XXI. Nyarlathotep And at the last from inner Egypt came The strange dark One to whom the fellahs bowed; Silent and lean and cryptically proud, And wrapped in fabrics red as sunset flame. Throngs pressed around, frantic for his commands, But leaving, could not tell what they had heard; While through the nations spread the awestruck word That wild beasts followed him and licked his hands. Soon from the sea a noxious birth began; Forgotten lands with weedy spires of gold; The ground was cleft, and mad auroras rolled Down on the quaking citadels of man. Then, crushing what he chanced to mould in play, The idiot Chaos blew Earth’s dust away. XXI. Ньярлатхотеп И вот явился из Египта он — Царь Темный, кланялся кому феллах; Надменен, худощав и скуп в речах, В шелка заката цвета облачен. Что б ни сказал он – верил люд всему, Но повторить не мог его слова, А по народам разнеслась молва, Что лижут руки хищники ему. Отрава вышла из морских глубин — Держав забытых шпилей силуэт; Мир треснул, и безумных вспышек свет Растекся средь расколотых домин. Затем, своих забав стирая плод, Развеял Землю Хаос-идиот. XXII. Azathoth Out in the mindless void the daemon bore me, Past the bright clusters of dimensioned space, Till neither time nor matter stretched before me, But only Chaos, without form or place. Here the vast Lord of All in darkness muttered Things he had dreamed but could not understand, While near him shapeless bat-things flopped and fluttered In idiot vortices that ray-streams fanned. They danced insanely to the high, thin whining Of a cracked flute clutched in a monstrous paw, Whence flow the aimless waves whose chance combining Gives each frail cosmos its eternal law. “I am His Messenger,” the daemon said, As in contempt he struck his Master’s head. XXII. Азатот Меня доставил бес в пустые дали За все известные скопленья звезд, Где время и материя пропали, Был Хаос лишь, сумбурный зла форпост. Шептал там в мраке Властелин громадный О снах своих, осмыслить что не мог, Вкруг вились твари внешности нескладной В воронках, что раздул лучей поток. Они плясали дико под скуленье Безумной флейты в мерзостных когтях, Чьих волн бесцельных глупое смешенье Закон привносит во вселенных прах. «Посланник я Его», – мне бес сказал И тумака Владыке грубо дал. XXIII. Mirage
I do not know if ever it existed — That lost world floating dimly on Time’s stream — And yet I see it often, violet-misted, And shimmering at the back of some vague dream. There were strange towers and curious lapping rivers, Labyrinths of wonder, and low vaults of light, And bough-crossed skies of flame, like that which quivers Wistfully just before a winter’s night. Great moors led off to sedgy shores unpeopled, Where vast birds wheeled, while on a windswept hill There was a village, ancient and white-steepled, With evening chimes for which I listen still. I do not know what land it is – or dare Ask when or why I was, or will be, there. XXIII. Мираж А был ли он, я спрашиваю снова — Забытый мир, чрез Время что плывет — Но часто зрю его во мге лиловой, Сна смутного мерцающий налет. Там были башни, с плеском странным реки, Диковин лабиринт, простор небес И та заря, что будит в человеке По вечерам желание чудес. Безлюдный брег, осокой обрамлен, Где вились птицы, а над ним Деревня с колокольнею, чей звон Вечерний памятью моей храним. Не знаю, что за край – спросить боюсь, Когда там был, иль только окажусь. XXIV. The Canal Somewhere in dream there is an evil place Where tall, deserted buildings crowd along A deep, black, narrow channel, reeking strong Of frightful things whence oily currents race. Lanes with old walls half meeting overhead Wind off to streets one may or may not know, And feeble moonlight sheds a spectral glow Over long rows of windows, dark and dead. There are no footfalls, and the one soft sound Is of the oily water as it glides Under stone bridges, and along the sides Of its deep flume, to some vague ocean bound. None lives to tell when that stream washed away Its dream-lost region from the world of clay. XXIV. Канал Есть место жуткое в неясном сне, Там окружают без жильцов дома Канал дурной, смердящий как чума От мерзости какой-то в глубине. Там переулки, сузившись в верхах, До улиц вьются, что на картах нет, Луна роняет призрачный свой свет На окна мертвые в косых рядах. Шагов не слышно там, звучит лишь плеск Скользящих черных маслянистых вод — Теченье под мостами их несет До океана, зрим вдали чей блеск. Неведомо, когда унес поток Из яви сей заблудший в снах мирок. |
