лучше бы встретиться и переговорить с глазу на глаз.
— Ладно, пиши. Скоро твоя сиделка вернется. Лучше бы успели до ее приезда.
Я кинулся к столу, и тут в голову пришла новая мысль.
— Арина Ивановна, позовите ко мне Степана.
— А он уволился.
— Как?
— После того случая сразу ушел вместе с Ритой и больше не вернулся. Парням из охраны сказал, что работать на семью эсэсовцев не хочет.
— Правда, а почему я только сейчас об этом узнаю! — новость была просто сногсшибательной: на нашей стороне появился еще один человек. — Добудь мне его номер телефона.
Я летал по комнате от счастья. Мой план начинал приобретать реальные очертания. На таком подъеме я и написал Рите послание.