– Здорово ты его, – сказал Джастин.

– Лучше он от этого не станет.

– Хочешь вернуться и помочь ему исправиться?

Питер снова достал из сумки теннисный мячик. Когда они вышли на широкую поляну близ городского парка, он бросил его вдаль.

– Я давно хотел спросить, – начал он, не глядя на Джастина.

Боб принес мячик, и Питер снова забросил его подальше.

– Из-за чего ты… В смысле… почему ты сменил имя?

Джастин остановился.

– Долгая история.

Боб поймал мячик на лету посреди поля, аккуратно положил его на землю и вернулся к мальчикам без мяча. Джастин наклонился его погладить.

– У тебя никогда не бывает чувства, что у судьбы на тебя зуб?

– Нет, – сказал Питер. – А у тебя?

– Бывает.

– Странно. – Питер на мгновение задумался, потом посмотрел на Джастина: – Какое это имеет отношение к имени? Зачем его менять?

– Это часть маскировки.

– Маскировки?

– Ну да. Я скрываюсь от судьбы.

– Скрываешься?

– Да.

– От судьбы?

Он кивнул.

– Ничего себе, – пробормотал Питер. – Ты серьезно?

– Да.

Три четверти пути по просторам увядшей травы они шли молча.

– Интересно, – медленно проговорил Питер. – Конечно, я довольно много думал о предопределении, хоть и не совсем в том смысле, что ты. Иногда мне кажется, будто я помню что-то, что еще не произошло, но вполне возможно, что это действительно произошло, а я просто забыл.

Он наморщился.

– В смысле, если допустить, что Вселенная цилиндрична, и любая энергия когда-нибудь воссоединяется сама с собой, то, может быть, и мысли бегают по краю цилиндра, повторяясь до бесконечности. – Казалось, такая возможность его воодушевляла. – Тогда это значит, что мысль способна возникать где-то во Вселенной и существовать сама по себе, не будучи приписанной ко мне как индивидууму. По крайней мере, до поры до времени.

Джастин уставился на него.

– Скажем, например, тебе постоянно снится один и тот же сон, только ты каждый раз не уверен, действительно ли он тебе уже снился или это тебе только приснилось. – Он выжидающе посмотрел на Джастина. – Может, тут дело в постепенном исчезновении границы между реальностью, то есть активным расходованием энергии, и мыслью, то есть пассивной энергией. В любом случае существование акта, или в данном случае сна, не подвергается сомнению. Вопрос в том, как он существует и как мы отличаем энергию мысли от энергии действия. Как видишь, ты затронул весьма интересную тему.

Он помолчал.

– Взять, к примеру, Боба. Он существует или нет? Ты его видишь, я его вижу. Достаточно ли этого, чтобы подтвердить его существование? Я бы сказал, да. Ведь в какой-то момент идея, возникшая больше чем в одной голове, начинает существовать сама по себе, не только в философском смысле, но и в том смысле, что она становится объектом расходуемой энергии. Меня давно интересует теория о том, что мысль – это настолько же достоверное выражение энергии, как… – Он помедлил, глядя на Боба, гнавшего к дереву белку. – Как бегущая собака.

Боб позволил белке убежать, и она бешено взвилась по спирали наверх, к безопасности.

– Это не совсем то, что мы называем судьбой. Но в каком-то смысле имеет к ней отношение, – сказал Питер, виновато улыбаясь.

Джастина поразили логические выкладки Питера. Его собственный разум бешено скакал то вверх, то вниз, беспрерывно пытаясь нащупать опору в ускользающей реальности. Он и не смел соваться в непроходимые дебри, в скрипучие катакомбы, устланные трупами сомнений, непонимания и паранойи. Его разум не захватывали теории, его захватывал страх.

Они продолжали идти молча. Несколько сотен метров спустя, у развилки, Джастин остановился, думая, что бы сказать напоследок. Но так и не придумал.

– Пока, – сказал он.

Питер смотрел ему вслед:

– Джастин!

Джастин обернулся.

– Я… я думаю, тебе стоит познакомиться с моей сестрой. Ты ей понравишься. В смысле, тебе она тоже может понравиться. – Питер смущенно улыбнулся. – В любом случае вам надо познакомиться.

Джастин молча кивнул, но Питер остался доволен, как будто они только что договорились о чем-то важном.

Каждый направился к своему дому в глубоких раздумьях.

Жизнь продолжала преследовать Джастина. На второй неделе занятий, когда он шел к раздевалке после физры, тренер по атлетике оттащил его в сторону.

– Кейс! – рявкнул Тренер. – Ты не думал всерьез заняться бегом?

Боб навострил уши. Он любил хорошенько побегать.

Джастин смотрел куда-то вбок.

– Эй, Кейс! Ты меня слышал?

Джастин кивнул.

– Ну так как? Нам не хватает людей в этом году.

– Я не умею бегать.

– Чушь, – выпалил Тренер. – Посмотри на себя. Немного потренироваться, и сможешь бегать кроссы хоть круглые сутки.

Джастин уставился на Тренера с недоверием. Дэвид Кейс никогда не выглядел как спортсмен. Одно дело поменять гардероб, и совсем другое – собственное телосложение.

– Кейс, ты что, слабоумный? – нетерпеливо огрызнулся Тренер. – Раз так, то ты непригоден.

Джастин покачал головой. «Я же ненавижу спорт, – подумал он. И в следующую же секунду: – Супер!»

Тренер закатил глаза.

– Ответь, Кейс. Просто ответь хоть что-нибудь.

– Ладно, – сказал Джастин. Боб завилял хвостом.

Питер усмехнулся, когда услышал новости.

– Тебе понравится, – сказал он. – Не сразу, конечно, сначала будет кромешный ад. Но со временем привыкнешь.

Джастину было все равно, понравится ему или нет, сразу или потом. Кроссы представлялись ему неким извращенным способом саморазрушения, который заключался в бесконечных изнурительных забегах по неприглядным городским окраинам под аккомпанемент едких издевок садиста-тренера, чью жизнь загубила посредственность.

Команда Тренера ни разу не завоевала титул чемпиона графства. Сам Тренер не вырастил ни одного будущего олимпийца. Еще ни один выпускник средней школы Лутона не возвращался туда спустя годы и не заявлял, что бег сыграл важнейшую, да что там говорить, ключевую роль в его жизни. Надбавка к зарплате за те три дня в неделю, когда Тренер терпел презрение и равнодушие бесталанных подростков, и близко не покрывала размах его разочарования.

Даже зная все это, Джастин втайне был рад открывшимся для него спортивным перспективам. Никогда еще ему не говорили, что он вообще способен бегать, уж тем более целый день. Дэвид Кейс определенно не атлет, но Джастин? У Джастина явно были задатки.

Его тело уже и так начало незаметно меняться. За последние восемнадцать месяцев он вырос на пятнадцать сантиметров. Его ноги, всегда непропорционально длинные по отношению к торсу, стали еще длиннее, а ступни вытянулись на два с половиной размера. Но весь он был какой-то мягкий, медлительный. Требовалось немалое воображение, чтобы представить, что он когда-нибудь изменится.

На первой же тренировке его погнали наматывать круги по школьному стадиону в бешеном, как ему казалось, темпе. Боб радостно скакал вокруг. Через десять минут Джастин начал выдыхаться. Тридцать минут спустя он свалился на обочине дорожки, с трудом переводя дыхание: дрожащие ноги свело судорогой, легкие горят, горло пересохло, живот ходит вверх-вниз. Боб лизнул его лицо, а потом изящно опустился рядом, чтобы вздремнуть.

– Слабак! – прошипел кто-то из команды.

Один за другим они пробегали мимо по серой спортивной дорожке, и каждый пытался отличиться самым уморительным оскорблением:

– Привет, бабуля!

– Кис-кис-кис.

– Придурок.

– Вставай, Психейс!

Последнее крикнул Тренер.

Джастин едва слышал оскорбления. Его больше волновало, как восстановить приток кислорода к мозгу.

Питер ничего не сказал, когда пронесся мимо, но его молчание было исполнено сочувствия.

Семерых из пятнадцати мальчиков в команде Джастина отобрали потому, что они смогли убежать от местных полицейских. Еще пятерых принудили к участию шантажом, поскольку с их академической успеваемостью приходилось искать другие оправдания, чтобы оставить их в школе. Когда Тренер ненадолго отлучался, большинство из них пользовались моментом, чтобы затянуться сигареткой прямо у дорожки.