У Джастина не было ни ежедневника, ни планов, так что он сказал «да».

Задолго до того, как Эйнштейн придумал свою теорию относительности, любой ребенок мог сказать, что некоторые дни тянутся медленнее других, а иная неделя может превратиться в целую вечность.

Десять дней до новой встречи с Агнес Джастин чувствовал себя спутником, зависшим в открытом космосе и бешено вращающимся вокруг своей оси. Бывало, он сидел на уроке, уставившись на огромные черно-белые школьные часы, в деталях воображая свою трагическую гибель в бетонных джунглях или свои грядущие любовные подвиги, а очнувшись много часов спустя, обнаруживал стрелки ровно в том же положении. Это противоречило каким-то там законам физики, о которых он знал бы больше, если бы внимательнее слушал на уроке. Он пребывал в застывшем мире без линейного движения и уже перестал надеяться, что день, которого он в равной степени ждал и страшился, когда-нибудь наступит.

Через четверть секунды он наступил.

Джастин проснулся в назначенное утро, натянул старенькую зеленую ветровку поверх новой одежды, заново встроился в стремительный поток обычного времени и отправился на встречу с Агнес.

Лутон – городок небольшой, и до вокзала было всего пятнадцать минут пешком. По дороге он представлял их день и в который раз мысленно готовился ко всем сценариям, получившим за время ожидания целый набор чрезвычайно эротических концовок. Это помогло ему на время забыть свои обычные ужастики, в которых его похищала эстонская мафия, подрывали защитники прав животных или протыкал ножом озлобленный водитель автобуса. Последние десять ночей он снова и снова погружался в мир полугрез, в котором Агнес не могла от него оторваться; и с каждой ночью их игры становились все сложнее, все эротичнее и изощреннее. В какой-то момент реальность и фантазия поменялись местами, и его воображаемая жизнь стала намного ярче, чем настоящая.

Но теперь, при безжалостном дневном свете, его охватили сомнения. Может ли влечение к сексу побороть его страх перед опасностью? И каковы вообще его шансы по этой части? Он, похоже, в какой-то степени нравится Агнес, но в какой? Немножко? Очень? Настолько ли, чтобы заняться с ним сексом в поезде?

Он представил, как встречает ее на платформе, представил, что у нее красные глаза и заплаканное лицо, представил, как она просветлела при его появлении, как они едут вдвоем в тесном старомодном купе полупустого поезда. Она признается, как сильно страдает. Обычное увлечение превратилось в его воображении в подавленную страсть; она говорит, что перестала спать по ночам, потому что без конца думает о…

Он остановился на углу, подождал, пока машины его пропустят, и перешел дорогу.

Тут она смутится.

И вдруг бомба… нет!

Он представил себя опытным соблазнителем. Она смотрит на него этаким умоляющим взглядом, и наступает момент, когда никакие слова больше не нужны. Ее рот чуть приоткрыт, глаза широко распахнуты, она подносит руку к его щеке, и тогда он ее целует, сперва нежно, а потом страстно, смелее, чем она ожидала от какого-то неопытного юнца вроде него, и он будет целовать ее до тех пор, пока она не отстранит его и не начнет умолять: «Джастин, не надо». Но он не послушает, ведь на самом деле она этого хочет, и вот не прошло и секунды, как он уже расстегивает ее рубашку, задирает юбку, запускает руку между бедер, чтобы дотронуться до мягкого теплого изгиба ее… ее… ну, вы понимаете.

На ходу он врезался в какую-то девушку и вышиб мобильный у нее из рук на тротуар.

– Извините, – пробормотал он в ответ на ее гневный взгляд. И поспешил дальше, опустив голову.

Агнес будет жадно смотреть на него и стонать в его объятиях: «О боже, Джастин, перестань, нам нельзя, ты еще маленький!» – но они не перестанут. Он чувствовал ее губы у своего уха и слышал, как она шепчет хриплым, будто чужим, голосом:

– О, Джастин, вставь мне как следует…

БАХ.

Внезапно он оказался на земле, не до конца понимая, что с ним произошло. В первое мгновение он совсем не чувствовал боли, но через пару секунд она пронзила лоб и растеклась по телу с такой силой, что ему свело живот. Ему пришлось лечь, чтобы не нырнуть головой в кружащийся тротуар.

«О боже, тот самый голос!» – мелькнула у него мысль.

Вокруг собиралась толпа. Боб поскуливал и тыкался мордой Джастину в шею.

Джастин подумал: «Снайпер. Меня подстрелили».

Он с трудом сел, пытаясь нащупать на лбу липкую влагу, сочащуюся из огнестрельной раны. Сзади его бережно поддерживали за плечи чьи-то руки. Он сфокусировал взгляд, отчаянно прочесывая толпу в поисках киллера и дымящейся пушки в сточной канаве.

И ничего. Никакой крови. Никакой огнестрельной раны. Никакого орудия убийства. Ничего, кроме…

Фонарного столба.

Он врезался в железный фонарный столб. Ударом ему чуть лицо сквозь затылок не вышибло.

Какая-то старуха ткнула его клюкой:

– Ты что, придурок, слепой, что ли?

Сзади девочка с добрым лицом, густыми каштановыми волосами и такими же глазами, как у Питера, крепко держала Джастина, чтобы он не упал. Некоторое время она постояла рядом, слегка наклонив голову, прислушиваясь к беззвучному гулу спутанных мыслей, который исходил от его мозга, будто песня в плохом исполнении.

«Неудивительно, что он во все врезается», – подумала она.

Затем она наклонилась, потрепала Боба по спине, расправила юбку на ободранных коленках и нырнула в толпу. Ей было интересно узнать, когда их пути пересекутся снова.

А на тротуаре время замедлилось и поплыло, как грамзапись на пятнадцати оборотах в минуту. Джастин оперся на руку какой-то полной женщины средних лет с детской коляской, неуверенно встал и продолжил путь вместе со своим псом.

На вокзале он рассказал Агнес, что случилось. Она осмотрела шишку у него на лбу.

– Ты же не просто так вписался в фонарный столб?

– Именно что просто так, – нетерпеливо ответил Джастин. – Только я не сам, я почувствовал ее, она меня направляла. Я слышал ее голос.

– Что она сказала?

Джастин избегал ее взгляда.

– Не помню. Но это было ужасно. Как будто она издевалась надо мной.

– Ты уверен, что это не какая-нибудь сволочь мимо проходила?

– По-твоему, у меня слуховые галлюцинации? – Голова гудела, и он начинал сердиться.

– Я такого не говорила.

У перрона с визгом затормозил поезд.

– Пошли, – сказала она. – Это наш.

Народу в вагоне было много, так что сесть рядом они не смогли. Джастину полегчало. Не время соблазнять девушку, когда у тебя на лбу пухнет фиолетовая шишка размером с детский кулак.

Он смотрел в окно на прерывистую полосу зелени, протянувшуюся между Лутоном и Лондоном. С другого конца вагона доносилось щелканье фотоаппарата Агнес.

«Я вижу новостройку компании “Барратт”. Я вижу бешеную корову. Я вижу поле с пестицидами. Я вижу птицу со сломанным крылом. Я вижу…»

Он увидел потрепанного дряхлого осла с прогнувшейся спиной и поникшей головой, неподвижно стоявшего посреди общипанного поля. К своему ужасу, Джастин почувствовал, что у него на глазах выступили слезы.

В оконном отражении он видел, что на него уставилась какая-то девушка.

Он обернулся, чтобы получше рассмотреть, кто сидит напротив по диагонали. У соседки были короткие толстые ноги, короткое толстое тело, тусклые светлые волосы и огромные, как у эльфа, уши. Она развернула карту Лондона, разложила ее на походном рюкзаке, который стоял у нее в ногах, и улыбнулась ему.

– Извините, – сказала она Джастину с сильным акцентом. – Вы знаете, как я найду вокзал Виктория?

Он взял протянутую ему карту и стал внимательно изучать. В Лондоне он ориентировался не лучше ее, но чувствовал долг оказать помощь гостье.

– К сожалению, я не знаю, – сказал он в конце концов, возвращая карту.

– Может быть, вместе мы могли ее находить, да? – Она смотрела на него из-под белесых ресниц.