XVII. A Memory There were great steppes, and rocky table-lands Stretching half-limitless in starlit night, With alien campfires shedding feeble light On beasts with tinkling bells, in shaggy bands. Far to the south the plain sloped low and wide To a dark zigzag line of wall that lay Like a huge python of some primal day Which endless time had chilled and petrified. I shivered oddly in the cold, thin air, And wondered where I was and how I came, When a cloaked form against a campfire’s glare Rose and approached, and called me by my name. Staring at that dead face beneath the hood, I ceased to hope – because I understood. XVII. Воспоминание Объял высокий звездный небосклон Степей и взгорий беспредельный край, В кочевьях освещал огонь костра Мохнатый скот под бубенцов трезвон. Спускался вдаль на юг широкий дол До темной и извилистой стены, Питону первобытному сродни, За вечность форму камня что обрел. На холоде пробрала дрожь меня: Но где я? Как же я сюда попал? Поднялся некто в зареве огня И громко имя вдруг мое назвал. Вглядевшись в трупа жуткий силуэт, Лишился я надежд, узнав ответ. XVIII. The Gardens of Yin Beyond that wall, whose ancient masonry Reached almost to the sky in moss-thick towers, There would be terraced gardens, rich with flowers, And flutter of bird and butterfly and bee. There would be walks, and bridges arching over Warm lotos-pools reflecting temple eaves, And cherry-trees with delicate boughs and leaves Against a pink sky where the herons hover. All would be there, for had not old dreams flung Open the gate to that stone-lanterned maze Where drowsy streams spin out their winding ways, Trailed by green vines from bending branches hung? I hurried – but when the wall rose, grim and great, I found there was no longer any gate. XVIII. Сады Йина За той стеной, что небеса почти Достала древней кладкой башен мшистых, Полны порханья да цветов душистых, Раскинулись висячие сады. Дорожки и мосты там над каналом, Где отражается чудесный храм, И льнут на вишнях лепестки к ветвям, И цапли реют в поднебесье алом. Я б всё увидел – ведь распахнули сны Врата в тот парк светильников-камней, Ручьи где вьются тихо средь теней От лоз, что густо переплетены! Когда ж предстал пред мной стены оплот — Увы! – в ней больше не было ворот. XIX. The Bells
Year after year I heard that faint, far ringing Of deep-toned bells on the black midnight wind; Peals from no steeple I could ever find, But strange, as if across some great void winging. I searched my dreams and memories for a clue, And thought of all the chimes my visions carried; Of quiet Innsmouth, where the white gulls tarried Around an ancient spire that once I knew. Always perplexed I heard those far notes falling, Till one March night the bleak rain splashing cold Beckoned me back through gateways of recalling To elder towers where the mad clappers tolled. They tolled – but from the sunless tides that pour Through sunken valleys on the sea’s dead floor. XIX. Колокола Годами слышал гулкий звон далекий Я в ветре полуночной черноты, Не с колокольни, что встречал в пути, Но чуждый, как из бездны преглубокой. Ответ я в снах и в памяти искал, Представил звоны каждого виденья И Иннсмут, чайки в белом оперенье Где вились подле шпиля, кой я знал. Так и дивился я б далеким нотам, Но хладный дождь раз в мартовскую ночь Меня направил к памяти воротам И к башням, что звонили во всю мочь — Но от течений, мчавших в глубине Чрез затонувший дол на мертвом дне. XX. Night-Gaunts Out of what crypt they crawl, I cannot tell, But every night I see the rubbery things, Black, horned, and slender, with membraneous wings, And tails that bear the bifid barb of hell. They come in legions on the north wind’s swell, With obscene clutch that titillates and stings, Snatching me off on monstrous voyagings To grey worlds hidden deep in nightmare’s well. Over the jagged peaks of Thok they sweep, Heedless of all the cries I try to make, And down the nether pits to that foul lake Where the puffed shoggoths splash in doubtful sleep. But oh! If only they would make some sound, Or wear a face where faces should be found! XX. Ночные мверзи Обитель их под гробовой плитой — Ночами вижу тварей о рогах, Худых, крылатых, черных, о хвостах С двойной колючкой, злобой налитой. Они с бореем предстают ордой И, грубо сжав меня в своих когтях, Несут к мирам в безрадостных цветах, В колодце страха скрытым чернотой. Над гребнем Тока мчатся в вышине, К моим мольбам глухи, и в самый ад, До озера, что источает смрад, Где брызжут шогготы в притворном сне. О, если б издавали звук они, И лик несли, где лица быть должны! |